«Будет гибрид Ирана и Северной Кореи»: экономист Андрей Мовчан о перспективах России
Герой этого выпуска «НеФорбсов» — Андрей Мовчан, экономист, финансист и специалист по инвестициям. Кто выиграет от нового кризиса и по какому пути Россия будет развиваться дальше?
Экономист Андрей Мовчан — основатель группы компаний по управлению инвестициями Movchan’s Group. Занимается управлением средств состоятельных частных лиц на мировых финансовых рынках и консультирует по вопросам управления активами. В 2020 году Мовчан вместе с семьей уехал из России, сейчас живет в Лондоне.
Замещение людей
«По разным оценкам, за последнее время из России уехало от 300 000 до 700 000 человек. Вопрос — сможем ли мы компенсировать эту потерю и станет ли это ударом по экономике — очень сложный и многоплановый. Люди все разные, они дают совершенно разную добавленную стоимость. Очень многие люди — это обязательство, а не актив, они дают отрицательную добавленную стоимость. Те люди, которые сейчас уезжали, в целом дают скорее большую добавленную стоимость, чем в среднем по стране.
Сказать, что уехало, скажем, 300 000 человек, 0,5% от трудовых ресурсов, — это неправильная оценка ущерба. Ущерб может быть в десятки раз больше с точки зрения трудовых ресурсов, исходя из того, какую стоимость эти люди создают для страны. Оценить его я, конечно, не могу — у нас нет статистики по тому, кто уехал. Я вижу по своей среде, как уезжают люди из столиц, как уезжают бизнесмены, топ-менеджеры, врачи, ученые. Это лавинообразный процесс. Уезжают лучшие специалисты во всех областях. Уехали лучший кардиолог Москвы, лучший гинеколог Москвы, крупные специалисты по химии и физике. Я сейчас вижу поток резюме, поскольку мы тоже нанимаем людей, топ-менеджеров из банков и финансовых компаний, из логистических и производственных компаний, это все достаточно серьезные и сильные люди, которые очень многое построили для России.
А когда говорят про замещение, это сложно оценить. Если на тех территориях, которые теоретически, возможно, будут присоединены к России, находятся крупнейшие предприятия, IT-хабы, крупнейшие госпитали, работают серьезные признанные в мире ученые, есть предпринимательский кластер с очень высокой добавленной стоимостью — тогда можно говорить о замещении. Если это не так, то, конечно, никакого замещения не произойдет».
Экономика в тяжелом положении
«Боюсь, что найти положительные стороны для экономики в сложившейся ситуации сложно. Есть принятый нарратив в экономике как науке, что война может быть двигателем инноваций. Но, во-первых, мы имеем дело не с войной, как нам тщательно объясняют в России, а со значительно более ограниченной операцией. Что, на самом деле, правда. Эта операция не задействует такой объем ресурсов и не является настолько конкурентной, как большая война, чтобы породить этот поток инноваций. Для этого нужно всю страну перестраивать определенным образом, а этого явно не происходит. Поэтому вряд ли здесь может быть какой-то инновационный толчок. А в остальном и война, и спецоперация — это, конечно, уничтожение экономической деятельности по самым разным направлениям: от просто уничтожения физических объектов, произведенных для оборонно-промышленного комплекса, уничтожения людей и связей между людьми до резкого сокращения инвестиционного потока, сокращения горизонта планирования, до стресса в масштабе всей страны и экономического стресса в первую очередь. Люди перестают думать о том, как заработать завтра или как произвести товар или более эффективно работать. Они начинают думать о том, как не попасть на фронт, как выжить, как сэкономить, резко падают и спрос, и предложение.
Мы видели дефляцию до мобилизации, которая свидетельствовала о том, что спрос падал быстрее предложения. Теперь в стране инфляция, а значит, предложение тоже достаточно активно начало падать вслед за спросом. В общем, я думаю, что никакой пользы от подобных мероприятий для экономики не существует».
Экономика и социум
«Социальное развитие Европы и США шло несколько быстрее, чем у нас. Конечно, 50-70 лет назад у них были совершенно другие культура, контакты, общение и взаимодействие. Современная культура сотрудничества и отсутствия агрессии появилась совсем недавно, и Россия в некотором смысле просто отстает в этом развитии по понятной причине.
Есть, грубо говоря, два типа экономики и два типа отношений внутри экономического комплекса — генеративный и дистрибутивный. Генеративный — это когда вы все вместе что-то создаете и это используется, а дистрибутивный — это когда у вас что-то есть и вам это надо поделить. Ресурсные страны типа Советского Союза и России, как его наследницы, нацелены всегда на раздел: у вас есть какое-то преимущество — нефть или права, полученные от местной власти, или территория, которую вы заняли и обслуживаете, — и дальше возникает вопрос, кто и сколько от этого получит.
Дистрибутивные отношения порождают, конечно, агрессию и стремление выстроить иерархию, попасть наверх, борьбу за место в иерархии, и физическую, и идеологическую. Когда ты находишься в генеративном пространстве, а Европа — это все-таки место, где очень мало природных ресурсов и высокая плотность населения, и конкуренция там существует давно, то здесь тебе приходится все время объединяться, ты один ничего не можешь создать. Ты должен объединяться в группы, в кластеры, в структуры, в национальные государства, в профессиональные союзы. Вместо того чтобы строить иерархию, ты должен строить объединение. И это очень сильно влияет на психологию.
Кроме того, между этими объединениями выстраиваются очень эффективные связи, потому что мало хорошо производить хлеб — ты должен его правильно продавать, для этого его должны покупать. И поэтому выстраивается огромное количество горизонтальных связей вне объединений — между государствами, между цехами, между регионами. И, конечно, это очень сильно снижает агрессию, потому что агрессия разрушает продукт. Каждый раз, когда совершается акт агрессии, в сумме у всех продукта становится меньше. А если продукт этот очень дорог для всех, его лучше сохранять и сотрудничать. Но ментальность можно изменить, это видно по истории. Парламент в Великобритании существует уже 500 лет, а культура сотрудничества появилась всерьез, может быть, в последние лет 50. Конечно, это меняется, и даже просто потому, что меняется экономико-социальная модель. Рано или поздно ресурсная зависимость уйдет, и социум будет меняться».
Отказ от углеводородов пока откладывается
«То, сколько еще продержится российская сырьевая экономика, зависит от ошибок, которые могут совершить российские власти, потому что любую экономику можно уничтожить, даже сырьевую. И то, что делается в 2022 году, конечно, очень сильный удар по этой экономике. Какой бы у вас ни был прочный сейф, все равно найдется кувалда, которая сможет его разрушить. Если таких фатальных ошибок делаться не будет, то экономика продержится достаточно долго, потому что углеводороды нужны миру, и нужны в большом количестве и долго. При всех переходах на альтернативные источники энергии все равно доля углеводородов в мировом энергобалансе будет очень высокой еще много лет. Я думаю, что в ближайшие лет 15-20 говорить о революционных изменениях не придется. В основном это связано с тем, что мир очень плохо умеет запасать электроэнергию — фактически это невозможно. И в этом смысле Россия, если она будет нормально встроена в мировую систему производства и потребления, конечно, на ресурсах и на углеводородах в первую очередь, сможет очень долго прилично существовать. Плюс Россия продает и другие ресурсы, правда, не настолько значимые, но они все равно добавляют в копилку. То есть, в общем, кроме проблем собственной власти, России ничего бы не мешало еще одно поколение точно так же существовать.
Мир очень неравномерно развит с точки зрения потребления углеводородов. К 2 млрд человек, которые их потребляют в Европе и США, должны быстро добавиться 2-3 млрд, которые станут их потреблять в течение этого поколения. А потом еще 3 млрд, которые сейчас почти не потребляют. Рост спроса на энергию огромный в связи с движением к выравниванию уровня жизни в разных регионах. И перед тем, как задавать себе вопрос, как мы будем потреблять меньше газа в Европе, надо задать себе вопрос, как мы будем потреблять меньше газа в Индокитае. Потому что там они отстают от Европы на 50 лет. И понятно, что здесь, в Европе, мы можем сэкономить сколько-то, а в Африке, на Ближнем Востоке и в Латинской Америке мы будем наращивать. Поэтому в этом смысле мы еще очень далеки от того, чтобы начать кардинально сокращать потребление углеводородов».
Изоляция или китаизация
«В перспективе России нужно перепридумать все достижения человечества. Во-первых, это очень сложный процесс, для этого должна быть технологическая школа и очень много специалистов, которые это умеют и могут делать. В России это, по факту, не так, здесь жесточайший дефицит даже инженеров. А после потери примерно 3 млн человек в эмиграции (и неизвестно, сколько еще погибших и раненых будет на фронте) с этим будет еще хуже.
Во-вторых, все-таки ни одной стране мира на сегодня не удается создавать современные технические товары без международной кооперации. Этого не делает ни Китай, ни США, ни Южная Африка, ни Германия. Это физически невозможно в масштабах страны, даже если в ней живет 350 млн, как в США, или 1,5 млрд, как в Китае. Наверно, теоретически это было бы возможно, но это оказывается очень дорого, медленно и плохо. И в этом смысле России, у которой всего 140 млн населения, причем довольно слабого с точки зрения возможности производить, это однозначно не удастся.
