В шесть часов вечера после войны: как изменит Армению поражение в Карабахе
Полтора месяца боев в Нагорном Карабахе существенно изменили положение дел в Кавказском регионе. Статус-кво в зоне армяно-азербайджанского конфликта, продержавшийся двадцать шесть лет, рухнул. Россия подтвердила свою особую роль как посредник в деле мирного урегулирования, а Турция сделала серьезную заявку на присутствие в регионе. И не просто как союзник Азербайджана, но и как государство, готовое участвовать в выстраивании будущих траекторий региональной безопасности.
Нельзя не заметить, что львиная доля публикаций и выступлений, посвященных новому всплеску военной конфронтации в Карабахе, фокусируется на международном измерении конфликта. В центре внимания оказывается конкуренция и кооперация ведущих мировых держав, а также внешнеполитические стратегии Баку и Еревана. Между тем конфликт оказывает непосредственное влияние на внутреннюю ситуацию в Азербайджане и Армении. И если в первом случае мы можем фиксировать общественный подъем, воодушевление успехом национальной армии и консенсус между властями и оппозицией, то во втором речь идет о серьезном внутриполитическом кризисе, который стал самым масштабным вызовом для премьер-министра Никола Пашиняна за два с половиной года его пребывания у власти.
Согласие главы правительства на прекращение огня ценой значительных территориальных уступок многими в республике было воспринято как предательство. Известный ереванский журналист Айк Халатян для характеристики сложившейся ситуации использовал такую метафору, как «армянский Брест-Литовск», имея в виду капитуляционный мирный договор, заключенный в 1918 году между большевистским правительством России и Германией. Между тем у нынешнего карабахского перемирия имеется и другой исторический аналог, уже из собственной национальной истории — Александропольский договор между правительством «Первой республики» и кемалистской Турцией от 2 декабря 1920 года, приведший к значительному территориальному «сжатию» Армении.
В поисках победителя: куда завел Армению и Азербайджан карабахский конфликт
Станет ли нынешняя протестная волна в Ереване фатальной для кабинета Пашиняна и лично для него как политика? Есть ли у него шансы на сохранения власти? Имеются ли у армянской оппозиции реальные альтернативы выходу из карабахского тупика? Сегодня вся Армения ищет ответы на эти вопросы.
Карабах и протесты: армянская традиция
Массовыми акциями Ереван не удивить. Не будет преувеличением сказать, что социальный протест служит фундаментом здания современной Армении. Этнополитическая мобилизация в тогда еще советской республике началась с борьбы армян Нагорного Карабаха, бывшего тогда частью Азербайджанской ССР, за самоопределение. Этот процесс «разбудил» Армению. В последние годы существования СССР на улицах и площадях республики собиралось до трети ее жителей!
Вся верхушка первой постсоветской президентской команды в Армении вышла «из шинели» комитета «Карабах», хотя Левон Тер-Петросян или Вазген Манукян (первый премьер, а также военный министр во время армяно-азербайджанского вооруженного конфликта) не были родом из этого региона. К слову, Роберт Кочарян и Серж Саргсян, которых после «бархатной революции» 2018 года стали рисовать как авторитарных лидеров, в начале пути к политическим вершинам тоже не брезговали протестной активностью.
Трудности перевода: как мир относится к Армении после революции
В российских и зарубежных СМИ, а также экспертных докладах, часто можно встретить слова о засилье «карабахского клана» в Армении до прихода к власти Никола Пашиняна. Действительно, Роберт Кочарян (был президентом республики в 1998-2008 годах) делал ставку на карабахцев, поскольку не имел аппаратной поддержки в Ереване, куда он переместился сначала на пост главы правительства, а затем в кресло главы государства из НКР. Но по мере укрепления Кочаряна в столице Армении властная конфигурация менялась, и на первое место выходил принцип лояльности, а не происхождения. В команде Сержа Саргсяна (глава государства в 2008-2018 годах) многие близкие ему люди — министр обороны Викен Саркисян, вице-премьер Армен Геворгян, глава МИД Эдвард Налбандян, министр юстиции Давид Арутюнян — не были выходцами из Карабаха. Ставший после ухода Саргсяна на короткое время и.о. премьера Карен Карапетян родился в Степанакерте, но пошел в школу уже в Ереване, где и сделал карьеру.
