Окно возможностей или катастрофа: как российские IT-компании видят свое будущее

С начала «специальной военной операции»* России на Украине значительная часть крупных зарубежных IT-компаний решила покинуть Россию, а некоторые из российских приняли решение о релокации. Западные клиенты разрывают контракты, зарубежные сервисы, которыми пользуются наши разработчики, перестают функционировать, приостанавливаются поставки полупроводников и другого необходимого оборудования. Несмотря на этот удручающий список, многие уверены, что российский IT-бизнес только выиграл. Почему? Мы поговорили об этом с экспертами и руководителями профильных компаний.

Максим Горшенин, экс-начальник отдела проектов по развитию бизнеса МЦСТ

В начале апреля случился один из самых громких «исходов» с российского рынка —американская компания Intel, крупнейший в мире производитель процессоров, объявила, что приостанавливает деятельность на территории России. Заменить продукцию Intel планируют российскими микропроцессорами «Эльбрус» от компании МЦСТ. «Эльбрус» производят с 70-х годов прошлого века, но самые современные модели делают не в России, а на заводе в Тайване.

«Раньше у нас был завод «Микрон» в Зеленограде, где занимались производством микропроцессоров. До сих пор есть производство в Беларуси, но там, конечно, не самые современные технормы. На сегодня в России самые современные микропроцессоры полностью нашего производства — это 90 нанометров, уровень примерно 2005 года. То есть у нас идет отставание в районе 20 лет как минимум. Процессоры «Эльбрус» по современным нормам выпускаются на зарубежных фабриках.

На сегодня отставание «Эльбруса» от Intel составляет где-то около пяти лет, если сравнивать современные серверные процессоры. На десктопных задачах, а это в основном браузер, офисная работа, какое-то простое делопроизводство,  разница не заметна в принципе, потому что производительность уже достаточная для решения 95% задач. Но если мы захотим сегодня произвести на территории России микропроцессор, то отставание составит порядка 20 лет. 

Дело в том, что некоторые санкции никто не отменял еще со времен СССР. Были введены ограничения на закупку и поставку современного оборудования, его ни в 1990-е, ни в 2000-е нельзя было купить. Либо только в обход (в 1949 году, после начала холодной войны, в США был принят закон об экспортном контроле, ограничивший поставки стратегических материалов, оборудования и вооружения в СССР и страны соцлагеря. Тогда же был создан координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ). Комитет постановил, что техника и технологии могли продаваться в СССР и соцстраны не раньше, чем через четыре года после их серийного выпуска. КОКОМ просуществовал до 1994 года. — Forbes).

Второй момент связан с тем, что мы как всегда думали, что у нас есть нефть, а за нефть мы все купим, зачем что-то свое делать. Эффективные менеджеры провели эффективную индустриализацию, которая привела нас к тому, к чему мы сейчас пришли. И до 2020 года вся индустрия российских микропроцессоров, настоящих, честных, никому не была нужна. Начиная с 2020-го начали активно ворошить улей и на эту область обращать внимание. А до 2020 года это было нужно только избранным компаниям. Например, с 2017 года в России все загранпаспорта обрабатываются и хранятся на «Эльбрусах». Камеры фиксации дорожного движениям в Санкт-Петербурге и Владивостоке и некоторые станции МЦК в Москве тоже оборудованы устройствами на базе процессоров «Эльбрус». Другая архитектура, и под нее оптимизировано меньше софта, значит, нужно было провести работу по оптимизации программного обеспечения, чтобы оно хорошо работало на «Эльбрусе». А программисты привыкли писать под другие распространенные архитектуры, и нужно время, чтобы переключится. Это первое, из-за чего многие компании не хотели переходить. 

«Эльбрусы» дороже,из-за того, что у них малый объем производства. Зарубежные микропроцессоры делаются миллионами в месяц, а «Эльбрусы» производят десятками тысяч в год. И чтобы выйти на сопоставимую стоимость, нужно иметь сопоставимые объемы. Тогда можно будет говорить о примерно сопоставимой стоимости с зарубежным оборудованием. То есть вопрос только в том, чтобы государство взяло и исполнило импортозамещение и гарантированно начало массово закупать оборудование, под это уже можно будет выстроить всю логистику и снизить стоимость».

