Борис Белоцерковский — Forbes: «Невозможно в России не работать с государством»

Борис Белоцерковский родился в 1954 году в Ленинграде в семье ученого и врача. Поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения. После окончания учебы основал кооператив и стал выпускать восковые свечи для тортов. Позднее вместе с партнером — предпринимателем, миллиардером Олегом Бойко (№100 в рейтинге богатейших россиян) — создал компанию по производству игровых автоматов «Уникум». Завод «Уникум» работает до сих пор, но сейчас выпускает вендинговые автоматы под нужды новой компании бизнесмена — ведущего игрока на рынке автоматизированной торговли «Ювенко».

Сейчас бизнесмен сфокусирован на ведении двух направлений бизнеса: занимается развитием вендинг-оператора «Ювенко» и завода «Уникум» в Санкт-Петербурге, который является крупнейшим в Восточной Европе предприятием по производству вендинговых аппаратов.

— Какая выручка за последний год? Когда была самая лучшая?

— Самая лучшая выручка сейчас. Мы сильно выросли. Например, в прошлом году к 2020 году рост составил 27-30%. В этом году снова выросли — приблизительно на столько же. Выручка за прошлый год была порядка 7 млрд рублей.

— Насколько это маржинальный бизнес? 

— Мы много где представлены. На заводе одна маржинальность, в «Ювенко» — другая, в разных областях разная маржинальность. Я думаю, что в среднем плюс-минус 10% у нас есть.

— Вы стараетесь не работать с государством? 

— Невозможно в России не работать с государством. Это и неправильно. Мы долгое время работали на железной дороге. Очень успешно работаем с «Роснефтью», «Татнефтью», РЖД, с крупными компаниями. 

— Есть же такой стереотип, что если сотрудничаешь с государством, то обязательно будут проверки, бюрократия, будет сложно. 

— Бюрократия есть, сложности есть, все идет гораздо медленнее. Но у нас уже налаженная за годы система работы с ними. Например, система договоров аренды, когда нужно на один квадратный метр делать такой же договор аренды, как и на тысячу. Это полная ерунда. Но тем не менее мы проходим через все эти процедуры. Работать с государством можно, нужно, но аккуратно. Мы у них денег не берем, мы им только платим, поэтому в этом смысле у нас все работает хорошо.

— Глобально что-то изменилось в 2022-2023 годах для вашего бизнеса?

— Да ничего особенно не изменилось. Если говорить про завод, то изменилась логистика и изменилась система платежей. Если говорить про «Ювенко», как про компанию, которая оперирует вендингом и микромаркетами, ничего не поменялось. 

Изменения в целом есть, и даже сильные, но просто не в области ретейла, где я работаю. В ретейле это, собственно, потребительское настроение, потребительские расходы — пока они существенно не изменились.

— Какой у вас горизонт планирования?

— Раньше был около пяти лет. Сегодня — год–два.

— Вас называют игорным королем, скажите, казино всегда выигрывает?

— Вдлинную  — всегда. Вкороткую может проиграть.

— Есть ли в мире абсолютно честные казино или исключительно нечестные, где только обманывают?

— Я абсолютно точно знаю, что все казино, которые находятся под контролем нормальных государственных юрисдикций, — все суперчестные. А в России, например, не было смысла быть нечестным, потому что если будешь нечестным, к тебе завтра не придут. Я просто не знаю ничего про других, но я точно знаю, что то, что делал «Рицио» (в 2000-х Белоцерковский вместе с миллиардером Олегом Бойко владел компанией Ritzio Entertainment, управляющей сотнями игорных залов в Европе и в России, в частности казино «Вулкан», «Десперадо» и «Миллион». — Forbes) на 100% честно. И я знаю, что любое казино в Америке или в Англии, во Франции, в Европе, в любой стране — абсолютно честная организация.

— Мы смотрели старое интервью с вами, его брал миллиардер Олег Тиньков для канала «Бизнес-секреты». Он тогда сравнил игорный бизнес с продажей наркотиков. Вас тогда это задело?  

— Во-первых, Тиньков известный парень в этом смысле [скандальных и провокационных высказываний], что ему хочется так показывать. Мы и банковский бизнес можем назвать не сильно благородным и христианским. Игорный бизнес в той версии, в которой существует, законный, абсолютно нормальный, честный, вменяемый бизнес.

— Вы давно знакомы с Тиньковым? Сейчас поддерживаете с ним какие-нибудь отношения?

— Лет 30 знакомы. Когда бываю в Лондоне, с ним встречаюсь, вижусь. Но последний раз виделся, наверное, год назад.

— 1990-е вам как запомнились: лихими, свободными, опасными?

— Все определения годятся. Конечно, это были опасные годы. Особенно в этом смысле был знаменит Питер. Но это были годы возможностей, несомненно. Если бы мы с сегодняшними знаниями в эти годы начинали что-то, конечно, были бы на порядок успешнее. Но тем не менее это была прекрасная школа.

— Со стороны вы производите впечатление абсолютно интеллигентного человека, который не имеет ничего общего с героями из бандитского Петербурга, криминалитетом и прочим. За счет чего вы выжили в том жестком бизнесе?

— Интеллигентный вид мне достался по наследству от папы профессора и мамы врача. Эта была такая история, когда надо было держаться от них [представителей криминальной среды] подальше. А если с ними пересекался, то надо было уметь общаться. Видимо, эта невинная внешность и помогала мне в общении с ними. Они не видели во мне врага.

— Расскажите про свой первый бизнес. 

— Мы делали свечки для тортиков. В тот момент это еще не существовало, что сложно сейчас представить. Мы начали их производство, сделали формы. И прямо на дому разливали парафин, на обычных плитах его топили. Потом переехали на завод,  начали лить подставочки [под свечки] вот эти цветные. Упаковывали это все в бумажку и сдавали в государственные магазины. Позже я начал еще компьютеры возить из Германии. Но это был не очень большой бизнес, но интересный. 

— Как вы пришли в игорный бизнес?

— В какой-то момент была в Петербурге компания «Ретур». Это было совместное предприятие Союза кинематографистов, финнов и немцев. И это предприятие подружилось со шведской компанией «Черри Форитагина». Они предложили привезти игровые автоматы. Я в этот момент был в компании одним из партнеров, отвечал за маркетинг. И мне всю эту тему отдали в управление. 

Это [игровые автоматы] были обычные деревянные шкафы, на которых было несколько кнопочек и экран, на котором шла скучная игра. Эти автоматы ставились где-то в кинотеатрах, еще где-то. И на практике выяснилось, что это более-менее интересный бизнес. Я не могу сказать, что он был особо сильно доходный. Да и в те времена было очень тяжелое налогообложение — 90%. 

Когда я начал в это вникать, обнаружилось, что есть люди, которые хотят игровые аппараты приобрести (мы сами их не продавали). Следующим этапом я купил в Голландии австралийские аппараты на кредитные средства, по сегодняшним ценам вообще копеечные деньги. Даже по тем временам было не очень дорого. Привез сюда в контейнерах эти аппараты. Как раз тогда я сделал компанию «Уникум», через нее мы и продавали. Затем мы уже взяли большой кредит, на который купили восемь контейнеров с этими аппаратами и привезли в Россию. И тут обнаружилось, что автоматы простояли в порту несколько лет до этого и все проржавели. Морская соль. Из восьми контейнеров с трудом удалось собрать два. Если бы не сильный скачок курса валюты в этот момент, мы бы разорились. Но после этого мы пришли к тому, что нельзя ждать милости от природы. Деревянный ящик мы можем делать сами. Плату и экран можем купить на Тайване. Так мы начали собирать игровые аппараты и продавать.

— Как вы познакомились с Бойко?

— С Олегом Бойком (миллиардер, председатель правления инвестиционного холдинга Finstar. — Forbes) мы дружили еще в советское время. Он был мой московский приятель, а я был его питерский. Он приезжал в Питер отдыхать, а я приезжал к нему в гости в Москву периодически. Мы знакомы страшное количество лет — больше 30.

— Ваше партнерство было крайне удачным. Как вы думаете, за счет чего?

— Олег гораздо раньше меня занялся игровым бизнесом. И я все время отказывался. Я говорил: «Олег, ты аферист, а я тихий лавочник, у нас с тобой совершенно разные амплуа». Но тем не менее в какой-то момент он все-таки меня убедил. И я хочу сказать, что в значительной степени по жизни я обязан ему. Прежде всего за то, чему он меня научил. Потому что у него был масштаб, которого тогда ни у кого не было. Это то, что ему дало возможность в очень молодые годы стать крупным банкиром и бизнесменом.

— Как на вас отразилось прекращение сотрудничества (в 2009 году, когда запрет на казино в России вступил в силу, Олег Бойко и Борис Белоцерковский прекратили сотрудничество. — Forbes)?

— Это тяжелая история. Большой перелом, и потерять устойчивый доход очень тяжело. Производство аппаратов, которые мы делали на заводе, прекратилось еще раньше, чем бизнес. На год раньше, когда уже было понятно, что бизнес закрывается. 

— Издательский бизнес (бывшая супруга предпринимателя — Ника Белоцерковская, признанная иноагентом, — являлась соучредительницей и издателем популярного глянцевого журнала Санкт-Петербурга «Собака.ru») — это была игрушка или он был прибыльным?

— К «Собаке» я никогда не имел отношения. Это не совсем мой проект (издание на протяжении 23 лет возглавляла вторая супруга Белоцерковского Ника. В 2022 году она передала права на медиа главному редактору и гендиректору. — Forbes).