Никол Пашинян не родился в Карабахе, не воевал в первую войну (1991-1994), не делал карьеру вокруг карабахской тематики. И это в какой-то мере сыграло с ним злую шутку. Придя во власть (в том числе и на волне массовых ожиданий по поводу неуступчивости Еревана в деле конфликтного урегулирования), новый премьер стал столь активно раскручивать карабахскую карту, что значительно радикализировал позицию Баку. Чего стоит одно его заявление о том, что «Арцах (армянское название Карабаха) — это Армения, и точка!».
Старая геополитика: как спасти мир на Кавказе после смены власти в Армении
В этом же ряду и актуализация требований о прямом участии непризнанной Нагорно-Карабахской республики (НКР) в переговорном процессе. По частоте посещений Степанакерта Пашинян превзошел своих предшественников. Придя во власть на волне массовых протестов, премьер слишком сильно педалировал свою «связь с народом». И сегодня все общественно активные люди в республике помнят публичные обещания Пашиняна принять любое решение по установлению мира в Карабахе исключительно после широкого обсуждения его условий. Но 10 ноября 2020 года времени на проведение референдумов и плебисцитов просто физически не было. Азербайджанские войска стояли у ворот Степанакерта, столицы НКР, предварительно заняв стратегически важный пункт Шуша.
Ненужная война: почему Баку и Ереван не уклонились от вооруженного конфликта
Карабах, таким образом, важен для Армении не как фактор происхождения, а как символ, часть нового национального мифа. По словам историков Александра Искандаряна и Бабкена Арутюняна, образ народа-победителя долгие годы вытеснял в национальном нарративе образ народа-мученика, хотя апелляция к нему сохранилась, особенно в контексте памяти о трагических событиях начала ХХ века в Османской империи и в свете активного подключения эрдогановской Турции к кавказским делам, которое началось отнюдь не в сентябре 2020 года. Как бы то ни было, «карабахский символ» наряду с такими столпами армянского восприятия собственной государственности, как независимая Армения и спюрк (диаспора), был утвержден во время позднесоветских массовых протестов. И эта протестная основа давала о себе знать на протяжении всех лет после распада СССР.
Карабах: цена уступок
Не стала исключением в этом ряду и «бархатная революция», вознесшая Пашиняна. За два с половиной года пребывания у власти этот политик достиг многих целей. Проведя по свежим следам своей победы досрочные выборы в городской совет Еревана (а в столице сосредоточено около трети всех избирателей страны) и Национальное собрание, он получил большинство в двух этих органах власти, а заодно и повторную легитимацию своего правительства. Под контролем Пашиняна и его сторонников оказались исполнительная власть, парламент, а также мэрия ключевого для страны муниципалитета.
После этого премьер анонсировал «второй этап революции», то есть обновление судебной системы, и к лету 2020 года преуспел и на этом треке, добившись без референдума одними депутатскими голосами трансформации Конституционного суда. Наряду с этим Пашиняну удалось провести лояльного ему кандидата Араика Арутюняна на пост президента непризнанной НКР и тем самым решить проблему с «карабахской фрондой».
Смена власти: какой урок извлекла Россия из армянской революции
Все эти шаги, конечно, не вызывали полного общественного одобрения. В начале сентября в Армении активизировалась оппозиция, но Пашинян наряду с грамотным пиаром применял и силовой ресурс (уголовные дела были открыты против Роберта Кочаряна, Сержа Саргсяна, Гагика Царукяна). Казалось, что реальных альтернатив ему просто нет. Кроме того, завышенные ожидания, остававшиеся после «бархатной революции» 2018 года, не рассеялись окончательно, хотя поводы для недовольства новой властью также появились. И не в последнюю очередь они были связаны с нежеланием Пашиняна учитывать мнение разномастной армянской оппозиции.