Герман Клименко, экс-советник президента по программам развития интернета

«Мы заигрались во многих отраслях. Мы должны были браться за импортозамещение только в том случае, если в конце действительно виделось 100% импортозамещения. С самого начала было понятно, что невозможно заместить в гражданской среде процессоры AMD и Intel. Более того, мы заигрались настолько, что сказали, что если процессоры упакованы в бумажку с российским названием, то они отечественные. Я уже года два назад говорил о том, что не надо говорить, что импортозамещение микропроцессорной техники идет опережающими темпами. Если граница закроется, у нас не будет ничего. И нужно было сразу решать вопрос с Тайванем, который по геополитическим причинам всегда побежит с Америкой.

Когда у нас делаются карточки отечественные, и выясняется, что в 90% процентах из них стоят импортные чипы, это выглядит не очень хорошо, при этом мы утверждаем, что если упаковка, разводка, плата наши, то это отечественное. Это неправда, нужно называть вещи своими именами. Коллеги из Минпрома, из Минцифры, наверное, ввели в заблуждение всё государство, точно так же, как и по другим позициям, по двигателям в авиации. Сейчас происходит жесткое приземление. Мы по-прежнему говорим, что ничего страшного не случится, мы потом найдем способ, потому что была такая легенда, что мы все купим. Выясняется, что за деньги многое не продается. Более того, надо признавать, что технологии ушли далеко, и если даже сейчас мы восстановим что-то, накинувшись всей страной, то это будет 2010-2015 год. Нам нужно понимать, как работать с теми, кто может производить. Единственный путь, который есть сейчас, — это, действительно, Китай, но не факт, что это легкий путь. Сейчас они не партнеры, а обычные коммерсанты, которые понимают, насколько мы от них зависим». 

Ольга Соколова, генеральный директор компании Linxdatacenter

«Скорее всего, будет большой передел рынка с точки зрения облачного провайдинга, появятся отечественные гиперскейлеры (крупные провайдеры, предоставляющие услуги мультиоблачных систем, такие как Amazon AWS, Microsoft Azure, Google Cloud Platform и др. — Forbes). Да, в настоящий момент есть сложности с поставками оборудования, а уход крупных вендоров с российского рынка не предполагает, что в ближайшие несколько месяцев у нас будет возможность предоставлять большие облачные мощности. Но на мой взгляд, это все поправимо, потому что есть несколько отечественных вендоров, они не такие крупные, но сейчас я вижу все больший спрос у таких компаний, как Yadro, GAGAR>N, AeroDisk. Я думаю, что спрос на их решения будет только расти.

Если говорить о комплектующих, то мы рассчитываем на Китай, но у Китая нет всех технологий, которые нужны России, так что, я думаю, это будет Турция и Китай. Мне кажется, что этот кризис заставит нас по-другому относится к производству. Мы не будем заниматься только сборкой, как последние несколько десятилетий, а будем уже более настойчиво требовать более глубокого производства. 

В любом случае будет интересно. Будет много возможностей для роста, для тех, кто этого роста ищет. Текущий кризис — это возможность выйти и захватить долю рынка тем игрокам, которых раньше было не видно или у которых не было такой возможности. И сейчас доступ к технологии, доступ к решению и быстрота вывода этого продукта на рынок позволит захватить определенную долю рынка». 

Олег Кивокурцев, основатель и директор по развитию компании Promobot

«Нам повезло, что в 2021 году мы активно начали развитие на Ближнем Востоке. И сейчас нам ничего не остается, кроме как продолжать развитие в этом направлении. ОАЭ, Саудовская Аравия, Оман, Кувейт — это те экспортные направления, которые мы будем развивать в ближайшем будущем. И новое для себя направление будем открывать — страны Азиатского и Тихоокеанского региона. 

С рынка ушло большинство компаний, которые производят промышленных роботов, эти робо-руки, которые делают сварочные операции, сгибочные. Мы знали про этот рынок, он достаточно большой и богатый, но мы не хотели туда заходить, потому что с нуля тяжело биться с гигантами, которые с 1970-х годов свою технологическую базу развивали. Сейчас появился этот пустой рынок. Спрос сформирован, потребности понятны. Мы сейчас тоже в эту сторону идем. Сделали свой промышленный манипулятор, так называемый коллаборативный робот. Уже общаемся и со «Сбером», и с рядом предприятий пищевой промышленности. Потеряв западный рынок, мы приобрели бесконечный российский, в области промышленной робототехники. И нам грех сейчас этим не воспользоваться, чем мы сейчас и занимаемся.

Проблема с полупроводниками глобальная. Ладно, мы найдем, как это импортировать, мы купим через гонконгскую компанию в Тайване, перевезем в Казахстан, из Казахстана сюда, это достаточно решаемая цепочка, потому что у нас небольшие объемы. На крайний случай пять человек полетят в Тайвань и привезут 10 баулов, этого нам на какое-то время хватит. Но я не понимаю, как теперь быть крупным технологическим компаниям. Например, телеком-операторы строят вышки, сервера, в которых используются миллионы элементов с использованием полупроводников, миллионы. Миллион раз ты туда-сюда не слетаешь. Я не понимаю, как они будут это решать, и я действительно испытываю опасения. Потому что если не решить, то в скором времени будут большие сложности с интернетом, со связью, а этого допускать нельзя. И нас это пока не касается, но коснется, это точно, и нас, и простых обывателей. И я надеюсь, что у наших дипломатов найдутся инструменты организовать эту логистику — под водой, может быть, через небо, еще как-то, но они должны этот вопрос решить, иначе нам не поздоровится. Первое — это скорость интернета. Второе — не будут в новые дома проводить интернет, в лучшем случае мобильный останется. Нет интернета — нет связи, нет пользователей. Нет пользователей — нет развития интернет-сервисов. Нет развития интернет-сервисов — нет спроса на IT-специалистов. И так далее все пойдет по накатанной. 

Первое, что сейчас нужно сделать, — это предоставить льготные кредиты для IT-компаний. Второе — это программы софинансирования и субсидирования. Третье — это программы грантовой поддержки. Проще говоря, закидать деньгами. Хотя бы на первое время, чтобы им хватило на то, чтобы запилить свой YouTube. Это одна из мер, и она эффективна, проверено многократно. Надо открыть упрощенный выход на госзакупки. Есть много команд, все должны участвовать в тендерах, и должна быть конкуренция за то, чтобы сделать свою экосистему.

Нужно продумывать какие-то механизмы обхода санкций. Вот у Ирана есть официальная программа, можно прийти в аналог «Мои документы» и открыть юрлицо в ОАЭ, чтобы продавать по всему миру. Нужно подумать похожую историю, принять, что санкции — это сложно, это надолго, и разработать меры, чтобы выходить на большее число экспортных направлений.

Западный пользователь нужен. И простым русским разработчикам, и простым западным пользователям не важна геополитика, им важно решение их насущной проблемы. Ну и, конечно, надо продолжать вкладывать в образование. Мы потеряли много айтишников, я надеюсь, они вернутся. Тем не менее надо активнее развивать, активнее преподавать в школе математику, физику. Трудоустраивать студентов на практику, это даст положительный результат. И еще нужно сделать обязательно историю с репатриацией. Потому что многие на эмоциях жгут мосты, и этим людям нужно протянуть руку и простить им, если они, например, написали что-то, что противоречит существующим законам. Потому что иначе, если их еще за это наказывать, то отток будет только выше. IT-специалисты — это интеллектуальная элита, и потеряв тысячу айтишников, ты их просто так не получишь».

Евгения Наумова, исполнительный вице-президент по корпоративному бизнесу «Лаборатории Касперского»

«Надо признать реальность, действительно, — бизнес в Европе и США не такой оптимистичный, как был раньше. Но при этом нужно признать факт, например, про нас. Глобальный b2b-бизнес в «Лаборатории Касперского» за период год к году растет в 2022 году. Мне кажется, это прекрасное достижение. А дальше надо поддерживать своих клиентов и партнеров и выполнять все свои обязательства, что мы и делаем. И благодаря этому с нами остаются очень крупные клиенты, в том числе европейские. «Лаборатория Касперского» изначально была международной компанией и останется ею. Практически 80% нашего бизнеса — это международный бизнес. Поэтому мы стабильны, то есть мы очень хорошо диверсифицированы. Отличный пример — Ближний Восток, а также Латинская Америка и Азия. То есть, далеко не только Россия. 

Понятно, что техническое российское образование одно из самых лучших. Чтобы сохранить этот высокий уровень, нужно работать в связке вуз— работодатель, что как раз мы и делаем. У нас есть специальная программа, оплачиваемая стажировка для студентов с техническим образованием. И мы очень часто потом берем лучших в штат. Кроме того, многие наши специалисты читают лекции в ведущих вузах и тем самым тоже повышают уровень образования».

Айдар Гузаиров, основатель и генеральный директор ГК Innostage**

**поставщик услуг в области информационной безопасности, системной интеграции, разработки информационных систем и бизнес-решений

«IT-компании, которые так или иначе работали на западных поставщиков, сейчас находятся под очень сильным давлением. Западные заказчики отказываются работать с компаниями, которые расположены в России. И это вынуждает многих наших коллег перемещать бизнес и сотрудников. Мы видим уход из России целого ряда крупных западных производителей, и как следствие, сейчас у многих этих компаний сотрудники отправлены в вынужденные отпуска на три месяца, с апреля по июнь. То есть в июне-июле так или иначе эти люди выйдут на рынок труда. Мы уже сейчас наблюдаем сокращение вакансий на 40-50% и рост числа соискателей на 20-30%. Мы считаем, что к лету тренд на то, что рабочих мест может стать несколько меньше, а соискателей — существенно больше, сохранится. И если говорить про западные компании, которые сейчас покинули либо временно прекратили свою деятельность на территории России, на мой взгляд, ситуация неоднозначная, но точно можно говорить о том, что подобные компании теряют как доверие потребителя, который так или иначе ориентировался на сервисы этих компаний, так и доверие сотрудников. Я знаю ряд западных компаний, которые практически без каких-то объявлений для собственных сотрудников буквально в один день перекрыли карточки для оплаты командировок, отключили доступ к информационным системам и практически в ультимативном порядке отправили людей во временный отпуск. Я не думаю, что в случае возвращения таких компаний люди захотят вернуться к этим работодателям.

Технологически российский IT-рынок потерял, но, с другой стороны, мы все-таки полны оптимизма именно в том, что мы вполне способны восполнить ушедшие с рынка продукты. Да, это не задача одного года, но при этом никто кроме нас этого не сделает».

Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, доктор экономических наук, профессор

«На мой взгляд, главным успехом России последних двух лет было то, что мы вышли на мировой фронтир. Вот до этого чем мы для мира были заметны? Нефть, газ, металлы, ну еще зерно. А тут оказалось, что мы одна из трех стран, которые создали собственные цифровые экосистемы. Их всего три, в Европе ни одной собственной цифровой экосистемы нет, именно поэтому у них жестче законодательство по отношению к цифровикам сейчас. А так это США, Китай и мы. Каршеринг в Москве — самый распространенный среди мегаполисов. Электронный мобильный банкинг был в начале хорошо сделан «Тиньковым» и «Сбером» у нас. Мы были на фронтире, и мы пока еще на фронтире. И вся эта система стоит прежде всего, конечно, на человеческом капитале. На высококачественном человеческом капитале, который и есть, я всегда это говорил, главное конкурентное преимущество России. Мы только почему-то нажимаем в основном на другие рычаги. На сырьевые, на военно-технические, а главный наш ресурс — это человеческий капитал.

Сейчас есть страшная угроза его потерять, потому что 70 000 уехавших программистов за март — это много. Но, мне кажется, все-таки вопрос не в том, будут ли они работать из Армении, Узбекистана, Израиля или Сербии. Вопрос в том, будут ли они работать на Россию. Поэтому то, что люди эвакуируются, — это довольно понятно, ничего тут особенного нет, боевые действия идут совсем недалеко. Но, мне кажется, важно сохранить этих людей в российских компаниях. Важно было бы, конечно, чтобы они потом возвращались, и здесь есть свои магниты. Да, Россия не умеет производить хорошую аппаратную базу в IT, она уступает по качеству. Но в России очень сильные программистские кадры, это знают все, а вот о чем часто забывают, так это о том, что за программистами стоит еще очень сильная поддержка. В России сильные научно-математические школы, они производят качественные алгоритмы, поэтому конкурентоспособность российских IT-компаний стоит на качестве кадров и на качестве математических алгоритмов. Мало какая страна имеет сильные математические школы. Не просто математиков, уехавших из России, а именно математические школы. Поэтому я, во-первых, считаю, что если не завтра, то послезавтра у наших цифровых компаний появится большая перспектива, и они поэтому должны получить поддержку даже не завтра, а сейчас. А во-вторых, это одно из проявлений нашего главного конкурентного ресурса, человеческого капитала».

Михаил Бурмистров, генеральный директор компании «INFOLine—Аналитика»

«Ситуация с IT — большая боль. Из России уехало больше 100 000 IT-специалистов. К сожалению, многие из них в ближайшее время не вернутся, потому что международные компании осуществляют релокацию. В Казахстан, в Грузию, в страны Восточной Европы и так далее. К сожалению, мы сейчас ощутимо обеднели талантами. Все-таки IT-специалисты исторически международные игроки, потому что очень много проектных команд из разных стран, из разных локаций. Сейчас, когда Россия находится под таким жестким ограничением и санкционным давлением, конечно, для многих это очень не комфортно, и многие действительно рассматривают релокацию в более свободные юрисдикции, где они могут более эффективно работать и иметь меньше ограничений с точки зрения использования тех или иных сервисов, начиная с платежных и заканчивая тем, что связано со стоимостью оборудования.

В каких-то случаях, к сожалению, были приняты совсем недружественные шаги, когда некоторые зарубежные IT-решения оказались вдруг просто недоступными для российских пользователей. Просто выключили рубильник и все. Оплатил ты, не оплатил, какая разница, просто мы Россию отключили. Такие ситуации для IT-специалистов, для их бизнеса, — очень непростая история. Поэтому с точки зрения IT придется импортозамещаться. К счастью, у нас есть свои решения. Допустим, «1С», который после ухода компании SAP будет в той или иной степени развиваться и наращивать свою долю. Никто не отменял использования каких-то пиратских программных продуктов, и в России все-таки исторически к покупке IT-решений относились со скепсисом, но это очень большой риск. Страна со столь независимой и жесткой внешней политикой, как Россия, должна обеспечивать себе существенно больший уровень автономности с точки зрения набора экономических аспектов, чем предполагалось ранее».

Павел Фролов, основатель и продюсер российской EdTech-компании «РОББО»

«Для того чтобы микроэлектронные изделия были конкурентоспособны, они должны проходить по цене, в рынок. И цена напрямую зависит от тиражей. Для того чтобы изделие изготавливать большими тиражами, необходимо ориентироваться не только на внутренний рынок страны, нужно чтобы в нем конечных потребителей было не меньше миллиарда. Поэтому, если любой условный производитель в России будет делать продукт только для российского рынка, он всегда проиграет тому, который делает продукт только для китайского рынка. Потому что в России 140 млн населения, а в Китае — 1,5 млрд. И если российский производитель хочет, чтобы у него изделие было конкурентоспособным, ему сразу же нужно закладывать туда маркетинговую стратегию, необходимо сделать экспортный вариант и работать в идеале на страны БРИКС — охватывать Индию, Китай, Бразилию и Африку. Тогда он сможет сделать свое изделие конкурентоспособным за счет нормальных тиражей. Если говорить про рынок чипов, то там хорошие тиражи — это около 10 млн устройств».

Мария Григорьева, руководитель практики «Технологии» Accenture в России

«Если есть возможность, нужно использовать механизмы и процедуры, которые бы позволили предложить на рынок уже проработанные решения. Например, глобальный Accenture, уходя, забрал все системы учета, времени, прогнозирования, формирования данных по клиентам, на которых мы работали, которые разрабатывались долго. Наша команда смогла за четыре недели поднять, восстановить, выбрать из тех систем, которые есть на российском рынке, четыре-пять, и их мы сейчас максимально быстро настроили и используем. Я уверена, что на российском рынке есть приложения, которые были забыты или недостаточно использованы, сейчас для них будет хороший расцвет. Нужно их использовать, продвигать. Возможно, надо какие-то налоги сократить для них, где-то дополнительный промоушен сделать, где-то подучить людей, потому что сейчас нужно будет большое количество людей переучивать с одних систем на другие.

Когда рвутся связи, ты что-то теряешь, а что-то — приобретаешь. Поэтому разрыв связей с технологиями, которые разрабатывались в других направлениях, других странах, когда тебе не идет поток новых идей откуда-то, заставляет тебя думать самостоятельно и развиваться. Есть и плюсы, и минусы. Минус — жалко потери экосистем. Плюс — это отличная возможность развиться».

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.