Во вторник, 28 марта, на очередном съезде Ассоциации российских банков разразился скандал, о чьём приближении можно было судить по событиям предшествующих дней. Канва истории известна: в ответ на публикацию доклада АРБ, существенное место в котором уделено проблеме конкуренции на финансовом рынке, «Альфа-банк» выразил своё несогласие со сделанными в нём выводами о «цинизме, фаворитизме и работе в режиме военных операций» применительно к финансовым регуляторам и приостановил своё членство в Ассоциации. На самом съезде Андрей Костин отнёс к себе фразу о лицах «с доступом в кабинеты», и в связи с этим предложил руководству АРБ «серьёзно задуматься»; Эльвира Набиуллина обозвала банковское объединение «адвокатом плохих банков»; к критике присоединился и Антон Силуанов. Прозвучали и вовсе недопустимые, на мой взгляд, ответные намёки на то, что «некоторые руководители» АРБ оказались никудышными менеджерами, допустив в прошлом банкротство основанных ими банков (если это относилось к главе АРБ Гарегину Тосуняну и его «Технобанку», стоит вспомнить, сколько банков разорилось вместе с ним в 1998 году).
Важнее, однако, иное — а именно масштаб реакции на совершенно разумные, на мой взгляд, размышления авторов представленного съезду документа. Его основная идея сводится к тому, что в России необратимо идет процесс монополизации банковской системы, бенефициарами которого выступают крупнейшие банки страны. Замечу: ни «Альфа», ни «ВТБ» в докладе вообще не были упомянуты — но, видимо, их руководители слишком хорошо понимают, о чем речь. А речь не столько о том, что общее количество банков за десять лет сократилось с 1143 до 575, достаточность капитала упала с 14,9 до 12,7%, а рентабельность активов снизилась с 3,2 до 0,9%; сколько об изменяющемся соотношении между крупными банками, с одной стороны, и всеми остальными — с другой. В 2016 году из 788 млрд рублей совокупной прибыли банков на top-5 (по данным РИА «Новости», ими на 1 января 2017 года являлись Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, ВТБ-24 и Россельхозбанк) пришлось 784 млрд рублей, или 99,5% против 514 из 781 млрд рублей, или 65,8%, в 2014 году.
От себя замечу: даже среди знаменитых массированной помощью государства и регулятора банков Соединенных Штатов в 2015 году (окончательные итоги прошлого года пока ещё не подведены) на top-5 банков (JPMorganChase, Bank of America, Citigroup, Wells Fargo и U. S. Bancorp) пришлось $62,8 млрд прибыли из общего показателя для американского банковского сектора в $163,6 млрд (подробнее здесь), или 38,4%. Правительство и Банк России предпринимают жесткие действия по «отсеканию» даже средних банков от дешевого фондирования, увеличивая порог по величине капитала, позволяющей оперировать средствами бюджета и социальных фондов (при этом, о чём также говорится в докладе, Казначейство своим указанием повысило его с 25 до 250 (!) млрд рублей, сократив число «допущенных» банков до 7). Подобные же ограничения коснулись работы со средствами госкорпораций, «стратегически значимых» компаний, фондов развития ЖКХ, АИЖК, и других структур; изменен порядок выдачи гарантий перед Федеральной налоговой службой, и т. д.
Банк России декларирует стремление сокращать риски в работе с бюджетными и «приравненными к ним» средствами, но в то же время следует заметить, что осознанная поддержка крупных банков обходится недёшево. Вспомним классический пример «Банка Москвы», на спасение которого ВТБ получил в 2011 году 295 млрд рублей под 0,5% годовых на 10 лет. Может быть, кредит перепал и без «захода в кабинет», но на момент выдачи он равнялся $10,58 млрд, а к моменту возврата (и то, если рубль не будет дешеветь в следующие четыре года — $5,17 млрд), и он помог ВТБ пережить тяжёлые времена (зато активы самого «Банка Москвы» за прошлый год сократились на 61,6% . При этом Группа ВТБ, глава которой вчера был так возмущён, получила в 2015 году субординированные займы по линии ЦБ и АСВ на 255,8 млрд рублей, а «Альфа-банк» — на 62,8 млрд рублей. К тому же Банк России оказывается не таким уж разборчивым, когда дело доходит до санации банков (недавно с критическими замечаниями выступило даже международное рейтинговое агентство S&P ): например, для спасения банка «Советский» весной 2016 года был выбран «Татфондбанк», лицензию которого ЦБ отозвал 3 марта текущего года, а для банка «Солидарность» в 2014 году нашли Пробизнесбанк, с треском обанкротившийся в августе 2015-го. Относительно небольшие банки «уходят с рынка» с куда меньшими потерями для акционеров и клиентов — причём не только в абсолютном выражении, но и в отношении к собственному капиталу.
