Военная пропаганда. Почему российская армия не может обойтись без политруков

Известно, что американская армия научилась находить контакт с обществом. Похоже, что российское руководство решило последовать примеру США, но только делает это по-своему. В структуре Министерства обороны создано Главное военно-политическое управление, и уже назначен указом Владимира Путина его начальник — генерал-полковник Андрей Картаполов.

Напомним, что до последнего дня существовало Главное управление по работе с личным составом Вооруженных сил и возглавлял его полковник Михаил Барышев. Контраст званий значительный, особенно если учесть, что Картаполов одновременно будет являться заместителем министра. Из этого можно понять, какое значение придают работе нового подразделения в Кремле.

История этого управления — характерная по-своему картинка постсоветской действительности. На протяжении практически всей советской истории в армии существовало Главное политическое управление, знаменитый ГлавПУР. Большевики изначально не видели армии без института комиссаров. Сперва не было доверия к военспецам — офицерам из «бывших»; потом, когда после чисток и естественной смены поколений, «бывших» не осталось, необходимо было присматривать за моральным обликом военнослужащих, а главное, за их идейной направленностью, вести пропагандистскую работу. В этом заключалась уникальность Советской армии, а вслед за ней и прочих вооруженных сил в соцстранах.

В «нормальных» странах армия всегда находилась вне политики, а следовательно, вне политического воспитания. Считалось, что приносимой офицерами клятвы на верность вполне достаточно. Даже в странах третьего мира, где военные перевороты следовали один за другим, армия с презрением относилась к политикам и захватывала власть именно как надполитическая сила.

Значение ГлавПУРа не следует преувеличивать. Его многолетний начальник Алексей Епишев не являлся даже замминистра обороны, а его авторитет был несопоставим с авторитетом министра Дмитрия Устинова. Всерьез к политработникам не относились, считая их неизбежным придатком системы. Впрочем, Георгия Жукова сняли со скандалом с должности, вменив ему в вину пренебрежительное отношение к политорганам. Поэтому ссориться с ними также остерегались.

После запрета КПСС и распада СССР в 1991 году ликвидация ГлавПУРа стала неизбежной. Но выбросить на улицу десятки и десятки тысяч профессиональных политработников было невозможно, равно как перевести их в разряд строевых офицеров. Поэтому путем переименования было создано Главное управление воспитательной работы (оно в разные годы называлось по-разному, в зависимости от вкусов начальства). Примерно так же кафедры научного коммунизма по всей стране стали в то же время стали кафедрами политологии и социологии. Что в первом, что во втором случае результат был схожим — институты и люди, созданные для определенных целей в конкретных условиях, вынуждены были приспосабливаться под совсем другие нормы жизни.

«Воспитатели» не смогли решить ни одной из задач, стоявших перед ними. Они не справились с дедовщиной и новыми проявлениями неуставных отношений, таких как возникновение этнических группировок в армии, которые навязывали свои правила игры. Актуальность дедовщины спала лишь после перехода на годовую службу и широкое распространение контрактников и переход армии с самообслуживания на аутсорсинг. Во время первой чеченской войны мотивация военнослужащих была на низком уровне, цели и задачи боевых действий оставались им непонятными.

Если рассматривать проблему рационально, то в армии нужны не «воспитатели» и тем более не пропагандисты, а военные психологи, консультанты-юристы и священнослужители — для тех, кому они требуются. Ведь с расширением профессионализации армии многие вопросы отпадают сами собой. Контрактники, воюющие в Сирии, не нуждаются в комиссарах, в отличие от призывников, воевавших в Афганистане или в 1990-е в Чечне.

Впрочем, судя по всему, основная задача, которая ставится перед новым управлением, направлена не внутрь армии, а вовне — создание положительного имиджа Вооруженных сил, ведение информационной войны.

В современных условиях сражения действительно порой ведутся не на поле боя, а в киберпространстве. Помнится, в 2014 году, в разгар боев на Донбассе, когда ополченцы в конце августа перешли в контрнаступление, в интернете были такие информационные вбросы, что трудно было понять, что происходит на самом деле. Сообщалось, со ссылкой на непонятные источники, что Мариуполь окружен, что неизвестные войска видели уже к западу от него и т. д. Вспомним и актуальный скандал вокруг предполагаемого вмешательства ГРУ в американские выборы.

Однако за рубежом кибервойнами и психологическим воздействием на противника занимаются специализированные подразделения внутри собственно армейских структур, а не в аппарате Министерства обороны. В рассматриваемом случае речь может идти скорее о пропагандистской работе в старом смысле слова. Однако в условиях открытого информационного общества, всеобщего распространения интернета, доступа к социальным сетям подобная задача значительно усложняется. Нужны новые специалисты, неординарные идеи, свежие подходы. Имеются ли они у Министерства обороны?

Сейчас администрация президента явно проигрывает битву за пенсионную реформу, ее пиарщики никак не могут создать удовлетворительный «креатив», чтобы население смирилось с повышением возраста ухода на отдых. Откуда же военные найдут своих пиарщиков, тем более в погонах, которые могли бы оперативно откликаться на постоянно меняющиеся и усложняющиеся вызовы времени? Пока стабильность в армии держится на популярности главнокомандующего, достаточном денежном довольствии и несомненных военных успехах — от Чечни и Грузии до Крыма и Сирии. Пиарщики тут по большому счету не нужны. Но если ситуация изменится, то мастера промывания мозгов могут оказаться бессильными.