Чем кончается роман с властью, если ее выбирать сердцем.
Без любви нельзя. Очень плохо без любви, просто никак невозможно.
Хотя бывают и исключения. Вот вы собираетесь полететь на самолете куда-то. Вам от пилота надо всего лишь, чтобы он доставил вас из пункта А в пункт Б, по возможности в целости и без особой задержки. И ему не надо, чтобы вы его любили, он будет счастлив, если вы не опоздаете на рейс и не будете устраивать дебош в салоне.
И врача-хирурга не надо любить. Если он знает свое дело и руки у него с похмелья не дрожат, то этого вполне достаточно. Ему, как и пилоту, ваша любовь без надобности — не хватайте медсестру за грудь и не создавайте в операционной нервозную обстановку, вот и все, что от вас требуется.
А вот власть мы хотим любить. Она может быть не очень умелой и образованной, часто оказывается лживой, бессмысленной и просто нечистой на руку, но мы очень хотим ее любить. Потому что ничем, кроме любви, невозможно объяснить, как это она, власть, вот такая, как она есть, взгромоздилась нам на шею и сидит. Если ее выбирать по уму, то никак не получается объяснить этот непостижимый феномен. А вот если сердцем выбирать, то все сразу становится понятно.
«Не по хорошу мил, а по милу хорош».
А власть — она тоже хочет, чтобы мы ее любили. И чем более никчемной и вороватой она бывает, тем больше ей хочется, чтобы мы ее любили. Для этого она раздает всем сладкие пряники и обещает еще, рассказывает несуразные байки про невиданные успехи и принимает соблазнительные позы. И ее — такую хозяйственную, изобретательно-разговорчивую и завлекательную — мы любим все сильнее и сильнее.
Избалованная этим светлым чувством власть, понятное дело, хочет, чтобы оно никогда не угасало и длилось вечно. Поэтому пряники становятся все слаще, невиданность успехов достигает запредельно невероятного уровня, а соблазнительность поз приближается к откровенной порнографии. Такая самоотдача рассчитана на пропорциональное усиление ответной всенародной любви.
Но приходит день, и становится ясно, что любовь прошла. Как проходит все. Надо быть очень наивным и неискушенным в сердечных делах, чтобы всерьез надеяться на возможность возврата в райские кущи, где царит светлое взаимное чувство. Вот эта самая наивность часто и подводит.
«В своем ли вы все уме? — вопрошает обиженная власть. — Присмотритесь, я все так же свежа и хороша собой».
В ответ — свист.
«Я отдала вам свою молодость, красоту и невинность, — повышает голос власть, — я вытащила вас из подворотни, отмыла, накормила и приодела — вы же не станете говорить, что этого не было».
В ответ — топот.
«Вас без меня споят, разорят, вышвырнут на улицу и заразят нехорошими болезнями, — грозит власть, — вы пропадете, погибнете и будете прозябать в рассеянии...»
В ответ — автомобильные гудки.
«Ах так! — серчает обиженная власть. — А я вам, между прочим, не подстилка какая-нибудь, которой можно попользоваться — и на свалку. Я ваша законная. Венчанная. Всенародная. И со мной вот так вот — не сметь!»
В ответ — площадь.
...В одной институтской группе со мной учился симпатичный парень из Польши. И вот как-то во время очередного студенческого застолья я его спросил:
— Скажи, Лешек, а как к нам относятся в Польше?
— Очень не любят, — честно ответил Лешек. — Совсем не любят.
— Ну ты же поедешь домой на каникулы, — сказал я, — расскажи там всем, что мы нормальные, тебе ведь поверят.
— Так-то оно так, — вздохнул Лешек. — Только все равно из этого ничего не выйдет.
— Почему?
— Потому. Что мы можем вдвоем? Я да Гомулка*.
Если любви нет, то тут уж ничем не поможешь. Что они могут вдвоем — Говорухин да Чуров?