Свобода власти: почему за 30 лет в России так и не появилось политической конкуренции
В декабре 2021 года исполнится 30 лет с момента распада Советского Союза и начала современной российской государственности. В приуроченной к этой дате серии колонок для Forbes ведущие эксперты оценивают основные тенденции развития политической жизни, экономики и бизнеса в России за эти годы.
Политики всегда стремятся к максимизации власти. Они хотят править так долго, как это возможно, и с минимальными ограничениями. Но у одних это получается, а у других — нет. Все зависит от барьеров на их пути, которые создают или другие политики, или массовые общественные движения, или другие государства.
На протяжении всех 30 лет после распада СССР барьеров на пути у тех, кто пришел к власти в России, практически не возникло. Конфликты элит всякий раз заканчивались по принципу игры с нулевой суммой, когда одна сторона все выигрывала, а другая — все проигрывала. Массовые общественные движения были и остаются до сих пор достаточно слабыми, равно как и международное влияние на Россию.
Неудивительно, что российским политикам удавалось успешно максимизировать власть и удерживать ее на протяжении длительного времени. У Бориса Ельцина это не получалось в силу того, что он был крайне непопулярным главой государства, столкнувшимся с глубоким и длительным экономическим спадом. А когда у власти оказался Владимир Путин, эти проблемы были решены, — отчасти в силу объективных обстоятельств, отчасти благодаря усилиям властей. И на каждой из исторических развилок, когда вставал вопрос, двигаться ли в сторону демократии, оказывалось, что у российских политиков для этого нет никаких рациональных стимулов.
Посмотрим на эти развилки.
Почему побеждала власть
Первая из них — 1991 год. Старая система рушится, надо что-то делать с ее обломками. Можно принимать новую Конституцию, уже посткоммунистическую, проводить выборы новых органов власти в новых условиях, но зачем это нужно политикам, которые и так оказались у власти? К тому же они еще доламывали старую систему, надо было избавляться от прежних советских политических институтов и лидеров. Поэтому политические реформы откладываются на неопределенный срок.
Затем 1993 год, когда возник конфликт между президентом и Съездом народных депутатов. Конфликт начинается из-за разногласий в экономической политике, но довольно быстро перерастает в спор, кто главнее. Ельцин в этом конфликте побеждает и, естественно, навязывает удобные для него правила игры. Именно поэтому российская Конституция 1993 года содержала довольно значительный авторитарный потенциал.
Следующая развилка — президентские выборы 1996 года. Не случайно перед Ельциным тогда встал вопрос, отменить ли выборы вообще или провести их, пусть и в условиях крайне неравноправной политической конкуренции. Была предпринята попытка отказаться от выборов, запретить компартию, ввести чрезвычайное положение и разогнать Думу. Насколько можно судить по многочисленным источникам, включая воспоминания тогдашнего министра внутренних дел Анатолия Куликова, механизм был запущен, но не приведен в действие. В последний момент позиция ряда влиятельных фигур, прежде всего премьера Виктора Черномырдина, предотвратила этот шаг. И хорошо, трудно предположить, что случилось бы с Россией в случае отмены выборов. Скорее всего, ничего хорошего. Но в итоге выборы провели, сделав все, чтобы победила власть.
Далее развилка 1999 года — «война за ельцинское наследие», борьба группировки бывшего премьера Евгения Примакова и мэра Москвы Юрия Лужкова, претендовавшей на власть, с группировкой, лидером которой в конечном итоге стал новый премьер Владимир Путин. Путинская команда в этой очередной игре с нулевой суммой одержала победу и кооптировала (включила в себя. — Forbes) остатки группы Примакова и Лужкова.
Далее, если пропустить несколько более мелких развилок, стоит перейти к событиям 2014 года, когда в ответ на смену власти в Киеве российское руководство предпринимает крайне конфронтационные внешнеполитические действия — присоединение Крыма, конфликт на Донбассе. Усиливается противостояние с Западом. Все это ведет к дальнейшему закручиванию гаек во внутренней политике России, которое началось еще раньше — с волны протестов 2011-2012 годов.
