Юрий Трутнев: «Хочешь — ферму открой, хочешь — рыбной ловлей занимайся»

Вице-премьер Юрий Трутнев и подведомственное ему Министерство Дальнего Востока за два года, в течение которых они занимаются развитием дальневосточных территорий, запомнились яркими идеями. Раздача бесплатной земли, открытие на острове Русский аналога инновационного кластера в Сколково, создание территорий опережающего развития (ТОР). Трутнев уверен, что идеи будут воплощены в жизнь, остановят отток населения с Дальнего Востока и ускорят развитие региона. В настойчивости вице-премьеру не откажешь. Например, создание ТОРов изначально не поддерживало большинство министерств и ведомств, однако Трутнев и Минвостока настояли и сейчас правительство обсуждает создание ТОРов в моногородах по всей России. Сервис для оформления бесплатной земли заработает в ближайшее время, а инновационный кластер на острове Русский начнут создавать пока без бюджетных денег.

В сентябре во Владивостоке пройдет первый Восточный экономический форум. Судя по предварительной программе, он не будет уступать по числу высокопоставленных госслужащих и топ-менеджеров российских компаний Петербургскому форуму. «Если вы не знаете, в чем разница разных инструментов поддержки, где применяется инструменты для территории опережающего развития, где поддержка инвестпроектов, — а вы ведете вопросы бизнеса в уважаемом издании, тогда  у нас никто ничего не знает. Никто не знает этого на Дальнем Востоке, никто не знает из крупного бизнеса, тем более никто не знает в странах Азиатско-Тихоокеанского региона, — отвечает Трутнев на вопрос, зачем нужен новый форум. — Мы встречаемся с кем-то из руководителей компании совершенно по другому вопросу и рассказываем, какие инструменты развития у нас созданы. Они открывают рот и говорят: «Что, это правда все работает?» Я говорю: «Законы приняты, деньги уже выделяются, комиссия работает». Они говорят: «Да не может быть!». Поэтому первая и, может быть, основная задача на этот форум — сказать, что инвестиционная площадка на Дальнем Востоке стала другой, она не такая, как два года назад».

— Вы хотите рассказать нашим или зарубежным предпринимателям?

— И нашим, и зарубежным. У нас никакой дискриминации. Прежде всего, ждем крупный бизнес, потому что мелкий и средний подтянется. Я не буду вам называть фамилии, это не совсем этично, пока люди не приехали. Могу только сказать, что это весь российский крупный бизнес и это все крупнейшие компании Азиатско-Тихоокеанского региона — это японский топ, корейский топ, китайский топ. Что касается государственных лидеров, то мы делаем этот форум не для политиков. Единственный лидер, которого мы ждем, — наш президент. Потому что он во многом формирует доверие к работе на Дальнем Востоке и для российских, и для зарубежных инвесторов.

— Почему нельзя рассказать об инвестиционном потенциале Дальнего Востока на инвестиционном форуме в Сочи?

— Вы всерьез представляете, что инвесторы из Сингапура или Кореи поедут в Сочи узнавать, как инвестировать в Дальний Восток? Да ладно! Для них Дальний Восток — это территория, на которую они смотрят с интересом. Конечно, они приедут узнавать, как работает Дальний Восток, во Владивосток, в Хабаровск, но не в Сочи.

«Я не пытаюсь командовать участниками экономических процессов»

— Что с проектом строительства «Роснефтью» нефтехимического комплекса на Дальнем Востоке?

— Мы разговаривали с Игорем Ивановичем [Сечиным]. Они этим проектом занимаются,  но у них пока не все складывается по источникам финансирования и по ряду технологических вопросов. Мы точно будем им помогать, потому что проект важный, большой, дает хороший импульс развития. Мы уже договорились, что используем для этого проекта оболочку территорий опережающего развития, то есть компания получит налоговые и имущественные льготы.  И с инфраструктурой поможем. Но все-таки сначала компания должна прийти и твердо нам сказать, что да, они решили делать проект.

— Пока такого нет?

— Пока такого нет. Поэтому мы, конечно, ни одного рубля бюджетных денег не истратим, пока не получим от инвестора подтверждения, что проект состоится. А что касается источников финансирования… Все зависит от надежности проекта и цены этого ресурса.

— Вопросы выделения средств из ФНБ этому проекту рассматривается  или он заморожен?

— ФНБ – это не мой вопрос. Но моя личная реакция такова: деньги на ФНБ можно и нужно размещать в проектах на территории Российской Федерации. Вопрос только один: эти проекты должны быть абсолютно надежны, эти деньги должны обязательно вернуться, это должно быть гарантировано. Дальнейшее имеет смысл рассматривать в рамках конкретного проекта.

— Было поручение президента рассмотреть возможность включить проект освоения Эльгинского месторождения в проект приоритетных для Дальнего Востока. Его включат?

— Мы не сможем на комиссии рассматривать проект, который находится в предбанкротном состоянии. Мы на комиссию вытаскиваем проекты, которые стопроцентно сбудутся. Потому что в противном случае у нас возникает риск, что мы деньги бюджетные закопаем, а ничего не произойдет. Это совсем плохая история. Поэтому Эльгинский проект не может попасть на комиссию и  не может получить господдержку, просто потому что он в том состоянии, в котором есть сейчас.

— То есть вы ждете, когда «Мечел» договорится со Сбербанком, и тогда готовы вернуться к обсуждению вопроса господдержки?

— Я не пытаюсь командовать участниками экономических процессов. У Сбербанка позиция достаточно жесткая, в то же самое время она основана на документах, которые «Мечел» подписал по отношению к Сбербанку. Я буду всячески способствовать тому, чтобы проблема была решена. Но если решения в ближайшее время не произойдет, то надо запускать процедуру банкротства. Потому что бесконечно ждать, когда мы сможем приступить к реализации проекта, невозможно.

Чиновник на Maserati

Юрий Трутнев – один из самых богатых российских чиновников. Впервые он официально отчитался о доходах еще в 2004 году. Тогда, согласно декларации, среднемесячный доход Трутнева составил $317 198. Чиновник объяснил это тем, что, став госслужащим, продал в рассрочку принадлежащие ему акции группы компаний «Экс» (владеет сетью супермаркетов «Семья», оборот которой в 2004 году составил $105 млн). За 2014 год Трутнев заработал 179 млн рублей.

Помимо карате увлекается авторалли: участвует в Кубках России и держит внушительный автопарк с Porsche Cayenne Turbo и Maserati M145 GranTurismo.

Женат, имеет пятерых детей.

— То вспыхивает, то гаснет дискуссия о доступе частников на шельф. Ваша позиция какова?

— Она не изменилась. У меня плохо с изменением позиции. Мне кажется, что доступ российских частных компания для работы на шельфе мог бы активизировать процесс разведки месторождений, мог бы дать толчок развитию отрасли, связанной с производством оборудования для развития, добычи, транспортировки углеводородов. В то же время рынок сейчас для таких действий, мягко говоря, не очень хороший.

— В чем?

— Цены нет. Разные вещи – делать это при цене на нефть два года назад и цене сейчас. Но в принципе, я думаю, компании все равно пришли бы. Хотя конкурировать за рынки сбыта сейчас будет гораздо сложнее, чем некоторое время назад. Но какое-то количество времени еще пропустим, и будет еще сложнее конкурировать.

— На Сахалине, по предварительным оценкам геологов, запасы газа на месторождении «Газпрома» больше, чем считали раньше. Будет ли это поводом, в том числе для правительства, инициировать вопрос запуска третьей очереди проекта «Сахалин-2»?

— Пока такой вопрос не обсуждался. Для того чтобы на него отвечать, надо смотреть объем дополнительных запасов, надо смотреть темпы работы на сегодняшних месторождениях, обязательно смотреть рынки. Надо собирать всех участников процесса, обсуждать это.

«Невозможно, да и глупо сказать «Русалу», где ему построить завод»

— Санкции мешают развитию Дальнего Востока?

— Я скажу так: дефицита проектов, которые надо поддерживать, не существует. Правительственной комиссией одобрено создание девяти ТОРов и поддержка шести приоритетных инвестиционных проектов. Еще примерно 15 предложений о создании ТОРов и реализации конкретных проектов в высокой степени готовности. Поэтому какого-то влияния санкций, скажу честно, не чувствую.  Заинтересованность со стороны наших коллег из Азиатского-Тихоокеанского региона высокая — японский, китайский, корейский бизнес.

— Вы упомянули про ТОРы. Это все-таки территории для среднего бизнеса или вы хотите, чтобы туда приходил с мегапроектами крупный бизнес, например, «Русал», «Русгидро», «Роснефть»?

— Вы же про бизнес пишите? А что ж вы тогда с такими вопросами? Бизнес приходил с большими проектами – так не бывает. Невозможно, да и глупо, сказать «Русалу», где ему построить завод. Все наоборот: это они выбирают площадку, рынки, инфраструктуру, логистику, — экономику проекта считают исходя из всего этого.

У нас есть два способа поддержки инвесторов. Первый – территории опережающего развития. Мы устанавливаем особые правила ведения предпринимательской деятельности на конкретной территории, которая выбрана  минимум двумя-тремя представителями бизнеса для организации производства. Когда мы видим, что, условно, рядом с Хабаровском есть площадки, к которым можно подвести инфраструктуру, и есть желающие на этих площадках создать те или иные производства, то мы создаем ТОР. Что ТОР дает инвесторам? Во-первых, помогает избежать сегодняшней волокиты с землей – это огромные затраты и издержки для  бизнеса. Во-вторых, налоговые льготы. В-третьих, мы подводим инфраструктуру. Это такой подготовленный greenfield, прообраз бизнес-инкубатора, куда в основном, конечно, должен заходить малый и средний бизнес. Но грань не очень жесткая. Вот Беринговский проект по освоению угольного месторождения. Вряд ли туда кто-то, кроме угольщиков, придет, но мы выбрали, посоветовавшись с губернатором, оболочку ТОРа, потому что проекту нужны налоговые льготы.

Когда мы говорим о крупном проекте – это другая история. Например, существует проект развития порта Ванино. Мы садимся с инвестором за стол переговоров и разговариваем о том, что ему нужно из инфраструктуры и привязываем инфраструктуру к конкретному проекту. Смотрим эффективность – у нас там есть определенные правительством параметры, связанные с тем, сколько мы, затратив бюджетные деньги, привлечем средств инвесторов. И потом садимся за один стол и подписываем соглашение – мы обязуемся строить инфраструктуру, они – реализовать проект.

— Есть ли конкретные примеры новых неизвестных крупных проектов на Дальнем Востоке, которые, возможно, будут реализованы иностранными компаниями?

— Почему вы выделяете проекты иностранных компаний? Меня они интересуют так же, как российские, если даже не во вторую очередь. И не потому что я считаю, что мы должны развиваться за счет наших инвестиций. Но так быстрее. Сейчас мы сформулировали дальневосточное направление как приоритетное, и, если мы ослабим динамику движения, нам перестанут верить. Поэтому мы стараемся двигаться очень быстро, у нас коллеги потихоньку к этому привыкают, у нас каждый день что-то происходит. Недавно дискутировали с Минфином по региональным инвестиционным программам. Президент предоставил льготы для новых проектов на Дальнем Востоке, а льготы не работают, потому что Минфин написал в подзаконном акте, что льготы получают только проекты, «признанные региональными инвестиционными». То есть ввел барьер для получения льгот, так как нужно пройти процедуру включения в список региональных проектов. Я их спрашиваю: «Зачем вы это сделали?» Они говорят: «Ну, порядок же нужен – надо записать всех, проверить». Я говорю: «Послушайте, но ведь президент не говорил, что для этого нужны какие-то дополнительные условия, кроме объема инвестиций. Зачем вы это написали?» Вот мы с ними довольно долго общались и  все-таки убедили их, что так нельзя.

«Мне кажется,  это и есть наиболее эффективное использование бюджетных средств»

— Вот мы затронули тему бюджета. Сейчас идет бюджетный процесс и  с каждым годом он все более болезненный…

— Что это он болезненней стал? Это вы так думаете.

— У вас есть понимание, какая сумма нужна для развития Дальнего Востока на ближайшие три года?

— Да, конечно. На 2016-2018 годы – 69,4 млрд рублей. Минфин с этими планами согласен. Это не очень большие деньги для развития Дальнего Востока. Но мы постараемся их правильно применить.

— Каким образом?

— По территориям опережающего развития и поддержке инвестпроектов у нас сначала был мультипликатор 11,4, сейчас — около 12. То есть на один бюджетный рубль мы привлекаем 12 рублей частных инвестиций. Мне кажется,  это и есть наиболее эффективное использование бюджетных средств – когда мы не просто строим какие-то объекты целиком за счет государства, а когда мы небольшими государственными вложениями, уменьшая издержки бизнеса, привлекаем частные деньги. Честно скажу: это пока начало пути. И закон только принят, и территории опережающего развития, и инвестпроекты только начали утверждаться.

Мы сейчас потихонечку все наладим и будем переходить к проектам другого качества. Уже на Восточном экономическом форуме попробуем о них поговорить. Вот, например, транспортные коридоры «Приморье-1» и «Приморье-2» — они уже получаются под 200 млрд. Понятно, что сегодня пойти и найти эти деньги в бюджете сложно. Но, мне кажется, все становится на места, когда ко всему начинаешь относиться как к сфере экономики, как к бизнесу. Мы сейчас скажем инвестору: «Дорога стоит 200 млрд, она для нас имеет стратегическое значение, поэтому государство на себя берет гарантию грузопотока. Ты ее строишь, она остается у тебя в концессии, деньги ты собираешь, а если ты не добираешь до окупаемости проекта, мы тебе проект дотируем». Нормальная история, правда? Потому что, во-первых, затраты у государства будут значительно меньше, во-вторых, они будут растянуты по сроку эксплуатации уже готового объекта. Это инвестиции длинные, но они уже очень надежные и в таком механизме, я уверен, мы инвесторов найдем. Конечно, есть  вопрос, сколько платить, какой поток гарантировать. Но это уже конкретная отладка механизма. Мы будем этим заниматься.