Но ноябрьская «сделка» по Карабаху в одночасье изменила многое. Годами пестуемый миф о народе-победителе рухнул. Армянская сторона потеряла контроль над семью районами вокруг бывшей Нагорно-Карабахской области (в Ереване их именовали «поясом безопасности»), а также ряд территорий собственно НКР. Армения увидела критическую зависимость своей безопасности от поддержки Москвы. При таком наборе проблем любой кабинет министров вне зависимости от фамилии его руководителя был бы обречен столкнуться с массовым недовольством.
Здесь сразу следует оговориться. В истории постсоветской Армении не было руководителя, который не рассматривал бы вероятность уступок по Карабаху. Левон Тер-Петросян еще в 1997 году призывал принять поэтапный план урегулирования, предполагавший постепенную передачу Азербайджану «пояса безопасности» для сосредоточения на вопросах собственно карабахского статуса. И хотя в спорах вокруг позиций Роберта Кочаряна много откровенных спекуляций и конспирологии, но его имя оппоненты упорно связывают с обсуждением плана «обмена территориями» (передачи Мегринского района Армении в обмен на Карабах) и даже готовностью его принять. Наконец, Серж Саргсян в канун саммита в столице Татарстана (2011 год) был готов подписать так называемую казанскую формулу, также предполагающую территориальные уступки.
Армения против Азербайджана: чья экономика сильнее
Но все эти попытки были в рамках, как правило, закрытых дипломатических форматов. Более того, любые идеи компромиссов вызывали, мягко говоря, сдержанную общественную реакцию. И потому армянские власти затягивали переговоры и конкретные решения. Для них оказаться в той ситуации, в которой сегодня находится Пашинян, было не самой привлекательной перспективой.
Сегодняшнее положение действующего премьера во многом уникально. Он делает уступки не во время переговоров, а по итогам военного поражения, когда коридор возможностей сужен до предела. И поэтому многими Пашинян воспринимается как символ национальной катастрофы. Пока что за ним большинство в парламенте. Но история 2018 года, когда парламентское большинство (на тот момент Республиканская партия) быстро сменило политическую ориентацию, показывает: в кризисных обстоятельствах такая опора не надежна. И мы уже видим уход ряда политических деятелей из пашиняновского «Моего шага».
Те, кто был попутчиком премьера два года назад, переходят в оппозицию к нему. Пожалуй, впервые за весь период после «бархатной революции» публичным оппонентом Пашиняна стал президент Армен Саркисян. Он призвал правительство и парламент готовиться к досрочным выборам, передав власть кабинету национального согласия. Но при этом позицию премьера стали если не защищать, то объяснять те, кого трудно считать его политическим сторонником. Так, экс-министр обороны Армении, а до того непризнанной НКР генерал Сейран Оганян заявил, что ноябрьское соглашение по Карабаху было вынужденным, исходящим из военной ситуации. В то же самое время документ о перемирии назван им «плохим».
Думается, сегодня в Ереване никто бы не решился назвать такое травматическое решение «хорошим». Но политика — искусство возможного. И те, кто сегодня призывает к уходу Пашиняна, не исключено, завтра, войдя во власть, примутся за реализацию «плохого документа», ибо реальных рычагов и ресурсов для выхода за его рамки нет.
Денонсация соглашения открывает путь к возобновлению боевых действий. Возможности для «геополитических разворотов» у Армении отсутствуют. Страна-член НАТО, имеющая вторую по численности армию в Альянсе, Турция полностью поддерживает Азербайджан. Следовательно, это окно для Армении закрыто. Впрочем, и сам Пашинян, которого принято определять как «прозападного политика», за два с половиной года пребывания у власти не сделал ни одного шага к выходу из ОДКБ или ЕАЭС и к вступлению в НАТО. И даже более того: Армения в это время стала единственной союзницей России, кто согласился на размещение своей военно-гуманитарной миссии в Сирии.
Внутреннюю ситуацию в Армении еще предстоит оценить на холодную голову. Но очевидно, что привычного нам ранее карабахского консенсуса в его прежнем виде не существует. Политики в республике обсуждают цену отступления, его издержки и пределы компромиссов. Табу на эту тему снято. Однако к этой новой реальности и политическому классу, и всему обществу Армении надо привыкнуть. Быстрым и легким этот процесс точно не будет.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции