«Россия вылетит из обоймы важных стран»: Борис Акунин о государстве, Фандорине и Путине

На этот раз в гостях у Forbes — люди, имеющие прямое отношение к книжному рынку и литературе в широком смысле: писатель, историк Борис Акунин, директор Российской государственной библиотеки Вадим Дуда и генеральный директор платформы аудиокниг Storytel Борис Макаренков.

О карантине

Борис Акунин: Нет, художественного  видения (ситуации вокруг пандемии) у меня не появилось, я только как-то подумал, что человечество несколько глупее, несколько более инфантильно, чем мне казалось, в связи со всей этой историей. А что касается лично меня, то я, как и, думаю, все пишущие люди, никогда столько не работал, как во время карантина, просто потому, что не на что было особо отвлекаться. Думаю, мы все примерно так себя вели в этой ситуации.

Об инфантильности человечества

Борис Акунин: Дети очень любят всего пугаться, очень любят себя запугивать. И во время этой серьезной проблемы —  прямо скажем, не испанки, не холеры и не чумы — все запугали себя до такой степени, что у меня такое ощущение, будто борьба с эпидемией оказалась дороже, чем вред от самой эпидемии, в том числе и совершенно медицинский. Потому что медицинские последствия этого карантина будут очень тяжелыми. Они уже тяжелые. Вся медицина и все силы до такой степени были брошены на борьбу с коронавирусом, что запустили огромное количество хронических заболеваний. Отменены миллионы операций, миллионы медицинских проверок. Все это выльется в большие потери в человеческих жизнях, в здоровье и так далее.

Отрезвление — нет, усталость — да. Это тоже нехорошо, потому что в этом опять-таки есть инфантилизм. Многие люди начинают вести себя, как дети. С отменой карантина они вроде как сходят с ума. Я был в Лондоне в первый вечер, когда открыли пабы и рестораны  в Сохо,  — это был просто ужас. Взрослые люди там обнимаются, целуются. Так тоже нельзя, да. Взрослый человек всегда ведет себя адекватно, соответственно ситуации. Он не впадает в панику и он не игнорирует опасность.  Нужно держаться какой-то нормальной средней линии. Вот этого мне во всей этой истории не хватило.

О романе «Просто Маса»

В апреле 2020 года на платформе аудиокниг Storytel вышел аудиосериал Бориса Акунина «Просто Маса», посвященный японскому помощнику Эраста Фандорина. Позже новый роман писателя был представлен в бумажной и электронной версиях.

Борис Акунин: Я писал ее заранее, она была готова. Она писалась первоначально в новом для меня формате — как аудио сериал. То есть я писал такой как бы «звукотекст». Я старательно по много раз каждую фразу проговаривал, чтобы она правильно звучала. Storytel ее очень хорошо подготовил, там много музыки, там песни, которые вплетены в текст. Там замечательно поет джазовые песни Анна Чиповская.  Поскольку там отчасти действуют казаки, там поет замечательный ансамбль «Казачий круг». Там есть замечательная японская певица Ичиго Тануки.

Потом вышла бумажная книжка, которая использует все возможности, все достоинства бумажной книги. Она просто очень красивая. Обложка сделана как японская лаковая шкатулка, а внутри много-много иллюстраций, позволяющих увидеть Японию, какой она была на самом деле. А последней вышла электронная версия, и она самая навороченная из них. Потому что я, используя возможности электронной среды, ввел туда множество дополнительной информации. Там большее количество авторских комментариев, сносок, иллюстраций. Это была отдельная работа. Я, например, думаю, что человеку, который прочитал бумажную книжку и прослушал аудиокнигу, будет интересно почитать и мои комментарии к этому тексту. Поскольку читательская аудитория сейчас разделяется на три класса: бумажная, электронная и аудиокниги, мы, литераторы, должны использовать возможности каждого из этих ресурсов, как мне кажется.

Об электронных книгах 

Борис Акунин: Понятно, тенденция такова, что бумажная аудитория понижается пропорционально. Вот «Просто Маса» — это первый роман, в котором у меня «бумажных» читателей будет — я уже это вижу по цифрам — меньше, чем «электронных», и даже чем «аудио». Потому что аудиочтение растет невероятно, во всяком случае в секторе моих читателей, потому что это люди, которые много времени проводят в транспорте — с телефона удобно слушать. Это люди, которые много занимаются спортом, — тоже можно слушать. Это женщины, которые занимаются какой-то домашней работой, и в это время могут слушать. Все это очень важные и перспективные секторы читательской аудитории.

Я давно убеждаю своих издателей по всем трем направлениям, что им не нужно бояться друг друга. Они не конкуренты друг другу — они поддерживают друг друга. Выход электронной книги толкает бумажную книгу. Выход бумажной книги толкает электронные продажи и так далее. В данном случае инициатива исходила из Storytel, который уже один раз успешно провел эксперимент с аудиосериалом по роману Дмитрия Глуховского и захотел это дело повторить. Когда они на меня  вышли, мне сначала эта идея не понравилась, потому что аудиосериал — это мне показалось странным. Если это интересная книга, зачем делить ее на части. Меня бы это раздражало: почему я должен ждать, пока выйдет следующая серия?

Потом я стал относиться к этому несколько иначе — еще и потому, что это был у нас эксперимент. Когда мы выпускали этот аудиосериал фрагментами с интервалом в одну неделю, у нас была возможность по ходу дела что-то поправить. Это было живое дело. Мы смотрели, как это происходит, это все было для нас внове. А потом, если ты не хочешь (читать) по частям — дождись, пока все выйдет, и прочтешь тогда (все сразу). Послушаешь тогда.

Об аудиосериалах

Формат аудиосериала в России шведский стриминговый сервис Storytel развивает с 2019 года. Тогда платформа выпустила свой первый аудиосериал «Пост», который написал и озвучил Дмитрий Глуховский. Также на платформе можно послушать аудиокниги, подкасты, лекции и стендапы.

Борис Макаренков: Сериал — это определенные правила, потому что когда вы создаете аудиосериал, вы в первую очередь думаете о слушателе. Не о том, как это будет читаться на бумаге или смотреться по телевизору, а именно о слушателе. Есть определенные правила, такие как: большое количество диалогов, не очень большое количество авторского текста, много экшена, большое движение. Каждая серия, по правилам хорошего сериала, должна завершать какое-то действие, но в то же время «кидать крючок» на следующую серию, чтобы слушателю всегда было интересно продолжать.

И очень здорово, что такие имена, как Дмитрий Глуховский и Борис Акунин услышали (нас). Для них это был собственный внутренний вызов — заинтересовать слушателя.  И это, еще раз повторяю, было феноменальное для нас сотрудничество и партнерство. Мы его будем, конечно же, я надеюсь, продолжать.

Знаете, я человек идейный — очень сильно. Я еще 10 лет назад сказал, что за аудиорынком огромное будущее. Вот для меня (это возможно) по нескольким причинам. Аудиорынок ни с кем не конкурирует. Смотрите, когда вы читаете книгу, вы находитесь в таком статичном положении. И в этот момент у вас достаточно много других интересов и соблазнов: компьютер, телевизор, телефон — все что угодно. А когда вы слушаете аудиокнигу, вы всегда это делаете параллельно с каким-то действием. Вы идете на работу, едете в метро, едете на машине, занимаетесь спортом, занимаетесь домашними делами. У вас нет других отвлечений, которые могут вам препятствовать слушать аудиокнигу. И именно поэтому я верю, что аудиокнига займет на горизонте пяти лет (долю) не в 3%, как оценивают (сейчас), а вплоть до 10% от всего книжного рынка.

О российском государстве

В 2013 году Борис Акунин запустил новый литературный проект «История Российского государства» — серия исторических текстов и беллетристики, посвященная российской истории. Писатель неоднократно подчеркивал, что этот проект посвящен именно истории государства, а не страны, и что его цель — дать читателям максимально объективный пересказ исторических событий без какой-либо идеологической окраски. 

Борис Акунин: У меня был совершенно личный насущный интерес. Это произошло во время вот этих самых массовых протестов 2011-2012 годов, которые я поддерживал и в которых участвовал. И у меня после этого возникло ощущение, что что-то было сделано не так. Что я чего-то не понимаю в собственной стране, в истории собственного государства, и что мне нужно в этом разобраться. Что те объяснения, которые я имею из своего исторического образования, мне ничего про мою страну толком не объясняют или объясняют неправильно. И никакой концепции у меня не было. Мне хотелось вернуться к самому началу, к самым истокам российского государства, и пройти весь этот путь, придерживаясь одного единственного критерия: попытаться понять, что там правда или скорее всего правда, а что — позднейшая мифологизация, которой в нашей историографии ужасно много. И я просто руководствовался этим.