Тесные связи, существующие у руководства крупнейших банков России с представителями регулятора и высокопоставленными чиновниками, давно не являются секретом. В конце прошлого года «Газпромбанку», выступившему организатором выпуска облигаций «Роснефти» на сумму до 1 трлн рублей, удалось тут же внести их в ломбардный список ЦБ и получить до 600 млрд рублей, которые, судя по всему, и пошли на «приватизацию» «Роснефти». ВТБ-Капитал и Сбербанк CIB получили из бюджета 3,6 млрд рублей за организацию сделок по приватизации пакетов «Башнефти» и «Алроса» (причём первая довольно печально закончилась для министра экономики Алексея Улюкаева). Тесная «связка» между банкирами и руководством ЦБ сложилась и у «Альфа-банка». Стоит вспомнить «санацию» банка «Балтийский» на рубеже 2014 и 2015 годов, на которую «Альфа-банк» получил от АСВ 57,4 млрд рублей под те же 0,5% на 10 лет, и в результате которой полный контроль над «Балтийским» с его разветвленной сетью филиалов и ликвидной недвижимостью во всём северо-западном регионе перешёл к «Альфе» фактически за счёт ЦБ.
Я не исключаю, что в докладе АСБ к очередному съезду могли встретиться формулировки, которые показались обидными и несправедливыми кому-то в Банке России. Мало кто готов сегодня утверждать, что ЦБ проводит неверную политику в сфере борьбы с инфляцией или поддержания макроэкономической стабильности. Переход к плавающему курсу рубля в конце 2014 г. стал самой эффективной антикризисной мерой, которая была предпринята в стране за последние годы. Политика таргетирования инфляции обеспечила снижение её ниже 5% впервые в истории новой России. Но это не отменяет того, что курс регулятора на обеспечение максимально льготных условий для работы крупнейших — и прежде всего государственных — банков остается весьма последовательным и создает на рынке не слишком здоровую обстановку.
Да, внимание регулятора к «системообразующим банкам» понятно: если кто-то из них столкнётся с трудностями, эффект почувствуют все. Однако это не значит, что прибыльность государственных финансовых структур должна обеспечиваться оттоком активов из остальных банков. Потому что, спасая «основу» системы, можно лишиться её самой, если процессы «очищения» будут продолжаться теми темпами, которые были набраны в течение двух последних лет. Сегодня совокупные активы пяти крупнейших банков Российской Федерации составляют 44,2 трлн рублей, или 51,5% ВВП страны; в США же соответствующий показатель — $7,32 трлн, или 38,7% ВВП. Если посмотреть более широко, то средние активы каждого из 575 российских банков равняются 0,16% ВВП, а каждого из 12 500 американских — 0,007% ВВП; более того: средние активы российского банка в абсолютном значении (139,2 млрд рублей, или $2,44 млрд) превышали средние активы американского ($1,32 млрд) без малого вдвое. Не выступая в защиту «плохих банков», я риску высказать мнение о том, что Банку России требуется упростить (пусть и под более пристальным контролем — возможно, на условиях вхождения того же АСВ в их капитал) доступ средних и мелких банков к фондированию (как это давно сделано в Америке), так как многие из нынешних условий (например, увязка ставки привлечения депозитов со средней, которую предлагают top-10 российских банков) делают средний и мелкий банковский бизнес нерентабельным.
На мой взгляд, российская банковская система требует реформирования и развития. Самый привычный у нас в стране ответ чиновника гражданину, предпринимателю или представителю общественной организации хорошо известен — это намек на то, что его позиция маргинальна; что власть лучше него знает, что нужно делать; ну и, конечно, указание на то, что за ним стоят «известные силы», как правило, препятствующие нашему движению вперед. Честно говоря, не хочется, чтобы диалог в финансовом сообществе шел именно в таком стиле. Проблема честной конкуренции стоит тут не менее остро, чем в российской экономике в целом — и это стоит признать, а вместо обмена обвинениями в фаворитизме и предвзятости совместно приступить к их искоренению.