Бои за историю: как статья Путина повлияет на российско-украинские отношения
В посвященном отношениям России и Украины тексте и прямо говорится о нынешних донбасских реалиях, и даются крайне резкие оценки украинской элите. В публичном пространстве заговорили чуть ли не о военных действиях, которые могут начаться, если украинские власти не воспримут путинские аргументы. Но все несколько сложнее.
Один народ — два государства
Разумеется, статья Путина тесно связана с политическими планами. Представляется, что педалирование темы чужих территорий, по его мнению, неправедно доставшихся Украине, служит мотивировкой для фактического российского протектората над ДНР-ЛНР. Но не для новых приобретений: проект «Новороссия» закрыт в 2014 году, планы «округления» донбасских земель — чуть позже, когда войска остановились под Мариуполем. Сейчас всерьез возобновлять эти планы значительно тяжелее: «крымский эффект» в общественном мнении ушел, люди не хотят конфронтации и сосредоточены на внутренних проблемах — от роста цен до вакцинации. Семь лет назад внешняя политика была в центре внимания — сейчас зарубежные сюжеты вызывают все больше раздражения.
Потерянная республика: почему Москва не может договориться с Киевом
Признавать ДНР-ЛНР и тем более включать их в состав России также не получается — такие шаги взорвут отношения с Западом, которые Москва сейчас стремится выстроить хотя бы на уровне определения правил игры и проведения красных линий. К тому же такие решения нельзя будет пересмотреть при необходимости, что лишит российскую власть возможностей для маневра.
Главная мысль статьи — о том, что русские и украинцы один народ, — проводится в ней настолько настойчиво, что можно было бы ждать завершающего призыва к скорейшему повторению Переяславской рады. Но вместо этого следует предложение стать добрыми соседями, как современным Германии и Австрии. Понятно, что украинская сторона не воспримет эти слова всерьез, да и условия добрососедства (максимальное сближение с Россией) ее совершенно не устраивают. Но это своего рода сигнал понимания существующих реалий при всем их эмоциональном неприятии, восходящем к представлению об украинской независимости в советском обществе.
Для жившего в РСФСР советского человека, даже критически настроенного в отношении власти и соглашавшегося, что республики Прибалтики могут сами выбирать свою судьбу, потеря Киева, Харькова, Одессы была травмирующим фактором, хотя и компенсированным надеждой на временный характер этого явления и скорый интеграционный процесс. Поэтому «развод» в декабре 1991-го был воспринят населением спокойно — мало кто полагал, что это всерьез. Приводилась масса аргументов — исторических, экономических, культурных, — что Украина никуда не денется, надо только не спешить, не рушить технологические цепочки и сохранять пресловутый газовый рычаг. Все это привело к парадоксальному явлению, когда со временем боль от ухода стала усиливаться, причем это относится к представителям как красной, так и белой субкультур. Так что, как представляется, речь идет не только о реакции на конкретные политические события, но и о более масштабных процессах.
Ничья Путина и Зеленского: каковы реальные итоги первой за три года встречи «нормандской четверки»
Красные и белые
Путин в нынешней статье стремится показать преемственность российской государственности — с 2020 года это положение присутствует и в Конституции. Путинские аргументы в защиту единства народов восходят не только к имперскому историческому нарративу (в котором, в отличие от советского, немалое внимание уделялось религиозному фактору, а «малороссийство» выглядит вполне приемлемым этнографическим феноменом, в отличие от «украинства», отождествляемого с Мазепой), но и к «Очеркам русской смуты» генерала Деникина — кстати, памятник на могиле белого военачальника, перезахороненного в Донском монастыре, возведен на личные средства Путина.
В 2009 году Путин уже цитировал Деникина, рекомендуя прочитать его сочинения: «Там у него есть рассуждения о большой и малой России, Украине. Он говорит, что никому не должно быть позволено вмешиваться в отношения между нами, это всегда было делом самой России». Теперь же в статье он явно одобрительно отозвался о деятелях белого движения, выступавших за неделимую Россию, фактически противопоставив их не любимому им Ленину, заложившему мину замедленного действия в основание российской государственности в виде права республик на выход из состава Союза.
Для понимания отношения Путина к украинской независимости рассмотрим архетипический фильм советского образованного слоя — «Дни Турбиных». Он вышел на экраны в 1976-м, когда Путину было 24 года. События происходят в Киеве в конце 1918 года. Герои, русские офицеры, служат в армии Украинской державы гетмана Скоропадского, но никто из них не совместим с украинской национальной идеей. Для всех них гетманская армия и держава — явления временные, вынужденные, неорганичные. Тем более ни у кого из них не возникает даже мысли пойти на службу в армию Украинской народной республики (УНР), фактическим лидером которой был Симон Петлюра. Полковник Тальберг бежит из Киева, бросая жену: он служил гетману, в конце пьесы едет к Краснову, пытавшемуся создать казачье квазигосударство — но при всей своей гибкости этот офицер Генштаба может получить от Петлюры только пулю. Полковник Алексей Турбин гибнет в бою с петлюровцами, юнкер Николай Турбин тогда же получает ранение. Поручик Шервинский уходит в частную жизнь — кстати, до этого он, оправдывая перед товарищами свое временное и нелепое «украинство» («думаю, думоваю»), придумывает историю о чудом спасшемся государе, которого гетман вернет на престол. Капитан Студзинский стремится в Белую армию, штабс-капитан Мышлаевский не исключает вступления в Красную («Так за Совет народных комиссаров мы грянем громкое «Ура! «Ура! Ура!»).
Зеленский и судья: как Украина столкнулась с конституционным кризисом
Феномен переходящего к «красным» Мышлаевского здесь наиболее интересен. В путинской статье нет ни слова о Деникине, зато упомянуты герои Великой Отечественной войны: Кожедуб, Павличенко, Ковпак... Опять-таки действует фактор преемственности — для Путина разделение проходит между российскими государственниками и антигосударственниками вне зависимости от того, в какой армии они служили. В отличие от ортодоксальных «белых» ему, похоже, ближе Мышлаевский, а не Студзинский.
Не только Украина
Обратим внимание еще на один немаловажный аспект — это не первая большая путинская статья на исторические темы. В прошлом году он опубликовал текст о Второй мировой войне, одним из главных антигероев которого стала Польша. Еще несколько ранее, в конце 2019-го, Путин за несколько дней трижды поднимал тему ответственности Польши за развязывание войны. На саммите лидеров стран СНГ в Петербурге российский президент около часа рассказывал коллегам о событиях восьмидесятилетней давности с упором именно на польскую тему. Но при этом для Польши эта статья не имела видимых последствий — в нынешнем году ее, вопреки ожиданиям, не включили в список недружественных государств, в котором пока фигурируют лишь США и Чехия.
Так что, говоря о текущей политике, не стоит недооценивать значение истории. В современном мире происходят разнонаправленные процессы. В профессиональном сообществе историков считается архаичным говорить об исконных территориях и великих предках — напротив, выходит все больше исследований, показывающих, как конструируются традиции (что вовсе не исключает при успешном конструировании их укоренения и принятия массами). Исторические нарративы прошлых веков изучаются как историографический феномен.
Политический текст: Путин не для всех
В западном мире при оценке исторических событий все большую роль играет моральный фактор, что приводит к мощной волне иконоборчества, находящего свое выражение в сносе памятников и пересмотре репутаций. В рамках такого подхода Молотов не так уж далек от Риббентропа, а ХХ век — это прежде всего время борьбы тоталитаризма и демократии (в России «публичное отождествление целей и действий СССР и нацистской Германии во Второй мировой войне» запрещено только что принятым законом).
В то же время в целом ряде стран (в том числе «новой Европы» или кандидатов на вхождение в нее) усиливается национальное самоутверждение, и глорификация Бандеры на Украине может считаться явлением одного порядка с ростом официального национализма в Венгрии и Польше, при всем различии украинской и польской точек зрения, к примеру, на Волынскую трагедию 1943 года. В той же Польше демонтируются советские памятники, посвященные солдатам Красной армии как символизирующие «советское доминирование в Польше в послевоенный период» — именно эта политика памяти стала раздражителем для Путина, вызвавшим публикацию его статьи. Борьба за историю происходит в Черногории, где одна часть общества «отталкивается» от Сербии, а другая выступает за общую с ней идентичность.
В России же усталость общества от внешней политики, похоже, распространяется и на историческую проблематику. Тем более что для молодых поколений россиян Великая Отечественная война — уже глубокая история, а Украина — заграница (травмы, свойственной советским людям, у них нет — они не помнят того времени, когда Киев был нашим). Официальное подчеркнутое внимание к истории несопоставимо с общественным интересом к этим вопросам, который достигал своего максимума в конце 1980-х годов, когда за первыми томами собраний сочинений Соловьева и Ключевского выстраивались огромные очереди, а самым популярным писателем для массового читателя был Валентин Пикуль.
В своих статьях Путин не только стремится использовать исторические аргументы в современной политике. Он ведет бой за восприятие истории, которое считает нормативным и единственно возможным. И хочет донести свое представление о ней до разных аудиторий — от лидеров СНГ до простых людей, по-советски противопоставляя их империалистическим или компрадорским элитам, с которыми российский президент связывает разделение единого народа.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции