Смерть Ариэля Шарона напомнила о том, как, в сущности, недолго существует Израиль — история государства вполне укладывается в одну человеческую жизнь, в ней даже остается место на 20 «доизральских» лет. Ариэль Шейнерман родился в 1928 году на Британской подмандатной территории Палестина. О еврейском государстве тогда почти никто всерьез не помышлял. Но на долю Шарона (гебраизация фамилий — симптоматическое явление, как бы призванное утвердить укорененность поселенцев на Земле Обетованной, их разрыв со своим прошлым) выпало тесно связать свою жизнь со становлением, развитием и защитой Израиля — от самых первых дней существования страны до начала XXI века. Военная карьера и политика стали двумя ипостасями его служения вновь обретенной родине. Впрочем, такой переход «от винтовки к трибуне» типичен для Израиля ввиду особенностей его истории — Ицхак Рабин, Эхуд Барак и многие другие военные, уйдя в отставку, сделали блестящую политическую карьеру.
Боевые генералы воспринимаются там не как потенциальная угроза демократии, а как гаранты благоразумной оборонной политики.
Шарону довелось участвовать во всех четырех основных арабо-израильских войнах — 1948-1949, 1956, 1967, 1973 годов, а также организовывать вторжение в Ливан в 1982 году, которое некоторые считают пятой войной. Помимо крупных сражений он был участником множества мелких конфликтов, начиная еще с 1942 года, когда подростком записался в Хагану — еврейскую милицию на подмандатной территории, предшественницу израильской армии. Его военная карьера складывалась исключительно успешно. В 25 лет Ариэль Шарон возглавил секретное, впоследствии ставшее легендарным антитеррористическое «Подразделение 101», чьи дерзкие и одновременно кровавые акции против палестинцев вызвали в 1953 году, после гибели 69 мирных жителей в деревне Кибия, крупный международный скандал. Но тогда премьер, «отец Израиля» Давид Бен-Гурион, ободрил молодого офицера: «Не так уж важно, что скажут о нас другие, важно, что о нас будут думать арабы, а с этой точки зрения операция увенчалась успехом».
Именно Шарон командовал дивизией, совершившей прорыв египетских позиций, который стал переломным моментом в Войне судного дня 1973 года.
Легендарная фотография Шарона тех дней с перевязанной головой стала его визитной карточкой.
Понятно, что генерал с такой харизмой и таким послужным списком был востребован в политике. Шарон сделал выбор в пользу правой партии «Ликуд», с которой и пришел в исполнительную власть в 1977 году, получив первый портфель — министра сельского хозяйства. Через четыре года он стал вторым по важности членом кабинета — министром обороны.
В 1982 году Шарон ввязался в самый противоречивый вооруженный конфликт в своей жизни — ливанскую войну. Миру она запомнилась не триумфальным уничтожением сирийской системы ПВО, не разгромом и выводом войск Организации освобождения Палестины из Ливана, а резней в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила, ответственность за которую возложили на Шарона. Убивали беженцев вовсе не израильтяне, а маронитские боевики, но под прикрытием израильской армии, поэтому моральная вина министра обороны неоспорима. Шарон был вынужден уйти со своего поста, и вплоть до самой смерти проклятие Сабры и Шатилы нависало над ним. Его называли палачом и мясником, военным преступником, а в Бельгии даже пытались привлечь к судебной ответственности 20 лет спустя.
Но, как заметил в свое время Бен-Гурион, в Израиле мало кого волновало мнение мировой общественности. Цель жизни Шарона — обеспечить любой ценой мир и безопасность Израиля на его условиях — считалась вполне легитимной и заслуживающей поддержки. Поэтому внутри Израиля его имидж был совсем не такой, как за рубежом.
В 1980-е и 1990-е Шарон почти беспрерывно занимал разные министерские должности, в том числе отвечал за строительство еврейских поселений в секторе Газа и на Западном берегу — начинание также весьма спорное. В кнессете он возглавлял комитет по иммиграции из бывшего СССР — важнейшей для Израиля проблеме того времени, когда около миллиона евреев из Советского Союза переехало на постоянное жительство в страну предков. Жесткое соперничество с лидером «Ликуда» Ицхаком Шамиром — тоже сильной и колоритной фигурой — не давало Шарону возможности развернуться. Борьба с Шамиром настолько истощила Шарона, что, когда пост главы партии оказался вакантным, он уступил его без боя молодому Биньямину Нетаньяху, также, кстати, бывшему спецназовцу.
Его час пробил, когда 73-летний Шарон с подавляющим преимуществом победил на выборах кандидата левых — не менее прославленного генерала Эхуда Барака. Но перед победой, еще в ранге лидера оппозиции, Шарон спровоцировал своим визитом на Храмовую гору, священную как для мусульман, так и для иудеев, начало нового восстания палестинцев — Второй интифады. И именно ему довелось, уже будучи премьером, бороться с ее последствиями. В условиях резкого усиления террористической активности Шарону пришлось прибегать к чрезвычайным мерам, многие из которых противоречили его прежним взглядам и проводимой политике.
Именно «ястреб» Шарон настоял на выводе израильских поселений из сектора Газа, своими руками демонтировав то, что создавал 10-15 годами ранее.
Но и он же решился на шаг, ранее не представимый, — строительство разделительной стены между Израилем и Западным берегом. Если первое оказалось неприемлемым для израильских правых, то второе — для левых. К концу 2002-го ему удалось заглушить интифаду, а Ясир Арафат фактически оказался под домашним арестом. Однако цена хрупкого спокойствия оказалась слишком высокой, и в 2005 году в его родном «Ликуде», где многие были недовольны «недопустимыми» компромиссами, произошел раскол, следствием чего стал поступок уникальный в мировой политике: премьер-министр покинул правящую партию и объявил о создании новой — «Кадима», в которую вошли не только его единомышленники из «Ликуда», но и политики из других партий, в том числе такой ветеран израильской политики, как Шимон Перес.
Кнессет был распущен, и Шарон напористо проводил избирательную кампанию под новыми знаменами, когда его поразил инсульт, лишивший политика возможности говорить и двигаться. Несмотря на удар, постигший лидера, «Кадима» победила, однако так и осталось навсегда загадкой, узнал ли сам Шарон, находившийся в коме до самой смерти, о триумфе своего детища? По заявлениям медиков, зафиксированная активность головного мозга свидетельствовала о том, что больной находился в сознании и реагировал на явления окружающего мира.
Биография Шарона отразила в одной судьбе историю Израиля на протяжении 60 лет его существования. Как человек, так и государство прошли сложный путь от прямых лобовых столкновений с противником к трудным дипломатическим переговорам. Шарон и Израиль научились одерживать победы на поле боя, но искомая безопасность по-прежнему оказывалась непрочной, а длительный мир — недостижимым.
Смерть Шарона ознаменовала смену эпох в Израиле. Если не брать в расчет Переса (должность президента — символическая), то поколение тех, кто создавал еврейское государство ab ovo, окончательно ушло со сцены. Нынешние активные политики родились уже после создания Израиля. И именно им предстоит разбираться с наследием, созданным во многом трудами Шарона. Усвоят ли они его главный урок — что реальная жизнь не укладывается в простые формулы политических лозунгов и управлять событиями значит постоянно изменяться — покажет уже ближайшее будущее.