При выходе венчурных фондов компании чаще всего целиком оказываются в руках стратегических инвесторов, а основатели покидают их или продолжают работу как наемные менеджеры. Мы решили остаться в бизнесе, а инвестор при выходе из капитала нашей компании Macroscop, производителя программного обеспечения для видеонаблюдения, заработал 1000%. Чего нам это стоило?
Инвестору надо «выйти»: чья проблема?
Мы создали Macroscop в 2008 году, а через год привлекли несколько сотен тысяч долларов от венчурного фонда, управляемого AIlianz Investments. Ежегодно выручка компании росла в несколько раз и в 2013-м достигла нескольких миллионов долларов. Но в прошлом году истек срок существования фонда, и он должен был выйти, в том числе, и из капитала нашей компании.
Один опытный инвестиционный консультант сказал нам: «Это не ваша проблема! Пусть инвестор думает, кому продать свою долю». Я заметил, что так мы можем получить недружественного акционера или лишиться компании, на что он возразил: «Ваш бизнес не сможет работать без вас. Никто не будет платить деньги, не договорившись с основателями». Другой не менее опытный в этой сфере человек выразил противоположное мнение: выход фонда — наша проблема. Инвестору важно получить деньги. Что будет с компанией, его, по большому счету, не интересует. И значение нас как основателей на этапе, когда бизнес-процессы выстроены, не так велико.
Кто прав? В нашем случае правы отчасти оказались оба. Выход фонда стал нашей проблемой, но и возможностей влиять на то, кому будет продана его доля, у нас оказалось достаточно.
Macroscop -
компания-разработчик программного обеспечения для систем видео-наблюдения. Основана в 2008 году в Перми. Партнерская сеть насчитывает более 3000 интеграторов в России, СНГ, Европе и Азии, которые реализовали около 10 000 проектов. Под управлением программных продуктов Macroscop работают более 100 000 видеокамер.
Деньги или компания?
Allianz Investments предложила нам продать Macroscop целиком стратегическому инвестору по цене более $10 млн. Мы получали в этом случае большую часть денег. О таком варианте мечтают многие. Но мы понимали — компания кратно растет, и мы знаем, как этот рост ускорить. И решили, что постараемся остаться в бизнесе, сохранив максимально возможные доли.
Тогда инвестор предложил нам выкупить долю фонда самостоятельно. В таких случаях основателям, как правило, приходится кредитоваться в банках или занимать деньги иным образом. По мнению Allianz Investments, только так можно было обеспечить высокую доходность для фонда, одновременно сохранив у нас значительные доли.
Мы готовы были делать выкуп, но сильно разошлись с Allianz Investments по цене. Инвестор говорил, что предлагаемая им цена — очень выгодное предложение для нас, поскольку реальная оценка еще выше: выручка с мультипликатором 3-4 или прибыль с мультипликатором 6-8. Мы пытались обосновать как можно меньшую цифру, ссылались даже на экспресс-метод оценки «оборот пополам». В результате я предложил отталкиваться от предложений потенциальных покупателей. Мы договорились, что поможем фонду их найти. Инвестор предупредил нас, что цена у них может оказаться еще выше и что он пойдет на сделку с тем, кто предложит максимум. Мы эти риски приняли.
Мы начали участвовать в переговорах. В Москву я летал, наверное, раз двадцать. Среди потенциальных покупателей были и те, кого мы пытались не допустить к входу в число акционеров ни при каких обстоятельствах. Это подчас выливалось в довольно острую тактическую борьбу. Но она была как игра в шахматы: есть противостояние, но игроки друг друга уважают. После семичасового собрания акционеров в Перми с серьезными разногласиями и аудиозаписью происходящего я вполне мог лично отвозить директора фонда Илью Балашова в аэропорт, искренне переживая, что он опаздывает на самолет, а он — говорить, что, если я буду ехать так быстро, то лежащий у него в портфеле протокол собрания уже никому не поможет, и поэтому пусть он лучше опоздает.
После жестких переговоров в Москве директор фонда мог пригласить меня к себе домой, где его жена угощала меня борщом, а я учил его детей жонглировать.
В итоге было два покупателя, предварительно готовых выкупать долю фонда и оценивающих весь бизнес в $6-8 млн. Однако мы решили выкупить долю фонда самостоятельно и вернуть себе 100% контроля. Мы хоть и убедились, что первоначальное предложение фонда было ближе к истине, чем наше, но платить деньги сразу, не зная мнения реальных покупателей, было бы неправильно.
«Подписывай или придушу»
Осталось оформить сделку у нотариуса и зарегистрировать изменения в составе собственников в налоговой инспекции. Сначала мы планировали проводить сделку в Перми. Но из-за ее «необычности» несколько местных нотариусов отказались ее удостоверять. Формально сделка проходила через использование преимущественного права выкупа через механизм акцепта оферты. Нотариальное удостоверение при этом не требуется. Но наш инвестор настаивал на нем. Однако нотариус не может удостоверить акцепт оферты, он может удостоверить только договор. По мнению председателя нотариальной палаты Пермского края, договора в нашем случае быть не может, так как сделка совершается в момент акцепта оферты, и после этого договор уже заключить нельзя, так как актив продавцу уже не принадлежит.
Один из пермских нотариусов сказал, что он считает, что заключить и удостоверить договор можно, но он не будет этого делать, чтобы не идти против мнения председателя палаты.
В итоге сделку мы совершали в Москве и удостоверял ее столичный нотариус. Мы провели у него в офисе восемь часов. Для начала нотариус заявил, что представленные документы не полностью подтверждают мои полномочия как генерального директора. В итоге прямо у него в офисе проводили общее собрание участников и подписывали со мной новый трудовой договор. Чтобы снять с себя риск отказа налоговой в регистрации сделки, я не согласился выплачивать деньги фонду напрямую. Я был готов перевести их на депозит нотариуса с поручением направить их инвестору только после представления выписки из ЕГРЮЛ, подтверждающей регистрацию сделки. В свою очередь Allianz Investments настоял на том, чтобы сразу после подписания мой экземпляр договора был запечатан в конверт и отдан нотариусу на хранение с поручением отдать мне только после поступления денег на депозит.
Как рассказал мне коллега, когда я, генеральный директор Allianz Investments и нотариус удалились в комнату для подписания договора, один из юристов воскликнул: «Если он сейчас не подпишет, я его придушу!» Сделку мы успешно закрыли: фонд получил несколько миллионов долларов, а мы — 100%-ный контроль над компанией.