Как пандемия вызовет глобальный «распад СССР» и почему Россия останется на обочине

Может ли экономический кризис, спровоцированный пандемией коронавируса, породить инфляцию? Вопрос, вроде бы, звучит странно, учитывая, что в допандемический период основные дискуссии среди финансистов и экономистов в развитых странах шли на тему прямо противоположную — как избежать дефляции и обеспечить хоть какую-нибудь инфляцию? («Дефляция: новая угроза для мировой экономики?»).

И тем не менее, сегодня ставить так вопрос, мне кажется, возможно. Причиной «смены знака» в динамике цен может стать переформатирование мирового хозяйства, то есть его разворот от глобализации к регионализации.

Скорее всего, конечно, до замыкания стран в скорлупу национального хозяйства под предлогом импортозамещения (столь модного в коридорах российской власти) дело не дойдет. Но вот распад единого мирового рынка на обособленные региональные блоки с особыми режимами таможенного и санитарного регулирования сейчас кажется возможным. Строго говоря, даже платформы для этого уже существуют: и Европейский союз, и NAFTA (США, Канада, Мексика), и RCEP для стран Юго-Восточной Азии, и Mercosur для стран Латинской Америки.

Практически в эти платформы уже включены все ведущие в экономическом плане страны мира. «На борт», естественно, не приглашены ни Африка, ни Россия с ее ближайшими соседями. Они образуют обочину мирового хозяйства и будут играть по правилам, которые им установят другие.

Такой образ будущего — распад единого мира на региональные хозяйственные архипелаги — кажется крайне архаичным. Однако в мире, испуганном пандемией и уже давно огорченном ростом стоимости рабочей силы в Китае, он вполне может реализоваться.

Однако это будет иметь свою экономическую цену, и ею станет рост издержек и цен внутри торговых союзов, — то есть инфляция. Причин тому может быть, как минимум, две:

Во-первых, придется отказаться от закупок у самых эффективных, самых дешевых поставщиков, если они «с другого архипелага», и перейти к закупкам по принципу second best, то есть у лучшего и самого дешевого поставщика «из своих». Следствием будет рост издержек в части стоимости покупных ресурсов.

Во-вторых, сократятся объемы продаж и, соответственно, объемы производства. А это создаст отрицательный эффект масштаба и приведет к росту издержек просто в силу разнесения постоянных издержек на меньшее число изготовленных единиц товара (оказанных единиц услуг).

Это довольно сильно напоминает ситуацию в экономике России после распада Совета экономической взаимопомощи (и потери соответственно рынка стран Восточной Европы), а затем и распада СССР, что повлекло для российских предприятий закрытие рынков стран «социалистического лагеря» и бывших союзных республик. Есть все основания полагать, что такая потеря рынков сбыта — и порожденный ею рост издержек — внесли весьма существенный вклад и в обвальное падение производства в России в 90-е годы, и в рост цен отечественных производителей (повсеместно определявших их по затратной модели).

Теперь та же история может ждать и фирмы экономически развитых стран мира. Причина в том, что экономические резоны отступают сейчас частично на задний план на фоне пандемических настроений и общего разочарования в последствиях глобализации.

Любопытно отметить, что для российских компаний такое развитие событий может вновь открыть окошко возможностей, если они сумеют хотя бы прислониться к партнерам из Евросоюза или RCEP, предложив более низкие цены, чем у партнеров с других островов того или иного «торгово-экономического архипелага».