Зависимость от «врага»: как образ Запада определяет российскую идентичность
Два главных слогана, которые запомнились из хрущевских 1960-х: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» и «Догнать и перегнать Америку за три года по производству мяса, молока и масла на душу населения». Еще раньше, в период сталинской индустриализации популярной стала фраза вождя, тоже целиком и полностью относящаяся к модели догоняющего развития: «Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации. И когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор, пусть попробуют догнать нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей «цивилизацией». Мы еще посмотрим, какие из стран можно «определить» в отсталые, а какие в передовые».
Заигравшиеся в геополитику: почему к голосу России в мире все реже прислушиваются
Советская Россия и Советский Союз строили свою идентичность на логике догоняющего развития, и маяком в этом смысле служил отнюдь не абстрактный коммунизм, а Соединенные Штаты Америки, или — шире — Запад как таковой, который, согласно шутке времен застоя, постоянно загнивал, но при это источал приятный запах.
Догоняющее сознание
Когда в России начались гайдаровские реформы, команду реформаторов обвиняли — и обвиняют до сих пор — в том, что они механически пересаживали западные институты на русскую почву. Это было не совсем так, точнее, совсем не так — «копипейст» институтов проходил более сложным образом. Но характерно само обвинение: люди советского типа, жившие в стране, где многие технологии и образцы поведения были зачастую заимствованы у Запада или даже украдены у него, смешивали с грязью людей, которые просто пытались нормализовать государство, общество и экономику имперского и социалистического типа.
Даже когда к власти пришел Путин, идея догоняющего развития не умерла, а возродилась в неформальном лозунге: «Догнать Португалию».
Победившая со временем изоляционистская доктрина и борьба с иностранными агентами обнаруживают ту же самую западноцентричность российской политики и политического дискурса. Все — в связи с Западом. Быть другими — значит, не выглядеть, как западные люди и не жить, как они. Точнее, все-таки достигать схожего успеха, но с опорой на собственные силы, насаждая суверенитет и импортозамещение.
Один коллега как-то заметил, что в рекламе строящихся кварталов или коттеджных поселков редко обнаружишь русские названия: обязательно какая-нибудь «Бельгийская деревня». Догоняющее развитие продолжается в сознании и подсознании строителей, маркетологов и простых россиян. Как-то неловко напоминать о том, где россияне предпочитают проводить отпуска, покупать недвижимость и обучать детей. Как в СССР отправить ребенка на дипслужбу за границу считалось верхом карьеры, так и теперь отъезд детей на учебу или работу за рубеж — предел мечтаний среднего россиянина. Хотя есть, конечно, разница между бытовыми представлениями о Западе и символическими. В бытовом смысле хотелось жить так, как «там», а вот с точки зрения идеологии — не совсем. Как показал опрос, после присоединения Крыма число респондентов, желающих демократии особого или советского типа увеличилось, а доля тех, кто хотел бы демократию западного типа, уменьшилась.
Бороться с западным влиянием, конечно, можно, что и делают власти, нагнетая градус кампании против иностранных агентов. Впрочем, это уже не приносит прежних пропагандистских дивидендов. Антизападная политика становится все более карикатурной, как в случае с новым главой Дагестана генералом Сергеем Меликовым, который сразу начал бороться с латинским алфавитом и иностранными названиями ресторанов и магазинов.
Словом, по-прежнему собственные достижения и неудачи и российская государственная власть, и общество измеряют линейкой Европы или Америки.
Превосходство и неполноценность
Со Штатами и вовсе особая история любви/ненависти, тянущаяся долгие десятилетия. С открывшейся в Сокольниках в 1959 году американской выставки крали все, что только возможно было украсть. Журнал «Америка» распространялся ограниченным тиражом (кстати, его издателем считался Госдеп), но оставался вожделенным предметом, пусть и менее желанным, чем джинсы или жвачка. Стыковка «Союза» и «Аполлона» ознаменовалась появлением «настоящего виргинского табака» в сигаретах, соответственно, «Союз-Аполлон».
Даже в постсоветское время чрезмерное внимание к американскому образцу и мантры об исчезновении однополярного мира все равно порождали ощущение нашей неизбывной зависимости от «них»: респонденты фокус-групп нередко говорят о том, что российская Конституция 1993 года писалась в Соединенных Штатах. Настолько мы были зависимы от США в ельцинское время, что потребовались поправки Путина в Основной закон, чтобы он стал по-настоящему суверенным. Америка — враг, к тому же, в отличие от нас, «бездуховный». Однако в то же время это экономически мощная держава, у которой есть чему поучиться — с ней стоит сотрудничать и к ее уровню благосостояния нужно стремиться.
Эта модель отношения к США (как, впрочем, и к Европе), замешанная одновременно на чувстве превосходства и комплексе неполноценности, работает десятилетиями.
Именно акцент на собственной российской гордости и возрождении чувства великой державы вернул все комплексы россиян по отношению к Соединенным Штатам, которые не были столь заметны до момента инкорпорации Крыма и пика квазипатриотической истерии.
По данным социологов легко заметить, что резкий скачок в представлениях о США как враждебной по отношению к России державе произошел именно в 2014 году (то же самое — по отношению к ЕС). В 2020 году этот показатель, оставшись высоким, все-таки заметно снизился. Вместе с чрезмерной враждебностью ушел и чрезвычайный интерес к президентской кампании в Штатах, да и вообще к событиям в Америке (например, 35% респондентов Левада-Центра в сентябре 2020 года впервые услышали от социологов о протестах в США). Победа Байдена может стать поводом для разжигания антиамериканских настроений и показатель враждебности может пойти вверх. Тем более, что США остаются в сознании россиян безусловным врагом №1. Но ничего нового в представления россиян о Соединенных Штатах такая кампания не привнесет, эффект ее окажется незначительным и, скорее всего, краткосрочным.
Критерием политического и социально-экономического процветания России, а также ее ментальной нормальности, станет тот момент, когда страна, ее власть и граждане, перестанут соотносить свое благополучие или свои проблемы с Западом. И когда отпадет необходимость держать в узде население, пугая его западной экспансией и кознями. То есть когда Россия сама станет Западом, даже не заметив этого.
Но чтобы достичь этой точки, придется немного подождать.
Текст подготовлен на основе доклада, прочитанного на конференции «Российские реалии: государство, социум, гражданское общество», организованной Сахаровским центром, Международным Мемориалом и Центром Левады (все организации внесены Минюстом в реестр организаций, выполняющих функции иностранного агента).
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции