Лишние движения или апатия бездействия: как решать проблемы и не впадать в крайности
«Вы держите в руках не то чтобы свое счастье, но как минимум страховку от слишком серьезных несчастий, в которых могли быть виноваты вы сами», — самонадеянно обещает автор книги «Мысли иначе. 52 ментальные ошибки, которые совершают все (и как их избежать)» Рольф Добелли.
Добелли — швейцарский писатель и предприниматель, и эта книга — главное, чем он известен. В ней он, по сути, коротко излагает все известные на данный момент когнитивные искажения и ошибки — от ошибки выжившего и иллюзии невозвратных потерь до эвристики доступности и регрессии к среднему. Обо всех этих ошибках он рассказывает доступно, увлекательно и с примерами из жизни.
Книга, которая вышла в июле в издательстве «Манн, Иванов и Фербер», подойдет тем, кто хочет быстро и сразу узнать все о когнитивных искажениях, а Даниэля Канемана и других серьезных исследователей читать не хочет — или не имеет на это времени. Forbes публикует отрывок.
Почему так мучительно ожидание и ничегонеделание
«Футболист, который должен пробить одиннадцатиметровый штрафной удар, целится либо в центр ворот, либо в левый угол, либо в правый. Вероятность успеха во всех случаях одинакова и равна одной трети. А как поступает вратарь? В 50% случаев он бросается влево и в 50% — вправо. Вратари крайне редко остаются в центре ворот — и это вопреки известному факту, что мяч в каждом третьем случае летит в центр. Почему? Потому что лучше уж прыгнуть не в ту сторону, чем стоять столбом и смотреть, как мяч мчится слева или справа от тебя. Не так стыдно и вообще лучше выглядит. Срабатывает склонность к действию (сверхактивность, action bias): реагировать надо активно, даже если это бесполезно. Поведение футболистов изучал израильский специалист по спортивной психологии Майкл Бар-Эли. Он проанализировал сотни случаев пенальти.
Но не только у вратарей есть склонность к действию. Вот у дверей ночного клуба поднимается крик. Молодые люди орут и угрожающе жестикулируют. Похоже, в любой момент может начаться зверская драка. Юные полицейские в присутствии старших и более опытных коллег держатся чуть в сторонке, наблюдают, сохраняя дистанцию, и вмешиваются лишь тогда, когда видны первые пострадавшие. Если же рядом с ними нет старших товарищей, все происходит иначе. Молодые и сверхактивные блюстители порядка поддаются склонности к действию, вмешиваются без промедления. Исследования, проведенные в Великобритании, показывают, что в случаях, когда полицейские дольше выжидают, существенно меньше пострадавших, чем когда молодые стражи порядка проявляют рвение и преждевременно вмешиваются в драку.
Склонность к действию проявляется особенно сильно в новой и незнакомой ситуации или если обстановка неясна. Так, многие биржевые инвесторы, подобно неопытным полицейским, иной раз проявляют излишнюю активность, поскольку еще не могут правильно оценить суету на бирже. Конечно, такая активность себя не оправдывает. Уоррен Баффет так высказался по этому поводу: «При инвестировании активность не коррелирует с достижениями».
Склонность к действию характерна и для самых высокообразованных людей. Вот перед врачом оказался пациент с неясной картиной болезни. Врач поставлен перед выбором: сразу вмешаться или выждать. Прописать какое-нибудь лекарство или нет? Чаще всего врачи выбирают вариант активного действия. И не стоит сразу предполагать, что они поступают так из финансовых соображений. Причиной, подталкивающей их к такому поступку, вполне может быть обычная склонность к действию.
Откуда она у нас? Опять-таки мы ее унаследовали. Во времена охотников и собирателей, в тех условиях, под которые мы были оптимизированы, активная реакция ценилась выше, чем умение размышлять. Для наших предков молниеносная реакция была залогом выживания. Склонность к раздумьям могла вести к гибели. Когда наши предки замечали на опушке леса силуэт, напоминающий саблезубого тигра, они не усаживались на камень в позе роденовского мыслителя, чтобы подумать о смысле жизни. Они кидались бежать — со всех ног. И все мы, сегодняшние, — потомки тех, кто спасался бегством. Кто убегал даже слишком часто.
Современный мир стал другим — сейчас чаще выигрывает острый ум, а не физическая активность. Но перестраиваться очень трудно.
Вас не будут чествовать, вам не вручат медаль и не поставят памятник, если вы предпочтете выждать и принять единственно правильное решение — на благо компании, государства или человечества. Если же вы продемонстрируете решительность, быстроту реакции и если ситуация (пусть и случайно) улучшится, вы получите недурной шанс, что вас станут чествовать и награждать где-нибудь на городской площади, как минимум назовут лучшим сотрудником года. Наше общество пока предпочитает тех, кто действует без размышлений, тем, кто сознательно ждет подходящего момента.
Вывод: когда ситуация туманна, мы ощущаем импульс что-то сделать, предпринять, иневажно, поможет это или нет. В результате нам становится легче, даже если ничего не улучшилось. Частенько происходит и ухудшение. В общем, у нас есть явная склонность действовать слишком быстро и вмешиваться слишком часто. Именно поэтому стоит, пока положение не прояснилось, вообще ничего не делать — до того момента, когда вы сможете точнее оценить ситуацию. Сдерживайте свои порывы. «Несчастье человечества в том, что люди не в состоянии спокойно сидеть у себя в комнате», — писал еще Блез Паскаль. Спокойно, у себя дома, за своим письменным столом».
Одно из двух: либо вы часть проблемы, либо часть ее решения
«Два альпиниста. Первый упал в ледниковую трещину. Вы могли бы его спасти, организовав экспедицию, но не сделали этого, и он погиб. Со вторым вы сами «проявили активность»: столкнули его в трещину. Вскоре он тоже погиб. Какой поступок хуже? Рассуждая рационально, можно назвать оба равновесными и преступными. Неоказание помощи, как и убийство, привело к смерти человека. Но все же некое глубинное чувство нам нашептывает, что не оказать помощь не настолько гадко. Это чувство называется недооценкой бездействия (оmission bias — ошибка упущения, неиспользование возможности оказать помощь). Она проявляется в ситуациях, когда одинаковый вред могут причинить как действие, так и бездействие. В таких случаях мы обычно склоняемся ко второму варианту, поскольку вред, причиняемый таким образом, кажется менее весомым.
Предположим, вы председатель комиссии по допуску медикаментов на рынок вашей страны. Перед вами встает вопрос: можно ли дать разрешение на продажу нового медикамента, имеющего сильный побочный эффект? Он убивает на месте 20% пациентов, но в краткосрочной перспективе спасает жизнь 80% больных. Какое решение примете вы?
Если вы рассуждаете как большинство людей, то запретите применение этого лекарства. Медикамент, убивающий каждого пятого? Вам это покажется недопустимым: это ужасно, пусть даже 80% пациентов, которых можно было бы спасти, не получат никакой помощи и не будут спасены. Абсурдное решение, но именно оно и созвучно феномену недооценки бездействия. Допустим, вы знаете о нем и решаете — во имя разума и морали — разрешить употребление препарата. Что произойдет, если первый же пациент (один из пяти, как и было сказано) погибнет при его приеме? Какой вой поднимется в прессе! Вас уволят. Если вы чиновник или политик, вам лучше воспринимать всерьез недооценку бездействия, свойственную народу, и самому поступать соответственно.
Уголовное право ярко показывает, насколько крепко такое «искажение морали» засело в наших головах. В Швейцарии и Германии закон запрещает медикам оказывать помощь смертельно больным людям, которые выражают желание быстро и без мучений уйти из жизни. Это считается преступлением и наказывается по всей строгости закона. Однако намеренное прекращение медицинской помощи, необходимой для поддержания жизни, остается безнаказанным.
Недооценка бездействия объясняет, почему некоторые родители медлят или совсем не хотят делать своим детям прививки, хотя давно доказано, что это снижает риск заболевания. Объективно говоря, этих родителей следовало бы обвинить в сознательном причинении вреда детям, если те действительно заболеют. Но в том-то и штука: сознательное упущение мы воспринимаем как менее вредное и дурное, чем порицаемое активное действие.
Недооценкой бездействия объясняется и то, почему мы предпочитаем не обращать внимания на дурное бездействие в страхе перед чем-то новым, что может и навредить. Инвесторы и журналисты от экономики готовы запретить компаниям производить новые продукты, считая это менее вредным, чем производство чего-то неудачного. А отсутствие новинок приводит к банкротству. Владельцы сидят в обнимку с негодными пакетами акций, полученными в наследство, полагая, что это лучше, чем купить новые, которые могут оказаться и неудачными.
Не встраивать установку по очистке газовых отходов на электростанции, работающей на угле, лучше, чем вычеркнуть ее из бюджета строительства. Не сделать теплоизоляцию собственного дома лучше, чем сжигать тот самый излишек газа, который можно было бы сэкономить при теплоизоляции, устраивая на нем костер — себе на радость. Не декларировать свой доход не так плохо, как подделывать документы о доходах, хотя результат тот же.
В предыдущей главе мы рассматривали склонность к действию. Недооценка бездействия — это ее противоположность? Не совсем так. Мы порываемся действовать, когда ситуация непонятна, противоречива, туманна. И мы хотим поактивничать, вмешаться, сделать что-нибудь, хотя это, возможно, и не принесет пользы. Недооценка бездействия возникает, когда ситуация вполне просматривается: активным поступком можно избежать вреда в будущем, не допустить плохого исхода дел. Но предотвращение вреда мотивирует нас недостаточно сильно, не столь очевидно, как советует разум».
Недооценку бездействия трудно заметить — невмешательство, отказ от поступка проявляется не так ярко, как поступок. Движение 1968 года (протесты против участия США в войне во Вьетнаме, а также за права человека, против расизма, в поддержку феминизма и защиту окружающей среды. — Forbes), надо отдать ему должное, заметило это явление, присмотрелось к нему и боролось с ним очень точным лозунгом: «Если ты не участвуешь в решении проблемы, то ты часть проблемы».