— Вы в него поверили, денег на проект дали. 

— Деньги я давал жене, а не бизнесу. Это другой «вид спорта». В свое время, когда у меня было понимание, что это такое, он не был убыточным. Он вообще неубыточный, как ни странно. 

«Собака.ru» — это социальный проект. А [в плане бизнеса] есть другие успешные проекты, в которых мы участвовали. Например, издавали журналы для «Аэрофлота» и S7, они до сих пор работают. 

— В каких отношениях вы с бывшими женами (предприниматель был трижды женат. — Forbes)?

— С бывшими женами я очень мирный.

— Вам не «прилетает» из-за медийности бывшей супруги? Многие опасаются, что их жена что-нибудь напишет или скажет и это отразится на бизнесе. 

— Ну после той, которая пишет [Ники Белоцерковской], я был женат еще раз. Так что мне предъявлять претензии сложно. Понятно, что я никакого отношения к той истории (в 2022 году Ника Белоцерковская стала одной из первых фигурантов дел по распространению фейков о российской армии. — Forbes) не имею.

У меня [на бывшую супругу] ноль влияния. У меня было ноль влияния пока мы были женаты. Сейчас, видимо, оно стало минусовое. Надо понимать, с кем имеем дело.

— У вас много детей, сыновей. Кто-нибудь из них участвует в бизнесе? 

— Я не сторонник того, чтобы кто-то из них участвовал. Потому что я считаю, что это очень опасная позиция, когда твой ребенок в твоем бизнесе. К нему относятся все сотрудники не так, как к другому, предвзято. И он, собственно говоря, работает с пониженным чувством ответственности, потому что, а что ему в конце концов папа сделает? Один сын, Натан, у меня работал, причем в раннем возрасте. Ездил как оператор, по аппаратам продукцию разносил. Потом стал начальником отдела, потом стал руководить компанией по микромаркетам. Честно говоря, у меня все равно к этому душа не лежит. Он неплохо работает, я ничего не могу сказать. Но мне кажется, что это неправильно. 

Вероятность того, что твой ребенок окажется лучшим менеджером, чем приглашенный, она невелика. Точнее, она мала. Потому что, во-первых, дети растут в других условиях. У них «когти», «зубы» не вырастают. Они не очень готовы к борьбе. А бизнес — это борьба. Тем более в России.

— Какими качествами должен обладать предприниматель?

— Он должен быть умным, образованным, должен хорошо ориентироваться в коммерции и уметь договариваться. И он должен, собственно, по-настоящему хотеть быть предпринимателем. Не декларировать, а хотеть. Потому что все говорят, что хотят быть миллионерами. А ты готов рискнуть, заложить свою квартиру, уйти с работы и начать бизнес? 99 из 100 человек скажут: «Да нет, слушайте. Это хорошая работа и хорошая зарплата». У нас было легкое решение: мы начинали с нуля. А сегодня, если начинать, это не с нуля.

— Добрый и честный человек может стать успешным бизнесменом?

— Я считаю себя добрым и честным. Может поэтому недостаточно успешный. Но глобально это совершенно не обязательно: если ты подлый и гадкий, то будешь богатым и успешным, а добрый и хороший не сможет. Наоборот, мне кажется, что качества, которые способны оценить другие — такие как порядочность, — они очень много стоят. У меня были ситуации в бизнесе, когда меня приглашали в чем-то поучаствовать, потому что мне все доверяли.

— Хотели бы, чтобы ваши дети стали предпринимателями?

— Я бы хотел, чтобы дети были самодостаточными и счастливыми. Чтобы им было хорошо от того, чем они занимаются. Предприниматель — очень специфическая история. Она кому-то подходит, кому-то вообще не подходит.

— У детей видите задатки?

— У двоих вижу, у двоих не вижу.

— Наследство оставите?

— Если останется — оставлю. Жизнь такая, не знаешь, что будет. Будет ли наследство или не будет. Но в принципе перед детьми же нет обязательства оставлять наследство. Детям надо дать образование. Если получится, то дать им какое-то жилье минимальное. Ну и все. Все равно это не имеет значения, сколько ты им оставишь. Если они сами не смогут заработать, все, что им оставишь — просрут. 

— Расскажите про создание «Ювенко».

— Это вынужденное решение было. Я искал, что производить на заводе, и в результате мы начали производить торговые автоматы. Но мы столкнулись с тем, что в России на тот момент не было крупных операторов, которые могли бы покупать автоматы у нас, а на Запад без определенной репутации их тоже продавать невозможно. 

— Сейчас продаете на Запад? 

— Да, особенно хорошо продавали до пандемии. 20-25 стран. Но когда начинали, это была совершенно другая история. В 2008-2009 годах в России мы продавали 40 000 вендинговых аппаратов, сейчас — 200 000.

