Кто из стран БРИК ближе всего к России? Географически — Китай и Индия. Но по структуре экономики — конечно же, Бразилия. Латиноамериканская страна похожа на нас не только сырьевой направленностью экспорта, но и историей взлета в 2000-е годы. Однако Бразилия избрала иной путь реформ, сделав, в отличие от России, ставку не на авторитарную модель, а на развитие общественных и гражданских институтов. Кто в итоге выиграл и кто проиграл?
Бурный рост Бразилии в прошедшие два десятилетия вызван двумя факторами. Первый — это структурные реформы президента Фернанду Энрике Кардозу, проводившиеся в 1990-е и начале 2000-х годов, а второй — чрезвычайно удачная мировая конъюнктура нулевых, которая сказалась и на России, и на Бразилии. Ситуация схожа с российской: институциональные реформы создали условия, при которых внутренний рынок подхватил драйв мирового подъема.
Когда растут рынки, непропорционально быстро растут и бюджетные доходы. Это только прямой эффект, а есть еще масса косвенных. Например, стало меньше уклонений от уплаты налогов, потому что у предприятий и людей хватает денег и на жизнь, и на налоги. Бюджет начинает финансировать социальные программы, что, в свою очередь, дополнительно стимулирует рост экономики. В Бразилии к этим «эффектам бума» добавились местные особенности. В этой стране избыточное аграрное население, поэтому латиноамериканская страна не столкнулась с российской проблемой дефицита рабочей силы.
Какая страна провела структурные реформы лучше? Итоговый результат примерно одинаков, различия в частностях. У Бразилии старая и запутанная налоговая система — в отличие от России, где она отстраивалась в 1990-е фактически с нуля. Зато в Бразилии лучше развиты финансовые и банковские услуги, что отчасти объясняется тем, что частный сектор в Бразилии имеет более долгую историю. Бразильские экономисты, бизнесмены и чиновники учились в американских университетах, работали в международных финансовых институтах уже в 1960-е и 1970-е годы, поэтому бразильский капитализм является более подготовленным и образованным, чем российский.
Однако экономика неразрывно связана с обществом, развитием гражданских и общественных институтов. А вот здесь различия существенные.
Один из важнейших факторов развития страны — готовность ее элиты к решению долгосрочных задач, способность объединяться ради национальных интересов. Мы часто критикуем российскую элиту за двоемыслие: на словах декларируя националистические ценности, многие ее представители увозят детей и капиталы за границу. Бразильцы же абсолютно уверены, что их страна — лучшая в мире. Бразильской эмиграции практически нет, бегства капитала тоже. Бразильские олигархи неактивны за пределами родины, занимаясь крупными инвестициями в случае крайней необходимости. А это очень важно. Личные интересы элиты оказываются завязаны на долгосрочные приоритеты развития страны.
В Бразилии успешно действуют независимые ветви власти — независимый суд и мощные, неподконтрольные государству медиа. Кроме того, в Бразилии очень неконцентрированная политическая система. В парламенте действует почти 20 политических партий. Казалось бы, как в таких условиях вырабатывать единую политику? Однако политической элите это удается, она осваивает искусство компромисса.
Компромисс — вообще единственно возможный инструмент согласования интересов в Бразилии. В этой стране невозможно сделать что-либо жесткой рукой. Федерализм здесь настоящий, поскольку местные элиты чрезвычайно влиятельны и самостоятельны. Даже диктаторские, военные режимы были вынуждены идти с ними на компромисс. Назначаемые из центра генерал-губернаторы сталкивались с прямым саботажем на местах. Ведь невозможно привезти с собой из столицы весь аппарат чиновников. В 1932 году даже произошла так называемая гражданская война в Сан-Паулу, когда целый штат взбунтовался против назначенного генерал-губернатора. Центру удалось подавить восстание, но генерал-губернатором назначили того, кого хотели видеть в штате.
Особенно независимы крупные регионы. К примеру, сейчас правительственную коалицию на федеральном уровне возглавляет Партия труда. Но двумя главными регионами страны — Сан-Паулу и Минас-Жерайсом — управляет оппозиция. Чтобы понимать масштаб явления: население штата Сан-Паулу — 40 млн человек, а Минас-Жерайса — 20 млн. И это около 40% ВВП страны.
Можно ли в ситуации свободных судов и СМИ, самостоятельных регионов решать долгосрочные институциональные и экономические задачи? Можно, отвечает Бразилия. Характерный пример — борьба с коррупцией, которая за много веков стала образом жизни Бразилии. При предыдущем президенте Лула да Силва, правившем 8 лет, коррупция расцвела пышным цветом. В коррупционные скандалы были вовлечены многие лидеры Партии трудящихся, от которой выдвигался да Силва. Пришедшая ему на смену в 2011 году Дилма Русеф развернула жесткую борьбу — только за последние два года от должностей было отстранено семь министров. И несмотря на политическую многоголосицу, как и в случае с финансовой стабилизацией, президент получила фактический карт-бланш от элиты и общества.
Когда элита понимает долгосрочные задачи и готова договариваться с заинтересованными группами, многие номинальные недостатки превращаются в достоинства. Демократическая конституция была принята в Бразилии в 1988 году. В момент ее принятия многие западные экономисты предупреждали, что социальные обязательства, прописанные в конституции, слишком велики и неподъемны для экономики.
Спустя 15 лет выяснилось, что при грамотном подходе социальные обязательства могут оказаться не минусом, а плюсом. В Бразилии были не развиты медицина и образование. Исходя из требования конституции обеспечить высокое качество социальных услуг, федеральный и региональные бюджеты начали широкомасштабные программы развития образования и здравоохранения. В конце 1990-х годов Бразилии удалось решить проблему роста заболеваемости СПИДом. Для страны, которая, по оценкам ВОЗ, имела очень плохие перспективы, это было настоящее достижение.
Идеальная система? Конечно, нет. Обратная сторона свободы регионов — невероятная сила и «выживаемость» региональных олигархов. Особенность политической системы Бразилии в том, что популярный лидер, если он, к примеру, наберет на выборах миллион голосов избирателей, «паровозом» способен протащить в парламент сразу нескольких депутатов. Любой сильный политик способен сформировать мини-фракцию в федеральном парламенте. Классический пример — Жозе Сарней, бывший президент Бразилии, бывший губернатор штата Мараньян и трижды председатель сената. В Бразилии вокруг него ходит множество темных историй, его деятельности посвящена даже книжка «Достопочтенные бандиты». Он контролирует целый регион, имеет супервлияние в парламенте, и федеральный центр ничего не может с этим сделать.
Другой риск — появление в парламенте популистов. Получив голоса избирателей, в законодательную власть приходят популярные спортсмены, актеры, просто фрики. Последняя бразильская фишка — в бразильский парламент избрали клоуна. Да, да, натурального клоуна из цирка.
Какая из стран, Россия или Бразилия, имея такие стартовые позиции, лучше готова к новому кризису? Если судить по первой волне кризиса, то вроде бы Бразилия, в которой спад был гораздо меньше, чем в России. У Бразилии исторически более гармоничная и самодостаточная экономика, она менее зависима от конъюнктуры мировых рынков.
Сейчас Бразилия, как и Россия, переживает замедление экономического роста. Причина очевидна: страна реагирует на мировую рецессию. Неслучайно именно сейчас в Бразилии началась борьба с коррупцией. Высокий уровень коррупции переносим в условиях растущей экономики, но становится тяжелой ношей при рецессии. Пойдет ли Россия по такому же пути?