И, наконец, последний по времени шаг в этом направлении — это 2020 год, голосование по поправкам к Конституции, которое открыло возможность продления пребывания Путина у власти до 2036 года и продемонстрировало стремление правящих групп «зацементировать Россию», сохранять статус-кво любой ценой.
Если мы посмотрим на все эти развилки, то увидим, что шансы на демократизацию страны были либо нереалистичными, либо, если и существовали, то в их реализации никто не был заинтересован.
Почему оппозиция слаба
Надо понимать, что люди, которые принимают важнейшие решения — не какие-то монстры, а политики, действующие в своих корыстных интересах.
Тот же Дональд Трамп пытался максимизировать власть и поставить американское государство на службу своим интересам. Он применял для этого самые разные способы — и давление на чиновников, и попытки не отдавать власть после выборов 2020 года. Но у него ничего не получилось, потому что он сталкивался с сильным сопротивлением и политического класса, и американских граждан. Но, если бы по каким-то причинам Трамп вдруг оказался президентом России, сопротивление на его пути было бы несоизмеримо меньшим.
В России, даже в 1990-е годы, оппозиция была слаба. Казалось бы, у КПРФ была довольно большая база массовой поддержки — достаточно посмотреть на результаты думских выборов. Но сама партия вела себя довольно вяло и инертно. Во время выборов 1996 года Зюганов, в общем, не предпринимал серьезных усилий для борьбы за президентский пост. Отчасти коммунистам не хватало гибкости для создания формальных или неформальных коалиций с другими политическими силами — эта ригидность была использована против них в ходе президентской кампании. С другой стороны, коммунистические политики прекрасно чувствовали себя на вторых ролях в политической системе, их вполне устраивало то, что называлось «врастание во власть». Коммунистическая партия выступала в роли полуоппозиции в 1990-е годы, и продолжает ей выступать и по сей день. Да, коммунисты поднимают голос против каких-то мер правительства. Например, в 2018 году они активно выступали против повышения пенсионного возраста, но протестные настроения не были конвертированы ими в серьезные коллективные действия.
Если говорить не о КПРФ, а об оппозиции в целом, то в России просто не существует влиятельных организационных структур, способных организовать противодействие власти. Какие организации становятся моторами движения за демократизацию? Это прежде всего рабочее движение, профсоюзы — и в Европе в XIX веке, и в Латинской Америке в XX веке. Самый известный из недавних примеров, конечно, польская «Солидарность». Где-то это могут быть религиозные организации, как в Латинской Америке. В Южной Корее было довольно активное студенческое движение в 1980-е годы. Ничего подобного в России нет, да и неоткуда было взяться после распада Советского Союза.
Какие могли быть в России профсоюзы? Наследники советских — большие по численности, но неспособные ни к какой активности. То же самое можно сказать о религиозных, студенческих и других организациях. Когда уже в недавнее время свою межрегиональную сеть попытался выстроить Алексей Навальный, на нее сразу обрушились репрессии. Власти и дальше будут делать все, чтобы таких организаций не появилось. И если вывести за скобки спонтанные выступления в период выборов 2011-2012 годов, то мы увидим, что масштабы протестных действий в России были не очень велики. Главным образом они ограничивались локальными проявлениями, как в Шиесе Архангельской области, где граждане протестовали из-за строительства свалки. В Хабаровском крае были массовые протесты после ареста губернатора Сергея Фургала, но за пределы края они практически не вышли.
Наиболее опасна для сегодняшних российских властей возможная синергия между общественными движениями снизу (это могут быть и НКО, и неформальные сети, сформированные в том числе при поддержке независимых СМИ) и какой-то частью правящих элит. С одной стороны, общественные движения могут воздействовать на политический класс, с другой — часть политического класса способна использовать общественные движения для какого-то внутриэлитного торга. Американский политолог Грэм Робертсон анализировал забастовки в российских регионах в 1990-е годы. Оказалось, что в одних регионах забастовки были очень масштабными, а где-то их почти не было. Робертсон пришел к выводу, что на масштаб выступлений влияли вовсе не объективные экономические условия и не массовые настроения, а конфликты между центральным правительством и региональными властями. Проще говоря, губернаторы напрямую или косвенно выступали спонсорами этих забастовок, пытаясь таким образом надавить на федеральный центр и выбить дополнительные бюджетные средства на фоне глубокого экономического кризиса, особенно в 1997-1998 годах.