У меня какое-то понимание начало образовываться только где-то на третьем томе, когда история дошла уже до 15 века и я вдруг начал узнавать российского государство. Потому что Киевская Русь или период феодальной раздробленности — это очень далеко от современной России. Это какие-то совсем дальние родственники.  Но российское государство, в котором мы живем сегодня, появилось во второй половине 15 века. Это мне сейчас абсолютно ясно. Я его узнаю по всем приметам. Фундамент как тогда был заложен, так он до сих пор и стоит. И как только я попал в эту эпоху, я начал понимать природу российского государства и его анатомию, его архитектуру, что в нем возможно, что в нем невозможно. Что с ним делать можно и что с ним делать нельзя. И от тома к тому это понимание у меня оформлялось все яснее.

О российских правителях

Борис Акунин: Петр Великий был вполне гипердинамичный маниакального типа человек, который ни в чем не разочаровался и, по-моему, никогда особенно ни в чем не сомневался. У него просто не было для этого времени. Это был человек, по-моему, без всякой рефлексии. Что же касается Романовых, начиная с Екатерины, здесь очень интересное явление. Каждый из этих людей желал своей стране добра. Это мне абсолютно точно понятно. Даже те из них, допустим, которые мне не симпатичны, они все хотели, как лучше. И вообще все видные государственные деятели 19 века, принадлежащие к либеральному лагерю, к которому принадлежу я, или к противоположному государственническому лагерю.

Сейчас, когда я читаю документы, когда я смотрю, что с ними происходило, я вижу, что там негодяев и подлецов не было на этом уровне. Это все люди, за исключением каких-то царедворцев, которые делали то, чего от них хочет государь. Это были люди, убежденные в своей правоте. И более того, у каждого их них были для этого свои основания. И разочарование, которое постигало правителей либерального толка, мне сейчас очень понятно. Потому что каждый из этих людей, начиная с Екатерины, руководствовался какими-то прекрасными свободолюбивыми идеями. Когда он сталкивался с реальностью той страны, которой правил, он немедленно начинал видеть, как это страну приводит в шатание и разброд. Она начинает шататься и разваливаться. И правитель этого пугался и шарахался в противоположную сторону.

Почему в России не удаются реформы

Борис Акунин: Вот эта причина, почему попытки  реформ все время спотыкались и откатывались назад, мне сейчас понятна. Она совершенно та же, как то, что произошло на наших глазах в 1990-е годы. Причина та же. 1991 год, к власти приходят демократы. Они начинают говорить: все, что не запрещено, разрешено. Берите себе столько свободы, сколько вы хотите! Люди начинают ее брать, и государство начинает разваливаться. Льется кровь, люди пугаются. И приходит новый правитель, какой-нибудь Путин, который по своим первоначальным взглядам вовсе не был, так сказать, диктатором, и начинает срочно все эти свои скрепы и вертикали восстанавливать.

Это происходит в российской истории  не в первый, не во второй и не в третий раз. Для этого есть объективные причины, которые, как мне кажется, сейчас я понимаю гораздо лучше, чем раньше. Дело в том, что это огромное государство — а оно огромное уже со времен Ивана III, с 15 века, и потом становилось все больше и больше — до такой степени разноукладное и до такой степени большое, что удерживать его вместе можно лишь двумя способами: или, так сказать, насильно, управляя им очень жестко и вертикально из одной точки — из столицы, где бы она ни  находилась, в Петербурге, в Москве — неважно.

Из одной точки. Не давая никаких степеней свободы самым отдаленным областям. Или надо ею управлять по тому (сценарию), что все хотят состоять в этом клубе, потому что им это выгодно и потому что им это нравится. Вот по второму способу никто в России никогда управлять не пробовал. Он абсолютно не освоен. Это терра инкогнита. Вот этот тип государства — федерации, в которой все живут вместе, потому что им это нравится —  такой Россию мы никогда не видели. Ее надо еще строить, надо ее придумывать. Гораздо проще создавать жесткую вертикальную пирамиду, посылать войска к тем, кто хочет отделиться, и удерживать всех насильно. А если ты начинаешь всех удерживать насильно — это система, в которой не может быть ни демократии, ни правового государства, ни, в конечном счете, свободной прессы. Это очень жесткая логика: или туда, или сюда.

