Волшебник-неудачник: что осталось от политического наследия Михаила Горбачева

Однажды, посмотрев вместе со мной «Властелин колец», моя дочь сказала: «А ты заметил, что Гэндальф в этом фильме совсем не чародей? Он только воюет». «Да, — ответил я, — зато он показал себя толковым полководцем и политиком. Он командует обороной Белого города до прихода союзников и победы. Потом идет с войском к воротам Мордора и отвлекает внимание Саурона, пока Фродо и Сэм уничтожают кольцо. Все очень умно». «То есть, чтобы победить без волшебства, нужно быть политиком?» — спросила дочь. «Да, но хорошим политиком, знающим, во имя чего он воюет», — ответил я. 

Михаил Сергеевич Горбачев, которому 2 марта исполнилось 90 лет, в своей политике полагался как раз скорее на волшебство, а не на силу меча и хитроумные дипломатические комбинации. Точнее, он рассчитывал, что провозглашенные им идеи — «новое политическое мышление для нашей страны и для всего мира», как он обозначил их в заголовке своей давно забытой книги, — смогут преобразовать мировую политику. Они, действительно, смогли. Но с совсем иными результатами, чем те, на которые надеялся Горбачев.

Демонтаж империи

В области внешней политики то, к чему стремился первый и последний президент СССР, символизировала картинка из одного советского журнала, опубликованная после встречи Горбачева с его американским коллегой Джорджем Бушем — старшим в 1990 году. На ней оба лидера были изображены в боксерских перчатках, а рефери в виде земного шара поднимал вверх руки обоих — в знак общей победы. Горбачев и либеральная часть его окружения надеялись, что затеянная ими «перестройка» приведет к возникновению на международной сцене win-win situation, то есть ситуации, при которой в выигрыше останутся обе стороны завершающейся холодной войны.

В сфере сокращения ядерных вооружений это представлялось вполне очевидным. Чем меньше в мире оружия, способного в считаные часы уничтожить человеческую цивилизацию, тем безопаснее этот мир, к очевидной выгоде всех обитателей планеты. Этой цели служила серия договоров об ограничении ядерных арсеналов, заключенная Горбачевым с Рейганом и Бушем. Сложнее было с другими изменениями, спровоцированными «перестройкой»: объединением Германии и демонтажем восточноевропейской части советской империи. Первое было наконец осуществлено в 1990 году простым присоединением ГДР к Западной Германии. Хотя сомнения на сей счет были не только у Москвы, но и у Лондона и Парижа, и, вздумай Горбачев упереться, союзников он бы нашел.

Падение просоветских режимов в остальных странах Восточной Европы стало следствием одновременно двух факторов: подъема местных антикоммунистических и национально-освободительных движений и ясно продемонстрированного Москвой нежелания более вмешиваться в дела этого региона столь же брутальными методами, как в 1956-м или 1968 году. Советские танки не только не поехали на Запад — очень скоро они поехали домой, на Восток, и в 1991 году Организация Варшавского договора была распущена. В отличие от НАТО, которое не только сохранилось, но и в скором времени пополнилось новыми членами из бывшего соцлагеря. Правда, это произошло уже после Горбачева.

Эта мирная сдача «внешней» советской империи (империя «внутренняя» трескалась более кроваво и драматично — вспомним Тбилиси-89, Баку-90 или Вильнюс-91) ставилась, ставится и будет ставиться в упрек Горбачеву. Контраргументов тут хватает. Если бы «Горби» вдруг встал на дыбы, обратившись из «голубя» в «ястреба», и решил устроить восточноевропейцам очередную кровавую баню, был бы иным окончательный результат? Вряд ли. СССР 1989-1991 годов — империя, находившаяся на последнем издыхании, только что проигравшая в Афганистане. Ввязываться тогда в новое, еще более масштабное подобие афганской войны означало бы только одно — ускоренное самоубийство империи, при котором вместе с ней лишились бы жизни тысячи людей, как восточноевропейцев, так и советских солдат. Да и само советское общество явно не стерпело бы очередной агрессии, стоит вспомнить, какой протест в России вызвал в январе 1991 года ввод войск в Вильнюс. Михаил Горбачев не стал вести заведомо проигранную войну. Выиграли от этого, в соответствии с его подходом к политике, все.  

Теперь все это забыто. И в Восточной Европе, где освобождение от коммунистов принято почти исключительно приписывать собственным усилиям: что поделать, каждый народ строит свой исторический миф, и благодетели извне в него обычно вписываются плохо. И на Западе, который одарил пенсионера Горбачева многими почетными званиями и регалиями, но с удовольствием воспользовался тем, что считал плодами его политической слабости. И тем более в России, где вновь торжествует «государственничество» в его наиболее ядовитой и жестокой форме, отказ от которой (как оказалось, временный) можно считать главной исторической заслугой Горбачева.

Возвращение к «норме»

Трагедией позднесоветского Гэндальфа-неудачника стало еще и то, что его эпоха слилась в массовом сознании с последующей эпохой Бориса Ельцина, соперника и антипода Горбачева и его, в политическом смысле, палача. Даже причастность обоих к распаду СССР — события, которое нынче вслед за Владимиром Путиным принято воспринимать как «величайшую геополитическую катастрофу», — примерно равна. Горбачев разрушил Советский Союз, желая его сохранить и реформировать, но не поняв того, насколько запоздалым и несвоевременным было это желание. Ельцин разрушал СССР сознательно, стремясь вместе со страной выдернуть из-под Горбачева власть. Но и он, безусловно, не предполагал, насколько это «всерьез и надолго», и как далеко в результате разойдутся пути бывших союзных республик.

После 25 декабря 1991 года, когда Горбачев подал в отставку с уже лишенного смысла поста советского президента, все исторические и политические перекрестки мир проходил без него. Все вернулось к «нормальности» в том смысле, что политика, и внутренняя, и внешняя, уже давно воспринимается как игра с нулевой суммой: если я выиграю, ты непременно проиграешь, и наоборот. В результате за почти 30 лет со времени ухода Михаила Горбачева в историю и холодная война, и железный занавес оказались отчасти восстановлены, правда, в виде, по удачному выражению одного политолога, «прохладной войны и ржавого занавеса». Надежды на более мирное и справедливое устройство мира, столь распространенные в начале 90-х, кажется, похоронены окончательно.

Вместе с ними списано в утиль и политическое наследие Горбачева. Между тем давно выяснилось, что жизнь — не сказка, добро и зло в ней распределены самым причудливым образом и в самых неожиданных местах, и надеяться на окончательное торжество той или иной идеи, социальной модели или политического режима не может никто. Михаил Горбачев, столь активно приложивший руку к краху коммунистической утопии, успел дожить и до упадка утопии либеральной. Теперь он вправе бросить грустный упрек тем, кто определял судьбы российской и мировой политики в течение трех десятилетий после него: да, вы лишили политику волшебства и надежды, какого-либо морального и идейного измерения, а что же вы дали ей и людям, какие победы во имя добра одержали и от каких злых символов избавились?

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции