Экономический прагматизм: трансграничное банкротство увеличит шансы кредиторов на возврат денег

В июне 2017 года в ЕС вступает в силу уже второй по счету общеевропейский акт, регулирующий трансграничное банкротство — Регламент (Regulation) № 2015/848. В России трансграничное банкротство на протяжении двух десятилетий считается модной темой для обсуждения на разных уровнях. Но на практике банкротство у нас остаётся исключительно национальной концепцией.

Риски для кредиторов

В условиях глобального рынка отсутствие механизма трансграничного банкротства негативно сказывается на конкурентоспособности российской экономики. Если значительное количество компаний владеют имуществом и ведут бизнес не в той стране, где они созданы, то интересы кредиторов должны быть одинаково защищены по всему миру. Сейчас это совсем не так. Например, для нашей страны типична ситуация, когда компании, инкорпорированные в других странах, предпринимательскую деятельность ведут только в России. В условиях исключительно национального регулирования банкротства кредиторы таких компаний могут только полагаться на исполнительное производство в России, либо пытаться начать банкротство в другой стране. Кроме того, у кредиторов нет доступа к специфическому инструментарию возврата активов, который даёт банкротство. Например, они не могут оспаривать сделки и привлекать к материальной ответственности контролирующих лиц должника.

Институт трансграничного банкротства позволил бы начинать процедуру банкротства в стране, где должник ведет основную экономическую деятельность, и шансы на возврат денег у кредиторов в таком случае существенно бы увеличились. В конечном счете, это означает меньшие риски для кредиторов, и, как следствие, более дешевые кредитные средства для экономики.

Общее поле Европы

Однако создание этого института во всем мире сталкивается с рядом сложностей. Процедура банкротства всегда вводится судом, а суды за редкими исключениями из области публичного права не бывают транснациональными. Поэтому процедура банкротства, открытая в одной стране, не имеет автоматического эффекта в другой. Разумеется, во всех странах решение иностранного суда может быть признано и приведено в исполнение, но соответствующая процедура занимает несколько лет и требует значительного финансирования. Кроме того, далеко не всегда суд одной страны признает судебные акты, принятые в другой, особенно если такой суд убеждён, что этот конкретный вопрос должен был разрешить он сам. Именно такая ситуация складывается с трансграничным банкротством — даже если законодательство одной страны разрешает открыть процедуру банкротства по месту нахождения имущества должника, суд по месту инкорпорации компании очень неохотно приведет в исполнение судебный акт о его банкротстве.

Эти сложности приводят к тому, что в реальности режим трансграничного банкротства возможен либо на основании двухсторонних международных соглашений, либо в рамках уже существующего общего правого поля, каким оказалось, например,  общеевропейское право. Еще в 2001 году появился Регламент ЕС № 1346/2000, который ввел в европейское право понятие «места основных бизнес-интересов», благодаря которому стало возможным подать заявление о банкротстве в любой стране ЕС, где находятся бизнес-интересы должника. Возбужденное дело о банкротстве имеет силу в любой стране ЕС. Правда, даже в рамках объединенной Европы этот механизм стал применяться не сразу и не всегда успешно. Тем не менее, постепенно трансграничное банкротство стало набирать популярность. Через 15 лет был принят новый Регламент, который в частности, позволяет применять правила трансграничного банкротства к реабилитационным и гибридным процедурам и регулирует взаимодействие между судами, находящимися в разных странах.

Неэффективное банкротство

Но нашей стране все эти возможности пока недоступны. Россия не является членом ЕС  и не претендует на этот статус. Значит ли это, что нам остается только наблюдать за формированием в Европе общего банкротного поля? Если ограничиваться теми подходами, которые есть в нашей стране к международному праву сейчас, то, безусловно, трансграничное банкротство в России останется исключительно теоретической концепцией. Даже с ближайшими партнерами – Белоруссией и Казахстаном – заключение  международных соглашений, сходных по эффекту с европейскими регламентами, сейчас не обсуждается. А  про соглашения с европейскими странами (именно там создано едва ли не большинство иностранных юридических лиц, ведущих бизнес в России) говорить даже не приходится.

Но если режим транснационального банкротства может иметь положительный экономический эффект, то указанные сложности необходимо преодолеть. Сейчас нет никаких препятствий для разработки международных соглашений со странами СНГ, которые позволили бы создать режим транснационального банкротства хотя бы с ближайшими соседями.

Также нет принципиальных препятствий и для подобных соглашений с отдельными странами ЕС или с ЕС в целом. Если абстрагироваться от политической составляющей этого вопроса, то распространение действия Регламента ЕС на страну, которая не является членом ЕС, вполне возможно. И таких примеров достаточно много – например, Норвегия и Швейцария не являются членами ЕС, но имеют с ЕС ряд соглашений, которые позволяют распространить на эти страны ряд норм европейского права. Поэтому Россия, исходя из здорового экономического прагматизма, может рассмотреть возможность применения на своей территории общеевропейских правил трансграничного банкротства.

Но также необходимо понимать, что трансграничное банкротство не позволит кредиторам получить больше, чем при внутрироссийском банкротстве, — этот  институт способен только уровнять эффективность процедур в случаях, когда должником является российское общество и иностранная компания. А национальный институт банкротства в современной России, увы, трудно признать эффективным. Процент удовлетворения требований кредиторов остается очень низким, и эту большую проблему придется решать одновременно с введением механизма трансграничного банкротства.