Революция видов: как люди меняют природу вокруг себя, заставляя другие виды приспосабливаться или вымирать
10 июля 2016 года глаза всего мира были прикованы к рыдающему Криштиану Роналду, получившему травму в финальном матче чемпионата Европы по футболу. Трогательности этой сцене добавлял мотылек, сидевший у него на лице и пивший слезы португальца. Помимо результата, эта игра запомнилась многим настоящим нашествием насекомых, метавшихся весь вечер среди игроков на освещенном яркими прожекторами поле. Этого «библейского» зрелища могло бы не быть, если б организаторы турнира в целях безопасности не оставили включенным освещение арены предыдущим вечером.
Сотни миллионов бабочек летят с юга Европы к капустным, картофельным и другим полям на севере. Иногда в середине лета проходят дополнительные волны миграции. Именно во время такой волны мотыльки, как им и полагается, устремились на свет стадионных прожекторов. Световое загрязнение сильно влияет на массовую миграцию животных. Например, 11 сентября в Нью-Йорке столпы света в память о трагедии 2001 года периодически выключают, чтобы пролетающие птицы не кружили вокруг них тысячами. Этим, однако, неожиданно значительное влияние наших городов на природу не ограничивается.
Сейчас города занимают целых 3% суши (для справки: на горы приходится 24%, на пустыни — 33%) и продолжают расти. Люди, как, например, муравьи, являются инженерами экосистем, то есть они меняют природу вокруг себя, заставляя другие виды приспосабливаться или, увы, вымирать. Однако лишь относительно недавно экологи и биологи стали замечать, что эволюция в городах продолжается: не только существующие виды изменяются, но и появляются новые. Это неудивительно, ведь наши поселения серьезно отличаются от привычных им условий. Новая книга голландского биолога Менно Схилтхёйзена приподнимает завесу над тем, что происходит сейчас с живыми организмами буквально у нас под носом.
Крупные города сами формируют свой климат: в их сторону всегда дует ветер, а температура и влажность там заметно выше, чем в округе. Столб воздуха над нами может быть теплее более чем на 12 градусов. Городские реки содержат наш химический «почерк»: в каждом литре сингапурской реки содержится 0,1 мг фармацевтических препаратов, в основном обезболивающих, а еще примерно столько же эстрогенов (из косметики и фармацевтических препаратов) и инсектицидов (борьба с блохами и клещами у домашних животных) плюс до 1,2 мг кофеина (как в чайной ложке кофе). Естественно, в этом коктейле, сдобренном отходами и похуже, теперь живут и особые рыбы, выработавшие к ним «устойчивость». Под опорами ЛЭП, с которых падают кусочки тяжелых металлов, процветают лишь «цинкорезистентные» растения. Темные голуби — те, у которых в перьях больше пигмента меланина, — в крупных городах встречаются чаще, чем в пригороде и селах. Причина? Они успешнее выводят тяжелые металлы из организма, просто перенося их в перья.
Украденные технологии: что человечество заимствует у природы
Искусственный свет, кстати, не единственный фактор, бросающий вызов животным. Возьмем шум. Как выяснилось, птицы стараются перекричать гул машин и полагаются в этом прежде всего на частоту своего голоса. Частота городского шума обычно не превышает 3 кГц. Репертуар большой синицы охватывает частотный диапазон от 2,5 кГц до 7 кГц, и самые низкие его ноты сливаются с шумом города. Поэтому в шумных районах синицы поют с частотой выше 3 кГц, чтобы окружающий гул не заглушил их голоса, а в тихих районах частота синичьих песен порой опускается ниже 2,5 кГц. А дрозды в городе запевают за три часа до рассвета, задолго до того, как проснутся трамваи и автомобили. В лесу же их собратья раскрывают клювы лишь на заре.
Само устройство городов способствует созданию генетического разнообразия: рыжие рыси к северу и к югу от многополосного шоссе, пересекающего Лос-Анджелес, уже генетически неоднородны. Комары в лондонском метро не только стали видом, отличным от того, что живет наверху, но даже на разных ветках они теперь различаются. Неспособность воспользоваться переходами привела их к изоляции, а дальше за дело взялась эволюция. Также и парижские попугаи: спать и гнездиться они могут лишь на деревьях (в отличие от голубей), поэтому для длительных путешествий по городу им необходимо много парков. Увы, в столице Франции этого нет, поэтому северные и южные популяции обмениваться генами не могут. Более мелкие животные (хомяки, насекомые) уже могут эволюционировать в рамках одного небольшого сквера, окруженного океаном асфальта.
Вообще города предъявляют желающим «прописаться» видам ряд жестких требований: пониженная боязнь людей, всеядность и, в частности, открытость к новой пище и изобретательность. Так, японские вороны бросают под колеса орехи, чтобы машины их кололи, причем делают это на перекрестках со светофорами. Мексиканские воробьи кладут в гнезда окурки. Никотин — природный инсектицид, который помогает им бороться с клещами.
Наша деятельность невольно стимулирует эволюцию не только городских видов. Вьюрки с Галапагосских островов, удостоившиеся внимания Дарвина за свои специализированные клювы, теперь эту особенность теряют. Благодаря туристам и общепиту однообразной еды стало много, и им нет смысла выискивать ее в отдельных нишах.