Здесь мы либо сможем китаизировать экономику, то есть брать китайские товары, системы сервиса и программные продукты и как-то их немножко адаптировать внутри себя, либо нам надо все равно кооперироваться с миром. Поэтому идея, что мы построим у себя суверенный глобус, не работает. Это будет архаичная, отсталая, примитивная экономика, продукция ее будет напоминать продукцию советских заводов в 1970-е годы. И то — Советский Союз был больше почти в два раза с точки зрения населения, и на него работала еще вся восточная Европа и много других дружественных стран. А Россия намного меньше, и потенциал меньше, и отставание технологическое намного больше, чем было тогда у Советского Союза от мира, просто потому, что это было до технологического рывка».
Новые возможности и малый бизнес
«Я не очень понимаю эту логику новых возможностей. Какие новые возможности, когда вы не знаете, что завтра будет? Вы не понимаете, призовут ли вашего сотрудника завтра в армию, отправят ли вашу сотрудницу на трудовую повинность на оборонный завод, посадят ли вас за то, что вы не то слово написали в Facebook (Instagram и Facebook принадлежат Meta — запрещена на территории России и признана экстремистской организацией). Горизонт планирования какой сейчас, несколько часов? Я думаю, что никакого развития именно поэтому не будет. Хотя малый бизнес — это вообще вещь в государстве обычно очень устойчивая. Потому что ваши соседи хлеб все равно покупают. Может, чуть меньше, может, чуть больше, но если вы печете хлеб, у вас есть более-менее устойчивый спрос. Если вы чините тракторы, то все равно на ближайших полях тракторы нужны, и вы все равно будете их чинить. В этом смысле процесс сокращения малого бизнеса будет идти так же, как шел раньше, потому что раньше он тоже шел в силу политических причин, проблем с планированием, сложностей с регулирующими органами и так далее.
Катастрофы нет, потому что все равно фронт работ есть. Люди едят, пьют, ходят смотреть кино, одеваются во что-то. Ретейл сети малого бизнеса вполне функционируют, да и среднего бизнеса тоже. С крупным бизнесом могут быть проблемы — то же строительство или большие сети, которые были ориентированы на более дорогие товары. А мелкий бизнес будет существовать, но в условиях большей неопределенности, большего количества уезжающих и более жесткого регулирования».
А вдруг ипотечный кризис?
«Размер ипотеки в России не такой, чтобы государство не могло просто залить деньгами этот кризис. Но, безусловно, сейчас доходы падают. Падение доходов — это всегда проблемы с ипотекой, потому что большая доля доходов направляется на погашение, и сокращение объемов, безусловно, будет. Сокращение объемов строительства — это всегда проблема для девелоперов, которые, как правило, доходами от будущих проектов закрывают те проекты, которые они делают сейчас. Когда у вас впереди еще пять домов, которые вы даже не начали строить, но уже продаете, вы можете на эти деньги финансировать строительство того, что вы уже строите. А когда вы их достроите, у вас будет еще пять проектов впереди, которые вы продаете. Когда у вас впереди сокращается количество проектов, то сразу возникают проблемы с ликвидностью, и параллельно банкам надо будет как-то разбираться с неплательщиками по ипотеке. Разбираться с ними легко, когда легко перепродать квартиры. А когда их сложно перепродать, то разбираться с ними намного сложнее. Поэтому, конечно, если и не кризис, то кризисные явления 100% будут».
Медицина лучше не станет
«Люди уезжают сейчас из России по двум причинам. До 21 сентября уезжали потому, что больше не могли в этом находиться, потому что их морально-этические принципы настолько уже перестали совпадать с тем, что происходит в стране, что они не готовы были оставаться. После 21 сентября к ним добавилась еще группа людей, которые уезжают просто потому, что они считают небезопасным находиться в стране. Их или членов их семей, детей могут призвать в армию. Эти люди значительно более прагматичные, и их не волнует морально-этический аспект или волнует, но не настолько сильно, чтобы из-за него одного уезжать. Но мораль плюс безопасность делают свое дело. И врачи в данном случае не исключение — они уезжают ровно по той же причине, они такие же люди.
С российской медициной и так было все не очень. В Москве был выстроен некоторый набор хороших клиник и медицинских сервисных центров, которые использовались ограниченным количеством людей с деньгами и возможностями, было несколько государственных медицинских учреждений, которые работали прилично. А за пределами этого круга с медициной было плохо. И даже в Москве было достаточно много клиник, в которых с медициной и с отношением врачей, и с профессионализмом, и со всем остальным было откровенно плохо. А в регионах, как правило, не было даже ингредиентов для того, чтобы нормально анализы сделать в клиниках. И сейчас, разумеется, будет еще хуже, потому что потеряны логистические связи с Европой, которая была большим поставщиком оборудования, материалов и лекарств.
Естественно, резко сокращается финансирование медицины из-за переноса средств на оборону и безопасность, идут кадровые потери. Во многих странах мира российские врачи могут сравнительно неплохо устроиться. Испания, например, достаточно легко принимает российских врачей. Если есть еврейские корни, то Израиль принимает и переучивает. Там есть программа, и достаточно много людей уехало в Израиль. Я знаю российских врачей, которые переехали в Великобританию. Здесь надо сдать два экзамена — и ты можешь работать. И этот поток будет идти, потому что чем у вас хуже медицинская система, тем менее интересно в ней работать. Когда ты не можешь нормально лечить людей, то одна из твоих реакций — это послать все и уехать туда, где можно нормально это делать. Так что ситуация в медицине будет становиться хуже».
Путь России
«Я считаю, что нынешний текущий путь России — это некий гибрид Ирана и Северной Кореи. Собственно, почему это не Иран? Потому что Иран — это страна, в которой превалирует жесткая идеологическая конструкция, и она удерживает в авторитарном состоянии страну даже тогда, когда власть имеет элементы демократии. В Иране все-таки проходят серьезные конкурентные выборы президента, и мы можем говорить о том, что тот или иной президент Ирана был более демократичным или радикальным, этот — менее. Да, там кандидатура утверждается исламским комитетом, но все равно элементы низовой демократии присутствуют, и это во многом влияет на жизнь самой страны.
Сама страна в этом смысле, как это ни странно прозвучит по отношению к Ирану, более расслабленна снизу. Там, например, сейчас возможны массовые протесты, демонстрации. Понятно, что это, скорее всего, ни к чему не приведет в моменте, но, вполне возможно, приведет к эволюции в дальнейшем управлении. Там с 1979 года управление проделало достаточно большой эволюционный путь в сторону более демократичных и светских процедур, несмотря на закрытость, идеологию, антисемитизм и контроль силовиков.
Северная Корея значительно менее эффективна, потому что это страна, лишенная такого человеческого ресурса и настоящей идеологии. Единственная их идеология — это верность чучхе (национал-коммунистическая государственная идеология, разработанная основателем государства Ким Ир Сеном в противовес марксизму. — Forbes). Чтобы быть консолидированной, страна вынуждена быть более полицейской, более жесткой. И поскольку экономических ресурсов там значительно меньше, чем в Иране, который нефть и газ продает, их нужно замещать путем усиления жесткости режима и передачей власти по наследству.
Россия все-таки как ресурсная страна в этом смысле скорее будет близка к Ирану. С другой стороны, у России полное отсутствие идеологии, ведь нельзя же всерьез называть идеологией этот особый русский путь, 20 000 лет истории славян и прочее. Отсутствие идеологии придется замещать более жесткой системой управления и более острой вертикалью власти. Так что, наверное, это некий гибрид».
Русские деньги
«Русский капитал очень разный. Есть много капитала, попавшего под санкции в Великобритании и в Европе, то есть это замороженные активы, арестованное недвижимое имущество, замороженные банковские счета и так далее. Есть российский капитал, с которым все в порядке, — например, у меня нет никаких проблем, в основном потому, что у меня здесь право на проживание и гражданство Европы. И таких, как я, здесь тоже очень много — русскоязычных выходцев из России, у которых этих проблем нет. Для отсутствия проблем достаточно иметь право на проживание здесь или в Европе. У остальных могут быть проблемы. Здесь есть юристы, которые отказываются работать с такими деньгами и с такими клиентами, и поэтому недвижимость, например, продать или купить сложно. Банки закрывают счета, хотя формально в Англии нет такой директивы, а в Европе директива говорит об ограничении притока денег, но банки просто закрывают счета — это их выбор. И это, конечно, создает проблему.
