Долгожданная встреча глав США и России в Хельсинки вызвала широкий резонанс и стала причиной многочисленных дискуссий по обе стороны Атлантики. Официальные пресс-релизы пестрят протокольными дипломатическими формулировками о продуктивном и откровенном диалоге в дружелюбной атмосфере. В российской экспертной среде сам факт встречи Трампа с президентом Путиным оценивают как положительный импульс, способный оживить двусторонние отношения.
Иное восприятие сложилось в Штатах: демократы и умеренные консерваторы обвиняют Трампа в национальном предательстве, а реалисты и ультраконсерваторы пишут о возвращении реализма в американскую внешнюю политику. Главе Белого дома не повезло и с тем, что наиболее влиятельные масс-медиа, формирующие общественное мнение, выступили против него единым фронтом. Что на самом деле произошло в финской столице и почему двухчасовой разговор с Владимиром Путиным нанес очередной репутационный удар Трампу?
Первое, на что стоит обратить внимание, — это формат встречи. Тот факт, что лидеры двух стран по-прежнему не могут обменяться прямыми двусторонними рабочими визитами и вынуждены ограничиваться двухчасовой встречей на нейтральной территории уже позволяет говорить о наличии серьезных системных проблем в отношениях Вашингтона и Москвы. Вряд ли за столь ограниченное время Трамп и Путин могли найти решения проблемам, которые последовательно копились еще со времен Джорджа Буша-младшего.
Любые договоренности с высокой долей вероятности носили общий характер. Главная цель данной встречи, как бы парадоксально это ни звучало, заключалась не в поиске компромиссов по украинскому, сирийскому, северокорейскому или иранскому вопросам. Каждый из этих кейсов уникален, сложен и многослоен. Первые два направления имеют для Америки не только внешний, но и внутренний характер, что автоматически усложняет процесс принятия Трампом каких-либо конкретных решений.
Именно украинская и сирийская проблематика стали основными статьями антироссийских санкций. Благоприятная для России риторика Трампа привела к тому, что Конгресс абсолютным большинством принял специальный закон, запрещающий администрации отменять или ослаблять санкции в одностороннем порядке. Более того, нарратив о необходимости дальнейшего давления на Москву является консенсусным для демократов и республиканцев в обеих палатах Капитолия.
Иными словами, Трамп не контролирует «российское досье» и любое его решение в данном направлении не может считаться легитимным до соответствующего утверждения в профильных комитетах Сената. Многие российские эксперты упускают эти важные нюансы, обращая слишком много внимания на дружелюбные заявления Дональда Трампа. При этом реальность такова, что именно в период его президентства были приняты основные законы и резолюции, предполагающие широкие ограничения в отношении Москвы, были утверждены решения о поставках летального вооружения на Украину и начат процесс активизации на ближневосточных треках.
Не все однозначно и внутри самой администрации. Кадровые назначения Трампа не позволяют говорить о готовности к серьезному диалогу. Все члены команды от вице-президента Майка Пенса до госсекретаря Майка Помпео считают Россию не просто противником, а главным идеологическим и политическим врагом. Трудно себе представить ситуацию, при которой такие ястребы-неоконсерваторы, как советник по национальной безопасности Джон Болтон и министр обороны Джеймс Мэттис резко изменят свои взгляды в отношении лично президента Путина и политики Кремля в Сирии и на Украине.
Еще труднее заставить Никки Хейли, постоянного представителя США в Совете Безопасности ООН, перестать выдвигать резолюции, обвиняющие Россию в гуманитарных катастрофах в Сирии. Таким образом, пока неясно, на кого будет опираться Трамп в собственной администрации в своем желании вывести отношения с Москвой из зоны геополитической турбулентности. Нельзя забывать о том, что формула «доверие со стороны Путина = доверие России» не работает, когда речь идет о Трампе и Америке.
Точечные соглашения могут быть достигнуты в рамках иранского вопроса. Соединенные Штаты и их основной региональный стратегический союзник Израиль заинтересованы в минимизации политического, военного и экономического присутствия Ирана в Сирии. В какой-то мере ослабление иранского фактора исходит и из интересов России, которая стремится упрочить свои геополитические позиции на Ближнем Востоке.
Для Израиля, безопасность которого является основным приоритетом Вашингтона, присутствие россиян в Сирии не представляет столь серьезной проблемы, учитывая установившиеся доверительные отношения между премьером Нетаньяху и Владимиром Путиным. Однако и в этом направлении существуют значительные оговорки: проблема личности Башара Асада, стремление Демократической партии США сохранить внешнеполитическое наследие Обамы — «ядерное соглашение» с Тегераном и абсолютно разное видение постконфликтной конфигурации.
Принимая во внимание вышесказанное, можно прийти к выводу о том, что фундаментальная цель встречи заключалась в необходимости банального наличия личного диалога, что крайне важно для сохранения культуры стратегического сдерживания, выработанной после Карибского кризиса 1962 года. Ряд инцидентов в Сирии, в которых могло произойти прямое военное столкновение США и России, заставили мир еще раз вспомнить о хрупкости глобальной безопасности. Задача минимум для наиболее могущественных ядерных держав современности — не позволить кризису перейти из холодной фазы в горячую.
Для достижения этой цели необходимо начать процесс восстановления доверия, что невозможно без прямых контактов между первыми лицами. Оба лидера идут на определенные внутренние риски, особенно Трамп. Демократы точно не упустят возможность использовать его встречу с Путиным для извлечения конкретных электоральных дивидендов на грядущих промежуточных выборах в Конгресс в ноябре и в президентской гонке 2020 года.