Владимир Познер — Forbes: «Иногда приходится признать поражение»

Владимир Познер — советский и российский журналист и телеведущий. Родился в Париже, в семье российского эмигранта и француженки. В 1952 году переехал в Советский Союз, где работал секретарем у Самуила Маршака. Свою журналистскую карьеру начал с работы комментатора главной редакции радиовещания на США и Англию на Гостелерадио СССР. Прославился Владимир Познер благодаря своему дебюту на ТВ — в 1980-х годах он вместе с американским коллегой Филом Донахью вел телемосты «Ленинград — Сиэтл», а после «Ленинград — Бостон». В 90-х был ведущим несколько авторских программ на американском телевидении. После вернулся в Москву, где делал политическое ток-шоу «Времена» и авторскую передачу «Познер». Одновременно с этим вышли несколько его циклов о разных странах. В том числе совместные с Иваном Ургантом, например, «Англия в общем и в частности» и «Одноэтажная Америка».

Почему Познер хранит молчание

«То, что я у вас сегодня [на интервью] — это абсолютное нарушение моих правил. Это произошло только потому, что я перед вами в долгу, а я привык долги возвращать: я обещал, что я дам интервью, и вот я его даю. Я больше не собираюсь говорить, я принял для себя такое решение: никаких интервью, никаких высказываний, комментариев и так далее. За редкими исключениями, если вдруг мне покажется, что от этого есть толк, что это стоит действительно сделать, что это может быть полезно. 

Просто я для себя решил, что положение такое, что мне лучше пока воздержаться. Тем более, что мне 90 лет, в это время обычно люди давно на пенсии, и никто не спрашивает: «А почему вы на пенсии?» Ну вот я типа на пенсии».

О том, чем занимался последние 2,5 года

«Я размышлял, я писал, я пишу книгу. Вы знаете, Толстой как-то сказал: «Если можете не писать, не пишите» — это очень правильно, и многие бы должны были следовать бы этому совету. И я не писал, но когда я почувствовал, что не могу не писать, то я начал писать, Не спрашивайте у меня, о чем эта книга, я вообще не люблю это говорить.

Я много написал книг, но я считаю, что написал одну. Моя самая первая — это «Прощание с иллюзиями», это серьезная работа, а остальные были забавными для меня и приятными, может быть, для читателя, но я не считаю, что это серьезная литература. Эта [новая] книга — безусловно, серьезная, а насколько она получится, я не знаю. Ведь писать лично для меня очень трудно, мучительно, каждое слово взвешиваешь, потом на следующий день читаешь то, что написал, ужасаешься, иногда радуешься, но очень редко. 

Кроме того наша команда снимала большой восьмисерийный фильм о Турции, он готов, мы его сдали на «Первый канал», его приняли, и теперь ожидаем суждения господина Эрнста (Константин Эрнст, генеральный директор «Первого канала» — Forbes). 

Вот этим я занимался, ну и мелочами: у меня были выступления, приглашают поговорить в разные, довольно закрытые аудитории. И потом, конечно, совершенно неожиданно наш дуэт с моим близким другом Иваном Ургантом, когда мы решили делать выступления-воспоминания по нашим съемкам. Мы попытались это сделать — в Дубае сначала, еще где-то. Успех был грандиозный, что меня, честно говоря, поразило, потому что ничего такого мы не делаем: я не пою, Ваня не танцует. А потом уже мы всерьез этим занялись, потому что появились предложения. Мы выступали в Амстердаме, во Франкфурте, в Берлине, в Женеве. Просто триумфально, люди стоя аплодировали. И теперь нас ожидает еще 15 выступлений. Целый тур или как когда-то говорили чес». 

Тяжело ли Познеру без работы в эфире

«Слово «тяжело» звучит так [сильно], но я очень скучаю. Я очень люблю это, это мое. Я считаю, что я это делаю очень хорошо, извините за нескромность. И конечно, мне бы очень хотелось, но так сложилось. Это очень тяжелый вопрос [удастся ли вернуться на телевидение]. Вообще говоря, я мечтаю о том, чтобы это произошло, но не думаю, что произойдет. Только такой ответ могу дать.

