Девичий дилинг: как дочь директора Эрмитажа управляет банком
Мой папа Михаил Борисович Пиотровский — директор Эрмитажа, арабист, историк, археолог. Мама — кандидат наук, занималась экономическим направлением арабистики, работала в Институте востоковедения под руководством Евгения Максимовича Примакова. Естественно, наша семья прекрасно знает Примакова лично, относится к нему крайне уважительно и общается с ним по сей день.
Я училась на востоковеда, других вариантов в такой семье просто быть не могло. Представьте, что с детства вокруг вас исключительно арабисты, египтологи, востоковеды. Родители, родители родителей, друзья родителей. Так что уже в школе, в классе девятом-десятом, я записалась на курсы для поступающих на восточный факультет Ленинградского государственного университета. Правда, была одна деталь. В методичках с рекомендациями для поступающих на этот факультет было буквально написано, что девушки не особенно приветствуются, предпочтение отдается юношам. Но я настроилась на конкурентную борьбу и выиграла.
Я поступила сразу, на кафедру Ольги Борисовны Фроловой (она потом стала моим научным руководителем) — очень известного арабиста, востоковеда, филолога. В университете мне, можно сказать, повезло. Я поехала на стажировку в Тунис в группе советской молодежи. Помимо меня в группе было 13 мальчиков и одна девочка — все из разных советских республик. Я была единственной петербурженкой, студенткой ЛГУ. Стажировка длилась год. Кроме покорения Туниса нам предстояло выучить арабский. Эта поездка стала уникальным опытом.
Когда мы прилетели в Тунис, в посольстве нам сообщили: «Ребята, денег на вас не дали». Без стипендии крутись как хочешь. Меня отвезли в женское общежитие — охрана по периметру, колючая проволока сверху. В шесть утра двери открываются, в девять закрываются.
В комнате нас было три девушки. В 03:00 ночи мои соседки — из Судана и Алжира — всегда читали молитву.
Хотя когда меня заселяли, сказали: «У вас будут близкие по духу соседки». То есть у меня получилось полное погружение. Мальчикам было проще, их поселили в мужское общежитие, оно не закрывалось, и они там все-таки были вместе. Но они все равно не выдержали и через три-четыре месяца уехали. А я осталась в Тунисе на год.
Подрабатывала переводчиком, преподавателем в местном культурном центре. Там были разные курсы для местного населения — изучали балет, русский язык, еще были кружки для детей. К слову, перед поездкой в Тунис я окончила курсы турагентства «Интурист» и даже успела немного поработать гидом. В Тунисе мне это помогло. Когда туда приезжали туристы, в основном участники фольклорных фестивалей (там были пустынные танцы), я работала гидом-переводчиком. Да, еще книжки продавала по семьям.
После практики я вернулась в Петербург, окончила университет и увидела новые возможности. В 1993 году заниматься востоковедением стало уже совсем сложно, дотации рассеялись. И в этот момент от знакомых узнала, что открываются два банка — французский Crédit Lyonnais и BNP Dresdner Bank. Во второй я и отправилась на собеседование и оказалась в команде, которая формировалась еще до официального открытия банка. В банке тогда было несколько человек из Франкфурта-на-Майне, которые должны были его запустить. Почему меня взяли? Мы, выпускники восточного факультета, были молодые, агрессивные в хорошем смысле слова да еще и говорили на языках.
Я пришла в казначейство, работала трейдером. Там я и познакомилась с моим будущим мужем Игорем Ревой. Сейчас он заместитель министра экономического развития. Несмотря на то что я училась на восточном факультете, во время учебы в ЛГУ я посещала разные курсы на экономическом факультете, собиралась даже идти в аспирантуру (потом, кстати, поступила и закончила ее, но уже не в ЛГУ, а в Финансовой академии). В итоге я прослужила в Dresdner Bank 13 лет.
Объем операций банка на финансовом рынке в России первоначально был совсем мизерным, поэтому мы все время ездили по миру — проходили стажировки в разных банках. Помню во Франкфурте офис на 28-м этаже, где еще можно было курить. Нас подсадили к трейдеру с усталым лицом, и он с нами нянчился. Недели через три мне сказали: «Вот тебе стотысячная позиция. Попробуй».
Потом я работала трейдером в Петербурге. Мы проводили клиентские операции. Со временем бизнес вырос, и мы открыли офис в Москве, который потом стал головным. В 1995-м я стала замом управления казначейства, а в 1999-м — его главой.
Если вы спросите людей, которые торговали в 1990-е годы, они вам скажут, что был такой код «Нева». Это был код BNP Dresdner. И его прозвали «девчачий дилинг».
Руководство банка — мужчины, а на дилинге сидели барышни — я и еще две девушки. Мальчики у нас почему-то долгое время не приживались.
Во время кризиса нашим руководителем был Маттиас Варниг. Я по сей день отношусь к нему с огромным уважением. Он не занимался операционными вопросами, его сфера — вопросы стратегические. На мой взгляд, это один из самых сильных и дальновидных управленцев, которых я когда-либо встречала. Варниг ушел из Dresdner в середине нулевых. Но он оставался в совете директоров банка. У него уже тогда параллельно было много серьезных проектов, он принимал участие в жизни банка, но оно уже было не повседневным.
Почему я ушла из Dresdner? Наверное, выросла. Но вообще-то я лояльный человек, работаю в одной компании долго. До 2006 года — на Dresdner Group, с 2006 года — на «Ренессанс».
В 2006 году Dresdner начал вянуть. На этапе стартапа было движение, а потом все стало повседневным и скучным. У «Ренессанса», наоборот, были новые проекты. Меня в него пригласил Боб Форесман. Он, как и я, работал в Dresdner, а из него перешел управляющим директором в «Ренессанс Капитал».
Когда я пришла в «Ренессанс Капитал», то первым моим проектом было партнерство с Royal Bank of Scotland (RBS). Последний решил, что ему нужно присутствие в России, а у «Ренессанса» было огромное количество способных, талантливых людей, знаний, клиентской базы. У главы «Ренессанса» Стивена Дженнингса и представителей RBS возникла бизнес-идея — сделать общий банк. К сожалению, из-за кризиса и других неприятностей этот проект не дошел до финальной стадии, и мы его просто закрыли.
После проекта с RBS я вернулась в казначейство. Коллектив во время кризиса 2008 года сплотился вокруг фантастического руководителя — Стивена Дженнингса. Я получала огромное удовольствие от работы с ним. Он очень рискованный, харизматичный, влюбленный в свое дело до фанатизма. Он сам трейдер — все время рвался постучать по клавиатуре, ему это было очень близко.
После ухода Стивена Дженнингса новый акционер «Ренессанса» (Группа «Онэксим») посчитал, что ему больше пригодится мой банковский опыт. Я уверена, что трейдингом нельзя заниматься всю жизнь. Это не балет, конечно. Но и шестидесятилетних активных трейдеров я не встречала. Обычно до определенного возраста люди проходят этот этап, а потом уходят в какую-то более спокойную сферу.
В совете директоров «Ренессанс Кредит» я с 2008 года. Председателем совета директоров была избрана в марте 2014-го. Отвечаю перед руководителем «Онэксима» Дмитрием Разумовым. Он полностью погружен в работу банка. За всеми процессами внимательно следит и основатель «Онэксима» Михаил Прохоров. Сейчас достаточно сложный период, и главная задача, чтобы банк его комфортно прошел. Никаких сверхзадач нет, действуем по ситуации.
Вообще нынешняя экономическая ситуация — это вызов, у вас есть возможность найти выгоду, главное — не упустить ее из виду. Для страны сейчас отличное время, чтобы заняться внутренними делами. В банковской сфере самая напряженная фаза уже прошла. Многие, сидя в офисе, критикуют ЦБ: «Да что ж вы так резко сделали это или то!» Но это самое простое. Я считаю, что Эльвире Набиуллиной достались тяжелые времена, и по-человечески ей сочувствую. Это очень ответственная должность и очень ответственный момент, в котором она оказалась. Все на нее смотрят, и ей, конечно, сложно. Но она справляется.
Одним из самых блестящих руководителей в Банке России был Алексей Валентинович Улюкаев, до 2013 года занимавший должность первого заместителя председателя ЦБ. Отлично помню 2008 год. Абсолютно у всех банков начались проблемы с ликвидностью. И я была приятно поражена тому, как мобильно, как необыкновенно скоро и умно реагировал Центробанк. Улюкаев был выше всяких похвал — поведение команды, диалог с каждым банком. Не было никаких ожиданий или писем — вы могли прийти, сказать, и вас слышали.
quote_block node/231908
Мое главное сегодняшнее увлечение — это моя дочь. Несмотря на то что ей всего одиннадцать, она не просто маленький ребенок, это уже целая личность. Мы часто ходим с ней в театр. Несколько раз ходили на «Травиату» — моя дочь, как выяснилось, обожает оперу. Ходили в «Современник» на «Три сестры». Пару недель назад смотрели «Рассказы Шукшина».
Еще моя дочь пишет картины. И у этого хобби уже появилась коммерческая составляющая — она пишет на заказ, родственники просят. Ее картина, к слову, есть в Эрмитаже. Правда, висит она не в основной экспозиции, а стоит на полу в кабинете директора, ее дедушки. Эта картина была подарена ему на 70-летие.
Применить востоковедение в бизнесе, к сожалению, так и не удалось. Оно мне совсем не пригодилось, и языки ушли полностью.
Я учила арабский и иврит, а остался только английский.
Мой мудрый преподаватель английского в университете всегда говорил (а среди нас были арабисты, китаисты, японские группы, те, кто учил тагальский язык): «Я, конечно, с огромным уважением отношусь к выбранным вами языковым группам, но английский будет основным используемым языком. И вы можете не питать иллюзий». Он оказался абсолютно прав. Мой однокурсник Сергей Гречишкин из «Кит Финанс» выбрал китайский язык. И он ему помог, правда, в частной жизни — он женился в этом направлении. Но, с другой стороны, востоковедение — очень серьезное общее образование, вы изучаете сразу все: и культуру, и историю, и экономику, и религию, и политику, и финансы — все, что хотите.