Экономист Олег Буклемишев — Forbes: «Мы несемся в тоннеле с сужающимися стенками»
Forbes представляет новый формат — Forbes Talk — ток-шоу с политиками и предпринимателями, экономистами и лидерами мнений, миллиардерами и инвесторами, основателями компаний и топ-менеджерами. Ведущие проекта Елена Тофанюк и Антон Желнов будут обсуждать с героями новую экономическую реальность. Наш первый герой — директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ Олег Буклемишев. Он рассказал, нужна ли России экономика сопротивления, сколько на самом деле стоит рубль и чем, по его мнению, закончится экономическая война
О структурной трансформации
«Структурная трансформация — это то, что будет происходить с российской экономикой в ближайшие месяцы. Я подозреваю, что эта структурная трансформация будет очень болезненной, негативно направленной, удручающей. Ожидания, что российская экономика сразу утонет, были завышенными или искаженными. Экономика продолжает работать, она рыночная, она продолжает реагировать на сигналы. Но вот представьте себе: живет такой организм, продолжает жить, как будто ничего не случилось, а на самом деле из этой экономики потихоньку начинают выниматься разные элементы, отпадают целые сегменты. Становится понятным, что в прежнем режиме она в каких-то зонах функционировать не сможет, и, более того, внутренние механизмы управления этой экономикой, они тоже начинают вести себя совершенно по-другому. Вот это и будет запускать ту структурную трансформацию, о которой мы говорим».
О тоннеле с сужающимися стенками
«Российская экономика существует в режиме ограничений с 2014 года, но тогда меры были, как мы сейчас видим, крайне вегетарианские. А сегодня идет специальная операция по постепенному отжатию российской экономики от источников доходов и от воспроизводства той военной, я бы сказал, экономической модели, которая привела к сегодняшнему состоянию дел.
Мне кажется, это глубокое заблуждение, что, когда вы для себя формируете некий комплекс ограничений, вы становитесь лучше, эффективнее, движетесь ближе к оптимуму. Ничего этого на самом деле не происходит. Просто у вас становится меньше возможностей. Если вы раньше при тех возможностях, которые у вас существовали, не сделали чего-либо, то в новых условиях, все будет хуже. Надо осознать, что нагромождение ограничений не приводит к повышению нашего с вами благосостояния, расширения возможностей российской экономики. Мы как раз несемся в тоннеле с сужающимися стенками и когда-то эти стенки сблизятся совсем, подойдут близко друг к другу так, что мы не сможем дальше бежать».
О фьючерсе на доллар
«Парадоксально, но чиновники Центробанка продолжает считать, что рубль в России остается в свободном плавании. Я так совершенно не считаю. Введены очень жесткие и далеко идущие капитальные ограничения. Эти капитальные ограничения не позволяют делать многое из того, что возможно было и в 2014 году, и даже раньше. И поэтому сегодня мы живем в системе множественных курсов: у нас есть, по сути, безналичный курс валюты, у нас есть наличный курс валюты, который тоже ещё пока устаканивается, есть курсы китайских магазинов и много чего еще.
Рубль нырнул в прошлое. Это скорее что-то из разряда 1990-х, когда в разных сегментах экономики действовали разные курсы. Но даже тогда мы не могли себе представить экономику, которая живет, по сути, в изоляции от остального мира. Я имею в виду сейчас и финансовые потоки, и потоки торговые в нарастающей степени. Свободно конвертируемая валюта в такой экономике мне кажется просто невозможной.
Доллар в реальности стоит столько, за сколько вы можете его продать на рынке. Сейчас вы можете доллар ограниченно вывозить за границу, вы можете его переводить, если он у вас лежал раньше на счете, в зарубежные страны, в том числе в недружественные. Но больше ничего с этим долларом сделать не можете. Если представить себе человека, который сейчас продает квартиру, то, что он будет со своей выручкой делать, для меня загадка. Он может продать квартиру, но плодами этой продажи он воспользоваться, по большому счету, не может. И вот эти доллары, я не знаю, сколько они они стоят. Это фьючерс на некий доллар, который будет через определенное время».
Об экономике сопротивления
«Есть такой термин, он называется «экономика сопротивления», он относился к Ирану в период действия иранских санкций. Иранская экономика живет в режиме сопротивления с 1979 года, с кризиса в Персидском заливе. Мы прожили в глобализированном, нормальном мире все-таки подольше, поэтому в этой стенке будут возникать отверстия. Люди будут перебираться в страны, где этот быт или ощущение причастности к мировому процессу сохраняется, в то время как другая часть общества будет стремительно архаизироваться. Я себе такую картинку могу представить, но все равно у меня нет ощущения, что всё может продлиться сколь-нибудь долго в Российской Федерации.
Я думаю, что ответы на основные экономические вопросы, мы получим достаточно быстро. Структурная трансформация дойдет до определенной точки в течение ближайших месяцев, когда станет ясно, что некоторые вещей не восстановимы, их продолжать невозможно. А примитивизация технологических цепочек, примитивизация жизни имеет свои пределы.
Первое, что нужно сегодня сделать — не давать укореняться этой экономике сопротивления. Есть масса образованных, талантливых, грамотных вполне людей, которые встроились в механизм экономики сопротивления: «Мы сейчас им дадим! Мы сейчас им покажем! Мы делали свое дело, строили эту экономику, пытались ее эффективно регулировать. А сейчас у нас отобрали резервы». [Очень важно] не допускать себе, что экономика сопротивления способна существовать, что в национальных интересах сейчас строить экономику сопротивления. Это не так».
О живучести глобализации
«У нас в последние годы очень много и долго говорили о деглобализации, о том, что страны отползают каждая в свое помещение, и из этого помещения начинают договариваться о новых мировых условиях. Ничего подобного. Мы живем по-прежнему в глобальном мире, глобализирована экономика, глобализирована политика. И то, что мы сейчас наблюдаем, — это подтверждение живучести глобализации. Даже страна, которая хочет деглобализироваться, не может. Это безумные управленческие сложности, проблемы и задачи.
В 2014 году что произошло? В рамках мягких санкций, которых тогда были введены, из системы достали некоторые элементы глобализации. Махнули рукой: «А, мы проживем!» То есть возникли точки, где глобализация была устранена, и потребовалась малая структурная трансформация. Что-то стали доставать [по своим схемам], что-то действительно «импортозаместили». А сейчас глобализация вынимается сразу в стольких местах, что этих манипуляций надо очень много одновременно проводить. Где-то частный бизнес что-то заместит, съежится в объемах, будет менее эффективен, где-то это сделает государство, но, в общем и целом, в масштабах страны, в масштабах национальной экономики эта задачка неразрешима. Россия останется частью глобализированного мира».