Дело в том, что я появился на советском экране, как человек, которого могли запомнить, в 59 лет, понимаете? Уже люди готовятся уйти, а я в это время прихожу. Думаю, что, может быть, поэтому до сих пор во мне живет вот этот вот драйв, желание. Я хочу [работать в эфире], но вы знаете, не всегда все можно, что хочешь. Приходится иногда идти на некоторые компромиссы или признать даже поражение.

Были предложения [о работе от западных каналов]. Я не стану называть конкретно, но они были и не в одной стране. Но условие! А условие такое: «Вы должны поначалу высказаться по поводу Путина и по поводу политики», причем определенным образом. Я сказал: «Слушайте, это же не журналистика, это совсем другое». Говорят: «Вот такие условия». Я сказал: «Нет. Спасибо большое, я — нет». 

«Это общество держится на страхе и вере»

«Я был воспитан моим очень просоветским отцом и очень верил в эти идеи. Когда мне было почти 19 лет, я приехал в Советский Союз, и убедился, что то, что отец мне рассказывал и то, что есть на самом деле — разные вещи. Но я себя уговорил, что в конце концов, это же не чистый опыт, это не лабораторный опыт, это сложная страна со сложной историей, и нужно это понимать, нужно делать допуск и прочее, и прочее. 

Это довольно долго продолжалось, и я был пропагандистом — какой там журналист — я был пропагандистом в самом чистом виде, доказывавшим, что это правильная и лучшая система. Первый удар по моему идеологическому зданию, такой серьезный удар, произошел в 68-ом году, [когда СССР ввел войска в Чехословакию]. И хотя я находил аргумент, почему это было нужно, в я душе понимал, что что-то не так. 

И постепенно моя вера — а ведь вера не нуждается в доказательствах — моя вера стала требовать доказательств, и я их не находил. Где-то к середине 1970-х годов я уже пришел к твердому выводу, что это общество держится на двух вещах: оно держится на страхе и на вере, это такой эпоксидный клей. Этот клей пока держит, но не очень хорошо, и если он перестанет держать, то эта штука рассыпется. И она рассыпалась — эта штука, я имею в виду Советский Союз — не из-за Рейгана, это все ерунда. А потому, что люди перестали бояться и люди перестали верить, а это гораздо важнее, они перестали верить. 

Это было совершенно для меня неожиданно. Пожалуй, я считал, что это произойдет, но не так быстро, как произошло».

О страхах в 90 лет

«Я боюсь ослепнуть, я не представляю, как я буду жить в мире слепым. Я боюсь сойти с ума, не зная, что я сошел с ума: меня куда-то уведут и запрут. Я буду думать, что я нормальный, а все будут считать, что я сумасшедший — вот этого я боюсь, есть такой страх. У меня был рак дважды: не боюсь. А вот этого [сумасшествия] боюсь, и боялся давно — не потому, что мне 90 лет, а меня это давно страшило. Я боюсь акул, как вы знаете, вне зависимости от возраста. 

А [чего я боюсь] потому, что мне 90? Единственное, что уже происходит, и это тяжело — знаете, за все надо платить, ничего бесплатно не бывает. Вот ты стареешь и ты теряешь близких, ты их переживаешь. Ты живешь дольше, чем близкие твои друзья, вот Фил [Донахью] ушел. И не только Фил. Я очень боюсь того, что еще и еще уйдут очень близкие люди, а я буду жить, это ужасно. Это ужасно. 

Вы знаете, я так подумал: если вдруг случится, что я пойму, что мне не интересно больше, тогда я найду способ закончить эту вот глупость. А мне очень интересно, очень».

Также в интервью Владимира Познера: о масштабном августовском обмене заключенными, о сегодняшней журналистике в России и о том, как он сейчас зарабатывает. Полную версию смотрите на канале Forbes в YouTube.

*Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.