Ключевая проблема, которая лежит в основании нынешней модели общества, — это колоссальные социальные диспропорции, нарушение интуитивно понимаемого принципа социальной справедливости. Даже такой популярный сюжет как коррупция приобретает свою значимость именно как причина этих диспропорций; сама по себе коррупция мало кого бы трогала в России ввиду своей тотальности. Но она становится способом для объяснений парадоксов окружающей жизни.
Сюжеты, подобные свадьбе дочери судьи Елены Хахалевой, плохи тем, что они активируют скрытые социальные обиды, дают им символическое выражение, как во фрейдизме сон служит символом скрытых в человеке комплексов. Но, в отличие от психоанализа, никакой внятной терапии государственная идеология сегодня предложить не может, предпочитая просто вытеснять проблему. Ведет это, как известно, к острым неврозам.
Конечно, можно успокаивать себя тем, что техника блокировки социальных неврозов становится все более изощренной: мощные психотропные вещества, хорошо обученные санитары, дозированная картина мира не позволят пациентам буйствовать в палате. Но здесь, возможно, купируются только старые, классические риски. Одновременно со средствами контроля прогресс производит и способы их обойти или использовать в деструктивных целях.
Политолог Глеб Кузнецов описывает нам явление «краснодарской свадьбы» через призму распространенного в регионах социального цинизма:
«Так называемый простой человек в любом субъекте федерации постоянно сталкивается с условной Хахалевой: местечковыми олигархами — судебными, административными, из бизнеса или политики. Показная роскошь региональных элит вызывает огромный отклик и большое возмущение — это истории из обычной жизни. Наши элиты не понимают, в каком мире они живут, они, в отличие от Запада, не научились жить изолированно. Семейные кланы, сочетающие экономические возможности, присутствие в политике и в судебной власти, — обычное дело в западном мире, но там люди научились жить своей жизнью, не выставляя ее напоказ. Наша элита не ощущает, что не надо показывать себя обществу, что надо контролировать показное потребление. Раздражает людей не условный Сечин со своей супругой и яхтой, а местный чиновник, с которым в своей жизни взаимодействует каждый человек. Сечин — это сказка, а Хахалева — соцреализм».
Особенность подобных резонансов состоит в том, что они, создавая информационную волну, достигают гораздо реального результата по дискредитации сложившегося порядка вещей, чем осознанные усилия оппозиции. Тусклые дебаты Алексея Навального и Игоря Стрелкова вызвали в целом скепсис и снисходительное пожимание плечами. Судья Елена Хахалева, вернее, волна ее имени, сделали гораздо больше для поддержки общественного разочарования в элитах.
Хотя на это дело можно смотреть ровнее и спокойней, как это делает Александра Архипова, культуролог из РАНХиГС:
«Сейчас свадьба — это обряд перехода, в котором человек резко меняет свой социальный статус. Кроме того — это завязывание отношений одной группы людей с другой. Это значимый повод показать, что с группой выгодно иметь дело: есть смысл заключать контракты, торговать, вступать в военные союзы. Поэтому должны быть продемонстрированы все богатства. Свадьба — яркий пример феномена «демонстративного потребления». На нее тратится заведомо больше денег, чем группа имеет. Краснодарская история на самом деле следуют традициям российских свадеб — это тип купеческого демонстративного поведения, что очень распространено на юге России.
Хорошая свадьба «по понятиям» никогда не будет играться соизмеримо с доходами родителей жениха и невесты; я знаю ситуацию, когда люди занимали денег на свадьбу, а потом всю жизнь отдавали. Проблема в том, что традиция демонстративных праздников умирает. Современная свадьба в городских кругах столицы — это сдержанное мероприятие ровно по доходам. Поэтому любая богатая свадьба воспринимается как демонстративное поведение не для своих: посмотрите, какие мы богатые, какие вы бедные. И это вызывает сильную социальную вражду».
Читайте также еженедельный экспертный обзор «Платформы»