Банку России удалось создать у публики немалый ажиотаж, введя в действие под конец года новый порядок проведения операций по обмену наличной валюты. И хотя сам центробанк ссылается на чисто техническое исполнение требований Федерального закона №115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" и уверяет, что для обычных граждан ничего не изменится, некоторые эксперты увидели в нововведениях угрозу священным валютным свободам, риск разрушения необычайно ликвидного по международным меркам легального внутреннего рынка наличной валюты или даже первый шаг к налогообложению положительных валютных разниц, формируемых в бумажниках обычных граждан.
В чем можно быть уверенным почти наверняка, так это в том, что речь не идет о реализации какого-то далеко идущего зловещего плана.
Не исключено, что и сам регулятор пока не знает, зачем понадобились новые валютные рестрикции: в России намерения властей редко приобретают завершенные формы загодя, кристаллизуясь, как правило, уже по ходу дела. И даже если эти намерения со временем будут все дальше уклоняться в сторону от благостности, никто не отменял извечный принцип смягчения самых драконовских инструкций за счет необязательности их выполнения.
Тем не менее попробуем оценить, существуют ли экономические причины, вопиющие о необходимости ужесточения режима валютных сделок именно сейчас.
Прежде всего, российские коммерческие организации в настоящий момент, в отличие от конца 2014 года, похоже, не испытывают особого дефицита в валютной ликвидности. Процесс погашения внешнего корпоративного долга миновал самую острую фазу, а капитал, который частному сектору хотелось бы из страны вывезти, в массе своей уже покинул пределы России.
У физических лиц ситуация во многом схожая. Платежеспособный трансакционный спрос на доллары, евро и другую иностранную наличность в условиях 50%-ной девальвации рубля и "усыхания" реальных доходов населения на 10% резко упал. К обвалу зарубежного туризма на 40% и сокращению примерно в такой же пропорции оффлайновых потребительских расходов за рубежом добавим сжатие более чем на треть переводов за границу денежных средств частными лицами.
Правда, есть еще мотив предосторожности, толкающий на операции с валютой тех граждан, которые активно стремятся спасти свои рублевые средства от инфляционных рисков. Однако инфляция, судя по всему, довольно существенно замедляется, и дело тут не столько в чрезвычайно успешном ее таргетировании со стороны ЦБ, сколько в статистическом «эффекте базы» (устранении из расчета пиковых значений инфляции начала прошлого года) и окончательном воцарении рецессии в российской экономике. Поскольку на фоне резкого снижения темпов роста цен номинальные процентные ставки запаздывают, реальный процент по вкладам на разные сроки все больше смещается в область положительных значений. Соответственно, повышается привлекательность рублевых финансовых вложений, сокращая спрос на валютные альтернативы.
Не случайно сам Банк России в свежем декабрьском обзоре финансовой стабильности заявляет, что не видит особых рисков долларизации, которая после валютных пертурбаций конца 2014 года удерживается на относительно стабильном уровне. Во всяком случае, текущие показатели долларизации вкладов населения и нефинансовых организаций (29% и 40,3% соответственно) не вызывают у регулятора никаких опасений.
Таким образом, относительно консервативные финансово-экономические сценарии не требуют от Банка России никакой чрезвычайщины на валютном рынке. Как обычно, наличная иностранная валюта станет пользоваться повышенным спросом и требовать к себе куда более пристального внимания в случае наступления событий, выходящих за рамки обыденности. В нынешних условиях это либо продолжение падения цен на нефть с соответствующими последствиями для рубля, либо резкое изменение экономической политики, чреватое инфляционной накачкой, либо всевозможные военно-политические обострения (чего, к сожалению, тоже никак исключать нельзя).
Крайне маловероятно, однако, что вводимые ЦБ весьма умеренные ограничиния нацелены на стабилизацию в случае шоковых экономических воздействий. Эти меры в принципе не способны помочь справиться с проблемами подобного рода и масштаба.
Кроме того, наши власти можно заподозрить в чем угодно, но уж точно не в столь дальновидном поведении.
Также весьма сомнительно, что любое мыслимое налогообложение валютообменных сделок населения принесет значимый фискальный эффект, мало-мальски сопоставимый с масштабом бюджетных проблем. Тому порукой опыт налога «на покупку иностранных денежных знаков и платежных документов, выраженных в иностранной валюте», который за полной неэффективностью бесславно ушел в небытие в конце 2002 года.
Так что, выходит, Банк России и его братья по оружию в сфере валютного регулирования действительно не имеют в виду ничего, кроме ужесточения и без того неустанного противодействия отмыванию денег и финансированию ИГИЛ (запрещеной в Российской Федерации) и других террористических организаций? Возможно, что и так.
Но одновременно нельзя исключить, что регуляторов безумно раздражают удивительная легкость и упорное постоянство, с которыми граждане ограждают свои сбережения от инфляционного налогообложения и других экзерсисов внутренней и внешней политики – им нужно всего-то дойти до ближайшего обменного пункта. Однако россияне ведут себя вполне рационально: в условиях нефтезависимой монокультурной экономики, шаткости финансовой системы (в нынешнем году аннулируется по две банковских лицензии в неделю) и непредсказуемости собственного государства, то и дело норовящего запустить в полет очередных «черных лебедей», иных эффективных инструментов хеджирования у них нет. Поэтому сколько ни регламентируй обменные операции, борьба с укоренившейся в народе привычкой покупать иностранную наличность на фоне валютных качелей, разогнанных в результате неподготовленного перехода к свободному курсообразованию, будет заведомо обречена.