— В России заместили очень много крупных брендов. Вы, как владелец сетей вендинговых аппаратов, можете сказать, что это как-то отразилось на потреблении продукции?

— Газированную воду из аппаратов меньше пить не стали, просто стали пить колу других производителей. Мы даже ставили эксперимент: продавали оригинальную колу из Польши, естественно, она была дороже наших аналогов. И увидели: люди будут покупать местную, которая дешевле, народ не готов переплачивать. 

— Эмигрировать сейчас — правильное решение?

— Для кого-то — да. Если в безвыходной ситуации.

— Вы не стояли перед выбором: уезжать или остаться? Многие предприниматели сейчас говорят о таком желании: заработать, взять чемодан и куда-то уехать. 

— Видимо, я еще не дошел до этой точки, когда надо принимать такое решение. Я пока зарабатываю.

Я много где был и жил за границей, я понимаю, что такое эмиграция. Это чудовищная вообще ломка жизненная. И я ее никому не пожелаю. Одно дело съездить в туристическую поездку и вернуться, а другое — уехать туда и начинать жизнь сначала, это очень сложно. У меня есть много людей, которые эмигрировали, но в далекие 1980-е. У меня родная сестра уехала в Америку, например. И я очень хорошо помню, как первые несколько лет эти люди там жили. Они проходили через тяжелейшую внутреннюю ломку, глобальные перемены. Когда нужно купить продукты ребенку, а тебе не на что. 

— Как вы видите развитие компании в ближайшие годы? Вы в одном интервью говорили, что планируете в ближайшее время отойти от бизнеса. Что дальше? 

— В 2014 году мы пытались продать долю компании, уже подписали с большим фондом документы. И тут случилось непредвиденное обстоятельство, сделка разорвалась. Второй раз у нас шли переговоры, не могу сказать с какой, но с очень большой западной компанией, которая хотела купить у нас долю. И они тоже по независящим от нас обстоятельствам прервались. Поэтому возможности выйти из бизнеса у меня нет. Бизнес приносит деньги, ну пусть приносит. И потом — я не представляю, что делать, если не работать. 

Я работаю каждый день. Я не знаю, как это — не работать. Другое дело, что достаточно часто я куда-то отъезжаю. 

— А просто сидеть где-нибудь у моря, читать книжки, наслаждаться жизнью? Вы же на такую жизнь заработали.

— Это хорошо, но через какое-то время мне становится грустно. Хочется обратно в кипучую жизнь. Все время лежать и читать книгу — не мое.

— Боитесь пенсии?

— Да. Не хочу на пенсию. Я занимаюсь спортом, стараюсь правильно есть и так далее. Это вот то, что я могу сделать [для тела]. Но основное — это чтобы душа не ушла на пенсию.

— Какой ваш психологический возраст?

— Физиологически я проверялся, там есть такая система проверки, оказалось что-то вроде 50 лет с небольшим. То есть лет на 15 помладше, чем на самом деле. А вообще мужчина себя всегда чувствует мальчиком до глубокой старости, до конца практически.

— В чем сила молодости?

— В напоре, в красоте. В любопытстве. Вот есть очень интересная штука, если вы обращали внимание. Когда у вас в детстве были каникулы, они шли два или три месяца. Это же была целая жизнь, когда ты маленький. Потому что интересно жить, когда происходит что-то новое. Сейчас два месяца каникул пролетают незаметно. 

Я читал книжку какого-то психолога, который описывает этот феномен. Маленькому ребенку все любопытно, все интересно, и каждый день у него происходит что-то новое — и жизнь кажется длиннющей. А если ты в рутине живешь и каждый день у тебя такой же, как вчерашний, время просто пролетает. Надо как-то сохранять это любопытство, чтобы жизнь тянулась.

— Как изменилась Россия на ваших глазах за столько лет? Она проходила и через свободу, и через несвободу. Что происходит сейчас? 

— Я, к счастью, живу параллельной жизнью с государством, с тем, что происходит. Поэтому я не могу сказать, что там что-то такое поменялось в моей жизни, из-за чего я должен страстно горевать. Конечно, хочется, чтобы это было демократическое, свободное, изумительное государство, но от [одних] этих желаний ничего не происходит.

— Что бы вы поменяли, если бы могли? 

— Интересно думать о том, что ты можешь реально сделать. О том, что ты не можешь сделать, думать неинтересно.

— А в вашем секторе, например?

— Если возвращаться назад, я бы поменял закон об игорном бизнесе (1 июля 2009 года в России вступил в силу закон, ограничивающий деятельность игорных заведений. — Forbes). Он [бизнес] бы сохранился тогда. А если говорить про сегодня... Поменять что-то в таком государстве и в такой машине, как Россия, почти ничего невозможно. Все уже крутится и вертится.