«Нельзя допускать полных локдаунов»: представитель ВОЗ в России — о росте числа заболевших Covid-19 среди молодых, второй волне и усталости от карантина
Главное из интервью Вуйнович Forbes:
- Нужно использовать все способы, чтобы избежать больших локдаунов. Они парализуют службы здравоохранения, мешают лечить другие болезни и вредят экономике. При этом локдаун первой волны в ВОЗ не считают ошибкой;
- Основным фактором роста числа заболеваний стала усталость населения от необходимости соблюдать ограничения;
- Пандемия влияет на психику. В исследовании ВОЗ более 55% молодых людей заявили о беспокойстве, депрессии, страхе от одиночества в связи с COVID-19;
- Сейчас вирус чаще поражает молодых — это связано с тем, что они хуже соблюдают ограничения;
- За девять месяцев патогенность вируса почти не изменилась.
«Важно понимать, что пандемия — это новая реальность»
— Если посмотреть на динамику ежедневного прироста заболевших в России, уже около двух недель наблюдается увеличение числа новых больных. Вторая волна короновируса уже началась?
— Да, мы наблюдаем увеличение заболеваемости. В России и в Москве две недели число заболевших медленно росло, а в последнюю неделю уже быстро. Это вторая волна или второй пик первой волны — называйте это как хотите. Но на этот раз у нас есть разные инструменты для борьбы с болезнью. Первое — надо идентифицировать ковид-позитивных, даже если у них нет симптомов, изолировать их и тех, с кем они контактировали. Даже если симптомов нет, они являются распространителями болезни. Второе — наличие «супер-распространяющих» вирус мест, так называемых кластеров, где происходит одномоментное заражение многих людей. Например, в местах скученности, где невозможно соблюдать дистанцию. Это нужно пресекать.
Третье — использовать все методы, чтобы общество избегало больших локдаунов. Нельзя допускать полных локдаунов. Они парализуют службы здравоохранения, мешают лечить другие болезни, такие как сердечно-сосудистые, диабет, рак. Мы можем это сделать, потому что теперь знаем вирус намного лучше. При этом мы все еще не знаем, какие долгосрочные последствия имеет вирус для здоровья человека. Наконец, нужно защищать тех, кто наиболее уязвим. Давать им возможность не ходить в людные места.
Кроме того, у нас сейчас более 200 вакцин, над которыми работают лучшие ученые, они находятся на разных стадиях исследований, по некоторым идут клинические испытания. Мы ожидаем, что эффективность и безопасность этих вакцин будет подтверждена для использования. Недавно ВОЗ выпустила критерии для перечня вакцин для чрезвычайного использования, и мы ожидаем, что к концу 2021 года около 2 млрд доз вакцин станут доступны.
— Почему не удалось избежать нового роста заражений?
— Это все поведение. Внедренные меры первых месяцев пандемии смогли сгладить, но не смогли полностью остановить распространение вируса. Наступило лето, люди устали соблюдать профилактические меры, сидеть дома, забыли о соблюдении дистанции и начали выходить в заведения, которые открылись. Они подумали: «Все хорошо! Ничего со мной не случится. Я хочу нормально жить». Но важно понимать, что пандемия — это новая реальность.
— Сколько может продлиться вторая волна, как долго будет продолжаться рост числа зараженных?
— Это не то, что мы можем предсказать. Мы знаем, что мы можем бороться с вирусом: основываясь на опыте пройденных девяти месяцев, мы знаем, что работает, а что нет. На прошлой неделе ВОЗ опубликовала первый список диагностических тестов, которые можно использовать экстренно. На днях мы заключили соглашение с партнерами о том, что первые 120 млн тестов отправят в страны с низким и средним уровнем дохода. Это позволит расширить масштаб тестирования, особенно в труднодоступных районах. Но пандемия — это не стихийное бедствие, как цунами, которое проходит естественно. Здесь мы можем вмешаться, и потому все конечные сроки зависят от того, как мы будем себя вести.
«Надеемся, что вакцина появится раньше, чем в конце 2021 года»
— Когда вы ожидаете появления полностью готовой вакцины?
— Чтобы ответить на этот вопрос, надо опросить всю фарминдустрию. Мы этого не знаем. Но мы, конечно, надеемся, что такая вакцина появится раньше, чем в конце 2021 года. И надо обеспечить, чтобы все страны в мире могли иметь доступ к вакцинам.
— Как вы полагаете, российская вакцина Sputnik V может быть эффективна?
— Каждое лекарство проходит процедуру оценки рисков. Мы очень рады, что российские разработчики выпустили статью в The Lancet. Говорить о вакцине какие-то вещи сейчас в ту или иную сторону будет необоснованно. Она, как и все другие вакцины-кандидаты, должна сначала пройти всю строгую процедуру оценки, чтобы доказать свою безопасность.
— Какие риски есть, если прививаться вакцинами, которые сейчас находятся в разработке, но еще не прошли до конца все фазы клинических испытаний?
— Вакцины должны быть тщательно протестированы в точно спланированных клинических испытаниях, прежде чем они могут быть разрешены и лицензированы для использования вне этих испытаний широкой общественностью. В соответствии с процедурами EUL (Emergency Use Listing pocedure, процедура включения новых препаратов в перечень для экстренного использования во время чрезвычайных ситуаций в области здравоохранения) существует процесс проверки всех данных клинических испытаний на предмет безопасности и эффективности. Это позволяет использование в экстренных случаях, но требует, чтобы все данные своевременно поступали в национальные регулирующие органы и ВОЗ с надежным надзором, который позволяет выявить очень редкие побочные эффекты. Во всех клинических испытаниях решающее значение имеют добровольцы, это их собственное решение, и их готовность провести испытание на себе пользуется большим уважением, поскольку без этой третьей фазы было бы трудно перейти к массовому использованию вакцины.
«Локдаун совершенно точно повлиял на психику»
— Какую стратегию поведения нужно выбрать властям? Полный карантин, как в Израиле, или введение локальных ограничений в точках распространения вируса, как в Испании?
— Власти на местах лучше знают эпидемиологическую ситуацию. Но большой локдаун нужно стараться максимально избежать. Важно осознавать и нести большую личную ответственность: соблюдать максимальную дистанцию, дезинфицировать руки, носить маски. Это и задача бизнеса — защищать сотрудников и клиентов, увеличить расстояние между ними и т. д. Локдауны имеют огромное негативное влияние на экономику, соответственно, локальные ограничения могут быть выходом, но, конечно же, мы не можем исключать и введение иных необходимых мер.
И реакция на пандемию в октябре — она не такая, как в феврале. Потому что мы знаем вирус, мы хорошо понимаем, как он себя ведет, поэтому мы можем давить на него, но сохранять при этом социально-экономическую жизнь. Длинный локдаун влияет на психику — мы еще будем потом бороться с этими последствиями. Если можно его избежать, то это нужно сделать. Возможно, вводить какие-то небольшие локальные локдауны. Но для этого нужно сотрудничество и поддержка общества.
— Можно ли сказать, что локдауны в первую волну были излишней мерой?
— Совершенно точно, что нет. Мы не знали этот вирус, а системы здравоохранения разных стран не были готовы к тому, чтобы принять всех заболевших. Это был пожар. Когда я видела, что в Бергамо в Италии умерли тысячи человек, у меня как у медика сердце разрывалось. России больше повезло, эпидемия пришла сюда позже, и удалось сгладить этот резкий скачок. В начале не было уверенности по вопросу закрытия границ. Но это помогло замедлить распространение вируса, и Россия смогла подготовить свою систему здравоохранения.
— Вы сказали про влияние режима изоляции на психику. Есть уже результаты исследований того, как она повлияла?
— Готовых результатов и расчетов еще нет. Но они в разработках. Есть индикаторы, которые говорят, что пандемия влияет на поведение, мы проводим исследования того, как именно. Что мы пока видим — есть проведенное ВОЗ большое исследование молодых людей. В ходе него более 55% молодых людей заявили о беспокойстве, депрессии, страхе одиночества, связанных с COVID-19. То есть локдаун совершенно точно повлиял на психику. Был и есть огромный страх из-за потери работы. Есть фактор закрытия школ — ЮНЕСКО ожидает, что он значительно повлияет на социально-экономическую жизнь в последующие годы. Будем делать все, что можно, чтобы это негативное влияние остановить.
— Изменился ли вирус? Его поведение во время второй волны будет отличаться от того, что мы увидели во время первой?
— Микробиологи говорят, что есть изменения в гене. Но основные вещи не изменились сильно. Это его патогенность — сколько людей он может поразить, кого сильнее атакует. Это в основном тот же самый вирус. Сейчас кажется, что он стал мягче, но лишь потому, что во время второго пика или второй волны он поражает больше молодых людей, которые переносят его мягче. Это демографические изменения. Но хотя сильнее всего он вредит пожилым, тяжелые случаи есть и у молодых, и у детей.
— Почему он сейчас больше поражает молодых?
— Потому что после снятия карантинных ограничений они повыходили из домов, стали игнорировать профилактические, гигиенические, ограничительные меры. Но важно понимать, что это именно заражения, необязательно, что эти люди находятся в госпиталях и тяжело переносят болезнь.
— Какие меры для купирования роста числа заболевших могут быть наиболее эффективны?
— Надо мыть руки, не протирать ими глаза, носить маски. А если мы заболели и у нас температура 38-39 градусов, то не надо приходить на работу и считать это героизмом, говорить «я справился», потому что ты пришел и будешь заражать других людей, у которых может развиться тяжелая форма заболевания. Это и ответственность бизнеса: обеспечить безопасность клиентов и сотрудников.
— В июле вы говорили, что ВОЗ совместно с китайскими учеными начнет расследование происхождения вируса — есть ли какие-то успехи?
— Пока что результатов нет. Такие планы были, но даже если расследование и ведется, мы о его результатах не узнаем до официального объявления. По последней имеющейся информации, миссия готовится, команда экспертов формируется.
— Если знать происхождение вируса, то как это знание можно применить на практике?
— Это позволит понять, как вирус передавался от одного животного к другому, как он менялся в ходе этих передач и как достиг человека. Это поможет нам понять опасность других вирусов для человека, которые есть у животных.
— Как вы оцениваете сейчас соблюдение москвичами мер предосторожности?
— Есть ощущение, что и в России, и в Европе люди устали от карантина. Я недавно увидела репортаж, где человек сказал, что ему все равно, если он заразится коронавирусом, и что он даже тогда не будет соблюдать нормы наподобие ношения маски. Как такое можно говорить? Это все равно, что ехать за рулем машины и сказать, что тебе все равно, что ты едешь на красный свет.
— Статистику заболеваемости и смертности от коронавируса в разных странах, в том числе в России, критиковали, говоря о том, что показатели занижают. Планируется ли ее пересчитывать?
— Вирус за девять месяцев ударил по всему миру, уже умерло около 1 млн человек. Цифры могут быть больше. ВОЗ как организация получает официальную статистику от государств — членов ВОЗ. Мы не имеем мандат и ресурсы перепроверять эти цифры. Страны считают по-разному. Где-то в разгар пандемии всех умерших в домах престарелых включали в статистику смертности от вируса. И у них, конечно, были огромные значения летальных исходов. Мы приняли рекомендации, где говорится, как надо рассматривать смерть людей с положительным результатом теста на COVID-19. Например, COVID-19 может являться непосредственной причиной смерти, а может способствовать ухудшению состояния, вызванного другой болезнью. Также может быть положительный ПЦР-тест без клинических проявлений, а человек может умереть от рака или ДТП. Россия это полностью принимает. Русская версия этого руководства разработана ЦНИИОИЗ, и мы видим, что Росстат использует передовую международную практику для анализа ежегодных случаев в конце периодов, а также в режиме реального времени анализирует качество статистики смертности.
— А сейчас российское здравоохранение готово лучше?
— Да, есть достаточное количество средств индивидуальной защиты, проводится масштабное и регулярное тестирование на COVID-19. Система здравоохранения готова принять заболевших в случае скачка заболеваемости. Врачи смогли отработать протоколы лечения, которые помогают спасать жизни.
— Станет ли коронавирус сезонным?
— Мы пока точно не можем ответить на этот вопрос, но исследования ведутся.
— Что сделать с тем, что также растет сезонное обострение гриппа?
— ВОЗ особенно беспокоит северное полушарие, поскольку мы вступаем в более холодное время года, когда будет труднее проводить некоторые виды деятельности на открытом воздухе, а также когда начинают распространяться другие респираторные заболевания, что усложняет диагностику, но также увеличивает бремя болезней. В этой связи очень важно проходить сезонную вакцинацию от гриппа. Хочу отметить, что в России традиционно одни из самых высоких показателей вакцинации от гриппа во всем Европейском регионе ВОЗ.