Я не общался ни с кем, кто попал под санкции, но вообще британская налоговая служба и финансовый мониторинг здесь работают совсем не так, как в России, они очень расслабленны. Например, подавая налоговую декларацию здесь, ты сам решаешь, что надо написать, сколько надо заплатить налогов, отправляешь, и, как правило, они не занимаются проверками этого всего, потому что налоговая дисциплина очень высокая сама по себе. То есть ты можешь напридумывать 25 обходных путей и радостно все обходить и делать, что ты хочешь, и так жить очень долго. Пока вдруг по какой-то причине у налоговой не возникает подозрение, что что-то не так. И вот тогда они крайне эффективны в своей проверке. Так что, я думаю, вполне возможно, что многие люди под санкциями здесь сейчас очень легко обходят эти санкции и делают, что хотят, но только пока система не решит проверить. А ответственность за обход санкций в Великобритании очень высокая, это уголовная ответственность, даже если ты только помогаешь это делать. Поэтому здесь боятся вообще подходить к этой системе. Лучше вообще не взаимодействовать с тем, кто оказывается под санкциями, чем как-то трактовать эти санкции и потом ошибиться в трактовке».
От кризиса проиграют все
«Мое глубокое экономическое убеждение состоит в том, что от кризиса никто никогда не выигрывает. Потому что мировая экономика уже давно по сути своей генеративна, и когда какое-то звено проваливается, это чувствуют все. Выиграть можно от локальной дистрибуции, когда одна страна, например, перестает поставлять телевизоры и другая страна занимает ее место и локально выигрывает с точки зрения объема продаж и цен на общем рынке. Но все эти выигрыши ничтожны по сравнению с тем, как проигрывает общая конструкция в случае кризисов в одном из мест. Рвутся связи, теряются инвестиции, меняется логистика.
Единственный придуманный пропагандистами выигрыш от российско-европейского кризиса для США, например, состоит в том, что они продают больше газа в Европу. Да, они действительно продают больше, но изменение объема настолько ничтожно в рамках американской экономики, что об этом не стоит даже говорить, Америка ради этого не стала бы со стула вставать. Что там они зарабатывают на $20-30 млрд больше на фоне своей экономики в $21 трлн? То, что делает Америка на государственном уровне, измеряется сотнями миллиардов, триллионами, это должно быть перспективно на много лет вперед. А здесь это событие очень краткосрочное.
И на этом фоне рецессия Европы резко повышает стоимость доллара, повышение стоимости доллара бьет по экспортным возможностям Америки сразу с ходу, и Америка начинает терять, Америка сейчас уходит в рецессию и борется с инфляцией, им точно не до того, чтобы заработать аж $15-20 млрд на поставках газа в Европу, не те масштабы. Они сейчас тратят сотни миллиардов на помощь Украине и на мотивирование проблем, связанных с дисбалансами, которые возникают. Вот поэтому, конечно — нет, никому это абсолютно не выгодно, даже Китаю. Мы видим, с каким раздражением лидеры Китая и Индии говорят сейчас об этих войне и кризисе, и даже притом, что они получают с дисконтом сейчас нефть и газ, все равно это дисконты от повышенных цен, которые возникли из-за этого кризиса, все равно это разрывы в цепочках, удлинение логистики и перелетов. Все равно это необходимость как-то следовать санкциям и изменять свою деятельность, и никому это, конечно, не нужно».
Что происходит с валютой?
«Падение рубля до 120 (рублей за $1. — Forbes) — это было паническое падение, когда многие игроки, справедливо понимая, что дальше будет хуже и сложнее с валютой, пытались уйти из страны, покупая эту самую валюту. И в том числе и физические лица срочно покупали валюту и выводили из страны. Это создавало дополнительный спрос. А то, что происходит сейчас, — это обратная ситуация. Рынок закрылся, большинство тех игроков, которые на этом рынке присутствовали и могли покупать валюту, просто физически этого не могут. Нет резидентов, резко сократился импорт (чуть ли не в два раза), а импорт требует валюту. Соответственно, импортеры перестали покупать этот объем валюты.
Люди перестали ездить за рубеж и тратить деньги в туристических поездках, а еще в 2021 году это было порядка $40 млрд в год. Люди перестали свободно инвестировать, потому что европейские и многие другие страны перестали принимать российские деньги, значит, инвестиционный вывоз капитала тоже практически прекратился. Сейчас через Казахстан и Армению что-то выходит, но это не те цифры, которые были раньше. На этом фоне приток валюты сохраняется высокий, потому что продаются нефть и газ по дорогим ценам, валюта входит в страну, а дальше потребителя на эту валюту нет. Поэтому цена на валюту на внутреннем рынке и упала. Но здесь, конечно, можно было бы сейчас брать рубли, покупать валюту и таким образом даже зарабатывать, потому что курсы внутри России и вне ее отличаются на несколько рублей за доллар. Но нет моста, невозможно переводить деньги нормально из России за рубеж. Я знаю многих банкиров, которые уже пробовали на этом зарабатывать, но это не функционирует».