Шестого июня 1820 года в Горячие Воды, селение, жавшееся к горе Машук, въехало три экипажа. В одном из них находился генерал Николай Раевский, при имени которого служивые вытягивались в струнку и отдавали честь, а в другом сидели два молодых человека лет двадцати. Один был сын генерала, тоже Николай, а второй — коллежский секретарь Александр Пушкин. Поэту, никогда прежде не путешествовавшему, не хотелось начинать унылую службу в Новороссии, и он под предлогом болезни выпросил себе отпуск для поправки здоровья, отправившись с семьей генерала на Кавказские Минеральные Воды. Питье и принятие горячих ванн растянулось на два месяца. Так началась «южная ссылка» поэта. Из известных людей Пушкин едва ли не первым посетил курорты Северного Кавказа. За ним последовал Михаил Глинка в 1823 году, потом многократно Михаил Лермонтов, Лев Толстой, Антон Чехов. Окрестности Пятигорска и Кисловодска стали местом классических сцен русской литературы.
Водные процедуры
Медицина прошлого знала мало лекарств и надежных средств для излечения недугов. Поэтому популярным рецептом поправки здоровья были минеральные воды. Считалось, что их питье, а также купание в них избавляет от множества болезней. К концу XVIII века в Европе сложилась традиция посещения горячих и холодных источников — Мариенбад, Карлсбад, Бат, Виши. Важную роль в поездках играла возможность не только лечения, но и приятного времяпровождения. На курортах собиралось модное общество, завязывались полезные знакомства.
В России употребление минеральных вод началось при Петре I, узнавшем о них в ходе поездок по Европе. С того же времени воды находятся в ведении казны. Первые изведанные источники располагались далеко от больших городов. При отсутствии приличных дорог и культуры использования вод частные лица не могли зарабатывать на соответствующих услугах, а правительство изначально не желало терять источник дохода, пусть даже гипотетического. Кроме того, оно опасалось хищнической эксплуатации природных ресурсов.
Но в моду воды вошли через сто лет, когда под власть русского царя перешел район предгорья Большого Кавказского хребта, в будущем известный как Минеральные Воды. Местные жители сообщали об имеющихся источниках. Ряд ученых и медиков провели исследования, в том числе знаменитые русские немцы — Петер Симон Паллас и Федор Гааз. Результатом стал рескрипт императора Александра I от 1803 года о признании государственного значения Кавказских Минеральных Вод и необходимости их устройства. Тогда же началось их освоение. Но еще в 1820 году курорты пребывали в довольно жалком состоянии. Как вспоминал Пушкин: «Мы черпали кипучую воду ковшиком из коры или дном разбитой бутылки».
Однако через девять лет, когда поэт во второй раз посетил и Кисловодск, и Пятигорск, контраст был разительным: «Нынче выстроены великолепные ванны и дома. Бульвар, обсаженный липками, проведен по склонению Машука. Везде чистенькие дорожки, зеленые лавочки, правильные цветники, мостики, павильоны. Ключи обделаны, выложены камнем; на стенах ванн прибиты предписания от полиции; везде порядок, чистота, красивость». Прием одной ванны стоил один рубль. Что же произошло?
Медицинский департамент Министерства внутренних дел, в ведении которого находились все минеральные воды империи, в 1822-м заключил контракт с итальянскими архитекторами братьями Бернардацци. Они должны были обустроить курортную зону. Их работу курировал знаменитый наместник Кавказа генерал Алексей Ермолов. Большую часть рабочей силы составляли его солдаты.
Бернардацци вели комплексную застройку курорта, не только питьевых галерей и ванн, но и гостиниц, церквей, планировали кварталы и улицы. Посетивший в 1837 году Пятигорск Николай I одобрил в целом работу Бернардацци, пожурил за то, что «церковь крайне тесна и не соответствует городу во всех отношениях», и велел выдавать ежегодно по 200 000 рублей на благоустройство.
Минеральные Воды развивались в первую очередь за счет казенных денег, на которые создавалась инфраструктура. Только в 1862 году при Александре II курорты передали в частные руки. Но этот опыт был признан неудачным, и в 1883 году вернулись к прежней практике, но теперь кавказскими водами заведовало Министерство земледелия и государственных имуществ, сдававшее их в аренду.