Конечно, мы живем в 21 веке, когда жесткая сила перестает быть эффективной. Она не дает системе развиваться. Смотрите, вот нынешняя жесткая вертикальная Россия, которая превратилась в полицейское государство, неконкурентоспособна ни в экономическом смысле, ни в технологическом смысле, ни с точки зрения, прошу прощения за термин, человеческого капитала. У людей нет возможности развиваться. Происходит утечка мозгов и так далее. Это путь тупиковый. Для того чтобы Россия начала развиваться, ее надо перестраивать с фундамента. Нет так, как это делали при Александре Втором, не так, как это делало Временное правительство, у которого, правда и времени для этого не было; не так, как это происходило в 1990-е годы.

Россия должна быть вместе (единой), потому что всем частям  этой страны хочется  быть вместе. Это значит, что нужно отказываться  от москвоцентризма. Это должна быть настоящая федерация. Люди, которые живут во Владивостоке, на Урале или в Якутии, должны сами определять, как они живут. Они должны сами  решать свои проблемы. Это первое. Это должны быть такие Соединенные штаты России, где 90% решений принимаются на месте. Второй вопрос — зачем этим штатам жить вместе. Здесь должен появиться некий смысл. Это значит, что Российская Федерация должна  представлять собою некий общий национальный проект, который всем участникам интересен, который всех их держит вместе. Там должны быть общие федеральные программы, которые будут не под силу каждой отдельной части страны.

Это то, о чем, на мой взгляд, сегодня нужно говорить, то, что нужно обсуждать. Это то, к чему надо готовиться. Потому что если завтра или через год или через 10 лет это полицейское государству рухнет — а оно рухнет в конечном итоге — эта концептуальная проблема не будет решена. Придут к власти новые демократические лидеры, которые столкнутся с той же самой проблемой и окажутся перед тем же самым выбором. Им придется или уходить, потому что они недостаточно сильны, или отказываться от демократии и восстанавливать снова эту самую ордынскую вертикаль.

Об оцифровке библиотечных книг

Вадим Дуда: Давайте немножко поговорим о цифрах. Сколько книг было напечатано всего за историю книгопечатания? Есть очень много исследований на эту тему: цифра около 120-140 миллионов. Я уверен, что большой части этого величайшего наследия, этого величайшего знания нет в интернете. Другое дело, что библиотекам нужно научиться искать свое место в этой бескрайней цифровой сети. Мы очень часто слышим: почему нельзя оцифровать весь фонд Ленинки и сделать его доступным через интернет? Это очень сложная история. Есть очень простая механическая причина — у нас очень большой участок оцифровки. Один из крупнейших в нашей стране, а может быть, и в мире. Но если мы продолжим такими же темпами, нам потребуется всего лишь 2000 лет, чтобы оцифровать фонд Ленинки.

Национальный проект (по созданию электронной библиотеки) предусматривает, если хотите, модернизацию около 700 библиотек в ближайшие несколько лет. Очень большая честь для Ленинки заниматься этим проектом. Я искренне считаю, что важно показать: небольшие сельские, поселковые муниципальные библиотеки могут быть очень успешными. Все, что для этого нужно — это небольшое внимание власти. Нужно позаботиться о том, чтобы помещение выглядело современным образом, нужно позаботиться о том, чтобы в библиотеку поступали новые книги, новые фонды. Чтобы персонал библиотек повышал свою квалификацию, как бы это ни звучало скучно, и умел организовывать интересные события вокруг книг.

О конкуренции с интернетом

Вадим Дуда: Конечно, эта конкуренция очень заметна, но все-таки мы видим, что есть очень устойчивый спрос не только на онлайн, но и на офлайн, на живое общение. Чаще всего библиотеки расположены в центрах городов или поселений, и очень часто людям просто необходимо живое общение. Кроме того, не будем забывать, что книги только кажутся очень доступными, но ведь это достаточно дорого становится в последнее время, поэтому для жителей небольших городов, поселков, сел библиотека часто становится очень важной точкой доступа к книгам, потому что иначе купить (книгу) очень сложно. Мы понимаем, что книги могут стоить и тысячу, и полторы, и две (тысячи рублей), и это очень большая проблема.

О путинской России

Борис Акунин: Я не доведу свою историю до Путина, я свою историю закончу в 1917 году, потому что я не смогу описывать события 20 века беспристрастно и объективно. Я просто это чувствую. Кроме того, у меня  такое ощущение, что мои читатели и не готовы к тому, чтобы читать какое-то объективистское суждение, допустим, о Сталине. С другой стороны, это просто будет красная тряпка какая-то. И у меня самого, наверное, и не получится. А раз не получится, так нечего и пытаться.

Мы сейчас, по моему счету, живем в российском государстве номер шесть, которое, так сказать, образовалась в 1991 году с распадом советской империи. И если все пойдет (как сейчас) и дальше, то это будет государство недлинной жизни, и закончится оно очередным делением Российской Федерации на какие-то еще более мелкие части. Потому что когда говорят, что это государство держится на Владимире Путине, это правда. Это правда. Они создали такое государство, которое держится на одном этом самом винте. И как только этот винт лопнет, ни на чем больше оно держаться не будет, кроме силовиков, а это чрезвычайно ненадежная опора. Так что вероятнее всего, если не произойдет чудо, значит, это будет какой-то промежуточный этап распада империи.

Вернется ли Фандорин?

Борис Акунин: Думаю, что нет. Романов о нем я писать не буду. Может быть, он будет появляться в каких-то других формах. Может быть, пьесу напишу, что-нибудь такое. Но эти романы я уже отжил, они и так тянулись дольше, чем следовало.

Об эмиграции

Борис Акунин: Многие уже уехали. По тем, которые остались в Москве, я, конечно, скучаю. Я люблю Москву, я скучаю по Москве. Но как говорили еще отъезженты советских времен, я больше думаю не о том, чего я лишился, а о том, от чего я избавился.

Я избавился вот от этого ощущения униженности от того, что ты находишься внутри ситуации, которой управляют какие-то воры в законе. Я не хочу оказываться на территории, где жизнь людей зависит  от них. И если бы у меня была другая профессия, мне некуда было бы деваться. А поскольку писатель — это профессия одинокая, и я могу ею заниматься где угодно, значит, это моя привилегия.

О новом томе истории

Борис Акунин: Я сейчас делаю том номер восемь, который посвящен очень интересной эпохе Александра II  и Александра III. Вот именно тому самому, о чем мы в начале говорили: реформы, а затем — контрреформы. И объективная необходимость и тех, и других. А также меня очень интересует логика и мотивация людей с обеих сторон, потому что мне приходится сейчас пересматривать многие свои предубеждения против  исторических персонажей. В прошлом томе мне пришлось переменить свое мнение о графе Уварове, авторе знаменитой триады «православие, самодержавие, народность». Сейчас я должен по-другому смотреть на графа Дмитрия Толстого — знаменитого реакционера, на (Константина) Победоносцева (Forbes. — русский правовед, один из идеологов контрреформ Александра III).

Это не значит, что изменилось мое отношение к представлению того, что такое хорошо и что такое плохо для государства и для человека. Мои либеральные воззрения не изменились. Я по-прежнему считаю, что параметр оценки государства — это тот спектр возможностей, которые оно предоставляют человеку, чтобы он прожил свою жизнь, а не ту, что ему навязывают государство, общество и так далее. Это заведомо либеральная точка зрения, которая исходит из того, что не человек существует для государства, а государство обслуживает человека для того, чтобы ему хорошо жилось. Хорошо жилось — значит, осмысленно, с развитием, а не как животному. Это у меня не изменилось. Я очень хорошо понимаю все опасения и резоны так называемых реакционеров.

О Путине

Борис Акунин: Логика Путина, думаю, вполне понятна. Я совершенно не склонен его демонизировать. Я его рассматриваю как жертву обстоятельств. Другое дело, что в 21 веке, в отличие от 19-го, когда погоду делает мягкая сила, можно было бы быть гораздо умнее и дальновиднее. И понимать, что если начать удерживать вместе силовым кулаком такую страну, как Россия, ничего хорошего сейчас точно не получится. И в 19 веке-то не получалось, а сейчас просто Россия вылетит из обоймы важных стран окончательно. Ну не умеет, не понимает. Я вполне допускаю, что когда этот режим рухнет — а он рухнет, потому что режиму, который не меняется в результате выборов, так или иначе все равно наступает конец насильственным образом — настанут еще более мутные времена. И через какое-то время начнут вспоминать: вот при Путине было... Как после революции вспоминали про царя Николая. До  революции иначе как Николашка его не называли, потом говорили: вот при царе-то хорошо было.  Это показатель болезни. Это показатель нездоровья государства.  Очень хотелось бы, чтобы вот этого не произошло