— Вы год назад говорили, что хотите создать на территории острова Русский аналог Сколково. Это планы пока нереализуемы из-за сложной бюджетной ситуации?

— Здесь вы, к сожалению, правы. Это один из немногих проектов, на которые экономическая ситуация влияет, потому что мы же говорили о развитии научной инфраструктуры. Наука у нас за счет средства бизнеса растет не очень хорошо, потому что бизнес вдолгую пока не сильно вкладывается. Поэтому нужны серьезные меры государственной поддержки, а какие-то дополнительные деньги туда выделять сейчас сложно. Но мы люди упорные и будем делать то, что можно сделать без больших дополнительных государственных инвестиций. Мы говорили с компаниями, и многие из них считают возможным создать на острове Русский собственные научно-исследовательские центры.

— Например.

— Например, это компании, связанные с судостроением, и «Росатом». Мы начнем создавать научный кластер с ними. Это первое. Второе: на острове нужна рекреационная инфраструктура. Недавно мы эту тему обсуждали на совещании во Владивостоке... Вот вы говорите: кому земля на Дальнем Востоке? А там постоянно что-то пытаются отпилить, раздать или распродать. Мы с этим боремся. Мы хотим, чтобы возник план развития острова Русский, чтобы было понятно, где какие зоны нужно развивать — где гостиницы, где офисы и т.д. Далее в рамках этого проекта все земли должны распределяться на основе прозрачных аукционов. Я уверен, что мы найдем людей, которые захотят построить на острове гостиницы, — это абсолютно точно. Тем самым мы повысим привлекательность этой территории для инвестиций. Пока будем это делать, возможно, и ситуация с бюджетом изменится.

— Недавно президентом было ликвидировано Министерство по делам Крыма. Вам не кажется странным выделение приоритетов по территориальному принципу, в том числе создание территориальных министерств?

— Решение президента по Минкрыма я обсуждать не буду. Что касается Дальнего Востока, то сейчас в работе десятки проектов общий объем инвестиций около 410 млрд рублей, тысячи людей заняты в их реализации. И что же, все это остановить?!

— Довольно часто публично возникают дискуссии о рисках потерять Дальний Восток экономически. Говорится об экспансии китайских компаний и китайского населения. Такие риски есть?   

— Я не знаю, как вы относитесь к патетике, я ее не очень люблю, но в данном случае без нее сложно обойтись. Все-таки давайте назовем вещи своими именами. За то, чтобы Дальний Восток принадлежал России, наши деды и прадеды кровь проливали, шли через горы, через тайгу, сплавлялись по рекам, тонули, замерзали. Тогда возникает простой вопрос: кто мы такие, если мы их дело не продолжим, не будем осваивать Дальний Восток. Это, на мой взгляд,  предательство какое-то, тогда мы совсем плохие потомки. Мне кажется, что надо не рассуждать о рисках и угрозах. Риски и угрозы возникают, когда мы слабые.

Все, о чем мы сейчас с вами говорили, делается для того, чтобы мы на Дальнем Востоке были сильными, чтобы там были мощные промышленные предприятия, чтобы там инфраструктура новая появилась, чтобы людей было больше. Там худо-бедно, но отток сокращается с каждым годом, а темпы экономического роста на Дальнем Востоке положительные, несмотря на все кризисы, и существенно выше и по притоку инвестиций, и по промышленному производству. Это, собственно говоря, то, что надо делать.

Недавно мы приняли на правительстве программу по развитию Курильских островов. Тоже непростая территория, но эта программа дает импульс для ее развития. Мне есть с чем сравнивать: я первый раз там лет семь назад был. Уже сегодня Курилы другие, а если мы осилим программу, они будут еще лучше. Это наша российская земля, она будет всегда оставаться российской, мы должны там жить и работать. Я не зря подтрунивал по поводу жизни в Москве. У меня сегодня рабочий график делится примерно 50/50: 50% времени в Москве, 50% – на Дальнем Востоке. Я могу сказать, что мне комфортно на Дальнем Востоке. Природа замечательная, люди интересные, работа хорошая. Я понимаю, что возникает по итогам этой работы.

«У нас за землю борьба идет наиболее ожесточенно»

— Насколько сложной будет процедура получения бесплатной земли на Дальнем Востоке?

— Очень простой. Планируем, что на резервирование участка можно будет затратить не более пятнадцати минут. Учитывая, что средний срок предоставления участка в России около пяти лет, это, в общем, не эволюция, а революция, переход в другое качество.

Хотите, я вам всю интригу вокруг этого расскажу? Скучно, когда без интриги. После того как это предложение было поддержано президентом, мы собрали совещание. Министерство экономического развития нас уверило: чтобы внедрить этот механизм, достаточно поправок, которые в тот момент рассматривались в Государственной думе и упрощали оборот земли. Ну и, сказать честно, я сделал некоторую ошибку: я им поверил. И мы сосредоточились на второй части: мы начали заниматься сервисом, потому что для запуска механизма нам нужно две вещи – законодательная оболочка и сервис, чтобы люди могли оформлять участки быстро, без препятствий и коррупции. Занимаются этим Росреестр и еще четыре частных компании. Мы их собирали недавно, и могу сказать, что сервис получается отличный. Получается история почти научно-фантастическая, когда ты садишься и практически четырьмя кликами на компьютере получаешь участок.

— Под сервисом вы подразумеваете сайт?

— Да. Это программа, показывающая пользователю на карте информацию обо всех свободных участках Дальнего Востока, за исключением земель, изъятых из оборота, — это земли особо охраняемых природных территорий, земли для нужд Министерства обороны и т. д. Пользователь может нарисовать нужный ему участок самостоятельно, а программа скорректирует, чтобы получился именно гектар. Далее пользователь идентифицирует себя, отправляет заявку в Росреестр, и со времени отправки заявки этот участок за ним зарезервирован, другой человек выбрать его не может. То есть в принципе весь путь получения участка занимает до пятнадцати минут. Через 30 дней пользователю из Росреестра  придет по почте подтверждение, что этот участок за ним закреплен и  кадастровый номер такой-то.

— Что с законодательством?

— Параллельно с разработкой сервиса мы  решили проверить, насколько законодательство позволяет этот механизм реализовать. Убедились, что есть масса ограничений. Поэтому было дано поручение – подготовить поправки в законодательство, которые обеспечивают порядок, когда не чиновник командует землей, а человек на карте Дальнего Востока выбирает нужный ему участок. Я уверен, что человек лучше знает, что ему надо, что он будет делать с этой землей. Эти поправки подготовлены, вывешены на обсуждение, затем в течение месяца планируем выйти с ними на правительство, потом в Госдуму.

— Они распространяются только на земли Дальнего Востока?

— Да, только на Дальний Восток. Коллеги из Минэкономразвития, с которыми мы общаемся, считают, что если они это попробуют сделать в России в целом, то это будет последнее, что они смогут сделать на работе. Потому что у нас за землю борьба идет наиболее ожесточенно. Я с этим сталкивался, еще когда работал в администрации президента. Есть куча народу, которая на этом зарабатывает деньги. В основном вокруг Московской области, похоже, но издеваются заодно над всей страной.

— Есть уже какие-то расчеты, сколько земли будет выделено, сколько людей захотят переехать на Дальний Восток?

— Если по гектару получит каждый житель Дальнего Востока, то будет роздано около 1,2% свободных земель Дальнего Востока. Вы спросили, кто поедет. Но мы не рассматриваем эту меру как стимул для людей переехать, допустим, из западной части страны на Дальний Восток. Конечно, будут и такие примеры. Но эта мера, прежде всего, рассчитана на жителей Дальнего Востока, нужно дать им больше экономической свободы, возможностей для развития.

— Вы уверены, что будет спрос на землю? Допустим живет человек в Хабаровске и…

— Вы где живете?

— В Москве.

— Вам не повезло. В Москве плохо жить. Это я вам как сосед по городу говорю. Я абсолютно уверен, что спрос будет высокий. Мы уже пробовали. Без всякого сервиса, без всякого законодательства в Амурской области с Олегом Николаевичем [Кожемяко] попробовали первый сделать шаг — у нас желающих было более чем достаточно. Хотя там мы работали не так, как я хочу, — там администрация выбирала участки, потому что пока законодательство не предусматривает другой возможности.

— У физлиц будет возможность брать землю под коммерческие цели?

— Да, в поправках так и пишем: любой вид деятельности, не запрещенный законодательством Российской Федерации. Хочешь ­– ферму открой, хочешь — рыбной ловлей занимайся. Там масса возможных способов использования.