И уже на подготовленную почву хлынул поток предпринимателей из России и из-за границы. Множились трактиры, рестораны, всякого рода увеселительные заведения. Развешивались афиши: «Удивительный фокусник, акробат, химик и оптик будет иметь честь дать великолепное представление сегодняшнего числа в восемь часов вечера, в зале Благородного собрания (иначе — в ресторации); билеты по два рубля с полтиной». В год только Кисловодск принимал до 42 000 человек, им сдавалось до 4800 квартир. В сезон нарзану разливалось до семи миллионов бутылок, а винная лавка продавала водки на 700 рублей в день.
Интенсивное строительство в Минеральных Водах шло вплоть до 1914 года. Так, в Пятигорске в 1908 году купец Замков возвел на месте дома Орлова, купленного у областного управления за 50 000 рублей, гостиницу «Бристоль». Историк Сергей Боглачев приводит отзыв одного из первых ее постояльцев: «Сейчас я живу в такой гостинице, входя в которую, мне кажется, что я в Париже или Берлине. Таких прекрасных сооружений нет на заграничных курортах». В номерах имелись телефоны, электрическое освещение, ванны. По роскоши ей не уступала гостиница «Эрмитаж» купца Александрова. В 1894 году городская дума Пятигорска запретила строить деревянные и саманные дома, что породило бум промышленности стройматериалов. В окрестностях возникли десятки кирпичных заводов, известково-алебастровые, лесопильные и столярные фабрики. На строительных подрядах поднялись целые династии.
Водолечение развивалось и в других районах России. Известным курортом до 20-х годов XIX века был тихий Липецк. Героиня комедии князя Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды» восклицала: «Я признаюсь вам, что Липецк рай земной! Любезность жителей и прелести природы Мне здесь полезнее, чем все на свете воды». На западе империи был известен Друскининкай, куда съезжалась аристократия Польши, Литвы и Белоруссии, а под Псковом — Хилово. Возвращаясь к Кавказу, стоит заметить, что его морское побережье как курорт еще не развивалось. Добираться туда было тяжело — железную дорогу вдоль Черного моря до Грузии начали строить только в 1914 году. В итоге, как отмечает крымский историк Андрей Мальгин: «Ялта была столицей российских курортов, когда Сочи влачил жалкое существование маленькой абхазской деревни».
Крымская здравница
Бродский писал: «О, девятнадцатый век! Тоска по востоку! Поза изгнанника на скале! И, как лейкоцит в крови, луна в твореньях певцов, сгоравших от туберкулеза, писавших, что — от любви». Туберкулез был самой страшной болезнью XIX века, от него умирало больше людей, чем от сифилиса. В России он погубил лучших: Исаака Левитана, Антона Чехова, композитора Василия Калинникова. Скученность населения — результат массовой миграции в города — приводила к повсеместному заражению бациллами. Медицина не знала средств от чахотки, как тогда называли болезнь, и могла предложить только поездки на курорты или смену места жительства. Считалось, что солнце и теплый сухой климат действуют укрепляюще.
В Европе возникли санатории, подобные давосскому, описанному Томасом Манном в «Волшебной горе». Но Швейцария и Ривьера были доступны лишь немногим в России, и необходимость найти целебную местность поближе и подешевле заставила обратить внимание на Крым.
Полуостров достался империи в 1783 году. Большая часть татар эмигрировала в Турцию, и Таврида оставалась безлюдной, имела значение лишь севастопольская бухта, где базировался Черноморский флот. Начало обустройства крыма положили новороссийские генерал-губернаторы Арман де Ришелье и Михаил Воронцов. Первый построил себе резиденцию в Гурзуфе, второй в 1830–1840-е годы возвел в Алупке роскошный дворец, подавая пример русской аристократии. Он много сил вложил в обустройство Южного берега Крыма (ЮБК), который во время посещения его Пушкиным в 1820 году проездом из Минеральных Вод казался по контрасту совсем еще диким местом.
Но именно проблемы легочных больных стали стимулом для освоения Крыма. Как писал доктор Владимир Дмитриев, «Южный берег Крыма если и уступает Ривьере по средней годовой и особенно по средней зимней температуре, зато во всех остальных климатических условиях составляет сколок с нее. У нас даже есть своя Ницца — Ялта...» Именно его трудами город стал восприниматься как лучшее в России лечебное место для чахоточных.
Императорский двор показывал пример, ведь от туберкулезного менингита умер после безуспешного лечения наследник престола Николай, а у его матери императрицы Марии Федоровны также была чахотка. На ЮБК для здорового летнего отдыха было построено два дворца — Ливадийский и Массандровский, куда члены царской семьи ездили вместо Лазурного Берега. Александр III жил здесь до последних дней. Вслед за императорской семьей потянулись и представители высшего света. Кореиз, Симеиз, Мисхор обзаводились собственными роскошными постройками. Однако позволить их себе могли немногие, основной поток публики состоял не из аристократии, а из разночинного народа, который снимал временное жилье.
Поначалу земельные участки в Крыму получали представители высшего света, но их наследники начиная с 1870–1880-х годов распродавали владения под застройку либо превращали семейные замки в пансионы. В освоение полуострова азартно включались и новые деньги, например миллионер-железнодорожник Петр Губонин, выходец из крепостных. Он решил вложить деньги в курортный бизнес и в 1881 году купил за 250 000 рублей владение в Гурзуфе, принадлежавшее когда-то Ришелье. Губонин решил устроить курортный городок — комплекс из шести гостиниц, ресторан, магазины, телеграф и православный храм. Он привлек архитектора Теребенева, отвечавшего за царские дворцы в Крыму, и тот спроектировал неповторяющиеся здания в оригинальном стиле. В сезон у Губонина номера сдавались в зависимости от класса от 1 до 10 рублей за сутки. Полный пансион стоил 60 рублей в месяц. Постояльцы имели услуги европейского уровня вплоть до телефона и душа с морской водой.
Но Гурзуф, развивавшийся по единой концепции, оставался исключением. Большинство курортов осваивались мелкими владельцами. Скажем, в Алупке было построено два отеля, 20 пансионов и около 150 дач, последние возводились на землях, взятых в аренду, ибо наследники Воронцова, владевшие поместьем на правах майората, не могли продавать участки. Номера в Алупке стоили 55–100 рублей в месяц. В канун Первой мировой начали образовываться акционерные общества с учредительным капиталом до 6 млн рублей для комплексного освоения Фороса, Ласпи, Батилимана (даже академик Вернадский вложил свои деньги), но война разрушила эти планы.
Первым из знаменитостей на лечение на сакские грязи отправился Гоголь еще в 1835 году. Чехов, намаявшись на европейских курортах, переехал в Ялту в 1898-м: он купил за 4000 рублей участок и построил на нем дом, что обошлось ему в 25 000 рублей — очень большие деньги по тем временам. Для сравнения: усадьбу в Мелихово в 213 га со всеми постройками Чехов купил за 13 000 рублей.
Но дороговизна не отпугивала приезжающих. Лев Толстой прожил в Гаспре в Голицынском дворце десять месяцев в 1901–1902 годах. Максим Горький приезжал в Крым 11 раз и даже устроил в ялтинскую гимназию юного Самуила Маршака. Бунин, Куприн, Мандельштам, Ахматова, Цветаева — все они полюбили полуостров и могли позволить себе отдых там. Дом Максимилиана Волошина в Коктебеле был широко известен среди столичной богемы своим гостеприимством. Даже эмир Бухары построил себе в Ялте резиденцию — шедевр архитектуры.
Поначалу Ялта угнетала Чехова: «Помесь чего-то европейского, напоминающего виды Ниццы, с чем-то мещански-ярмарочным. Коробообразные гостиницы, в которых чахнут несчастные чахоточные». Но за 20 лет город преобразился, получив славу «русской Ниццы». Правительство вкладывало огромные деньги в инфраструктурные проекты (один только мол обошелся в 1,5 млн рублей), а частники уже развивали сервис, который давал работу тысячам людей. На строительство дворцов, дач, дорог, пристани сходились рабочие со всей России (одним из них был молодой Горький). Еще больше народу трудилось в отелях, пансионах, ресторациях, лавках, кафешантанах и прочих увеселительных заведениях.
Освоение Крыма дало толчок развитию ландшафтного дизайна и садоводства. Никитский ботанический сад, Массандровский, Мисхорский и прочие парки засаживались экзотическими деревьями, кустарниками и цветами, которых еще не знали в России. Они выступали и как питомники, и как школы паркового, винодельческого искусства. Из Крыма вышли сотни садовников и агрономов.
Местные жители от этого получали стабильный заработок: рыбаки-греки снабжали отдыхающих рыбой и устрицами, болгары — фруктами, овощами и вином (промышленное виноделие стремительно развивалось в Крыму, в том числе под нужды туристов — модное тогда «винолечение»), татары изготовляли сувениры, сладости, служили проводниками и сдавали лошадей напрокат, делали кумыс.
Ласточкино Гнездо построил нефтепромышленник Штейнгель, чей дядя работал у Губонина, а на скалах Адалары был устроен ресторан «Венеция», к которому с берега начали даже прокладывать канатную дорогу, но помешала война. Созданная менее чем за полвека курортная инфраструктура имела такой потенциал, что практически служила основой для приема отдыхающих и привлечения туристов все годы советской власти.
Выезд на кумыс
В середине XIX века в России появилась новая мода — лечение кумысом. Его в первую очередь использовали от туберкулеза, но также считалось, что кобылье молоко помогает и от множества других недугов: «малокровье, желудочно-кишечные и легочные катары, золотушные страдания разных форм; изнурение от физических и нравственных причин». Как писали тогдашние доктора: «Болезненный цвет кожи и больной вид лица изменяются в более живой и здоровый; у больных, озабоченных своей болезнию, обнаруживаются живость и веселость в характере».
Первое заведение открыл под Самарой врач Нестор Постников в 1858 году. Он взял в аренду 19 десятин земли под устройство лечебницы и еще 860 десятин под пастбище для кобылиц. Казна дала ему ссуду в 8000 рублей. В его объявлении указывались цены: «Дачный домик с мезонином и террасою — 110 рублей серебром за сезон… Квартира о трех комнатах каждая по 135 рублей серебром. Квартира о двух комнатах, с небольшой передней, по 65 рублей серебром».
Дело процветало, в заведении Постникова пациентам предоставлялись все услуги для культурного отдыха и развлечений. Он открывал новые филиалы своей лечебницы, а с 1895 года начал торговлю по России и Европе консервированным кумысом по технологии, разработанной его сыном Борисом: «Кумыс-экспорт не портится, высылается ящиками, шестьдесят бутылок — 30 рублей, включая доставку большой скоростью по железной дороге».
Звездный час лечебницы наступил в начале XX века, когда другой сын, Сергей, ставший одним из ведущих предпринимателей города, был даже избран самарским городским главой. Отдыхающие у Постниковых могли уже пользоваться телефоном в номерах и заказывать автомобиль.
Кумысолечебницы возникали в Самарской, Оренбургской и Уфимской губерниях. Поездки на кумыс вошли в жизнь аристократии и среднего класса России. Важно отметить, что поставщиками кумыса были в основном башкиры, для которых прием «кумысников» являлся важнейшим источником заработка. Большая часть пациентов предпочитала не культурные лечебницы, а юрты, так как считалось, что для лечения важен и степной воздух — «башкирская кибитка на кочевке, нанимаемая для помещения, с кумысом для одного человека стоит от 12 до 25 рублей в месяц». В 1914 году лишь 4,5% отдыхающих жили в кумысолечебницах, остальные предпочитали снимать жилье у башкир. Цена за бутылку кумыса колебалась от 8 до 12 копеек.
Самым известным любителем поездок на кумыс был Лев Толстой. Первый раз он отправился в самарские степи в 1862 году — перед началом работы над «Войной и миром». Второй раз он побывал у башкир в 1871 году и буквально влюбился в этот край, подружился со многими кочевниками. Ему так там понравилось, что он купил 2500 десятин. Жене он писал: «Земля — нетронутый ковыль с сотворения мира, родящая лучшую пшеницу… продается башкирцами по 3 рубля за десятину… Для покупки здесь имения особенно соблазняет простота и честность, наивность и ум здешнего народа». И вплоть до 1883 года граф ездил на кумыс уже со всей семьей, в свои собственные владения. Но народ испортился быстро — крестьяне платили арендную плату неисправно, их долг составил более 10 000 рублей, в итоге пришлось имение продавать почти за бесценок.
Другой русский гений Антон Чехов побывал на кумысе в 1901 году, только что женившись, уже тяжело больной туберкулезом. Он писал: «Пью кумыс и в одну неделю, можете себе представить, увеличился на 8 фунтов».
Кумысолечение сыграло важную роль в модернизации степных просторов Заволжья и Приуралья. Местное население получило источник стабильных доходов и активно втягивалось в рыночные отношения и сервисную экономику. Традиционное занятие — коневодство — сохранялось в значительных масштабах, что было важно для плавного перехода от кочевого образа жизни к оседлому, поскольку свободные земли распродавались переселенцам из России.