Поэтому многие публичные конфликты, которые наблюдали тогда граждане, отражали противоречия в российской элите. Естественно, власти заинтересованы в том, чтобы таких конфликтов впредь не допустить, а с другой стороны, пресечь массовую протестную мобилизацию.
Ситуативные конфликты
Сегодня говорить о расколе российских элит не приходится. Можно сказать, что кто-то во власти является сторонником более жесткой или менее жесткой линии. Но речь, как правило, не об идеологических разногласиях, а об интересах. Отчасти эти интересы связаны с соображениями личной карьеры: если отвечающие за выборы чиновники будут слишком мягкотелыми, они могут не обеспечить нужных результатов и лишиться своих постов. Отчасти дело в потоках ренты, на которых сидят те или иные фигуры, заинтересованные либо в закручивании гаек, либо, наоборот, в поддержании статус-кво.
Есть еще важный субъективный аспект, связанный с восприятием угроз. Когда на Украине свергли президента Виктора Януковича, российские политические лидеры восприняли это событие как очень серьезную угрозу для себя. Хотя, если посмотреть менее предвзято, ничто не мешало Путину точно так же договориться с президентом Порошенко, как он договаривался до этого с Януковичем, а еще раньше — с Ющенко. И российские базы в Севастополе могли сохраняться на прежних условиях.
Но у страха глаза велики, и реакция на события в соседней стране вызвала не только международные конфликты, но и необратимые последствия в виде репрессий, предпринятых российскими властями и в общем оказавшихся успешными. Удалось сбить накал потенциальных протестов, и сегодня мы можем сравнить: выборы 2011 года — массовые протесты, выборы 2021 года — небольшая группа людей вышла на Пушкинскую площадь, и пар ушел в свисток.
Страх перемен
При этом люди, руководящие страной, не являются идейными приверженцами каких бы то ни было доктрин. Они используют разные идеологические штампы для контроля над тем, что происходит в умах и сердцах сограждан. Есть стремление выстроить нормативный идеал, который можно назвать «хороший Советский Союз», он немного напоминает СССР 1970-х — начала 1980-х годов, но во многих отношениях от него отличается. Советскому Союзу не были присущи, например, такие возможности для бесконтрольного обогащения элит или отказ государства от большинства социальных гарантий для граждан. Вместе с тем никто не говорит о возврате к советской экономической модели с ее пустыми полками, очередями и дефицитом. То есть это такой «хороший Советский Союз» — страна без очередей и дефицита.
В краткосрочной перспективе отсутствие идей способствует большей гибкости власти. Можно легко поменять политический курс, никому ничего особенно не объясняя. Но в дальнейшем могут возникнуть проблемы, если политика не дает желаемых результатов. Когда в России в 2000-е годы росла экономика — все было хорошо, никто особенно об идеях и не думал. Сейчас, когда с экономикой дела обстоят не очень, реальные доходы у граждан стагнируют, все труднее становится объяснить, что пошло не так.
Мы видим по опросам, что недовольство нынешним статус-кво среди россиян растет. Однако из этого не следует, что режим обязательно столкнется с серьезными вызовами. Дело даже не в угрозах репрессий. Многие граждане опасаются радикальных перемен, которые могут не улучшить, а ухудшить их положение. Отчасти, конечно, это вызвано опытом реформ 1990-х годов, которые оказались для многих россиян очень болезненными. И люди, которые опасаются поворота от плохого к худшему, сейчас и служат базой поддержки власти. Таков на сегодняшний день итог весьма драматичного развития российской политической системы за последние 30 лет.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора