Театр времен обнуления: почему Кирилл Серебренников получил условный срок
Приговор Кириллу Серебренникову и его театральной «преступной группе» замечательным образом вписывается в скандальный пейзаж перманентной агитации за голосование и обнуление. «Где посадки?» — спрашивал Путин у силовиков в 2009 году. Так вот же они — проходят замечательным фоном всероссийской мобилизации: кругом враги на любой вкус, как внешние (шпион Пол Уилан и нарушитель конвенций Майкл Калви, о котором давеча вспомнили с связи с его болезнью), так и внутренние, от изменника Родины из ЦНИИмаша Романа Ковалева до журналистки-«экстремистки» Светланы Прокопьевой. Все это должно перевозбудить лоялистскую публику, чтобы она пошла и проголосовала за поправки, без которых России не жить и не победить преступников, льющих воду на западную мельницу.
В этом смысле дело Серебренникова — идеальный фон для голосования: абсолютно чужие простому российскому человеку люди, пилящие государственные деньги, потраченные на чуждое простым труженикам искусство. Прямо роман Катаева «Растратчики». Именно процесса над нечистыми на руку либеральными интеллигентами и не хватало для того, чтобы правильно орнаментировать обнуление президента («кейс» Михаила Ефремова, выброшенный на рынок борьбы с «либерастами» случайным образом, тоже пришелся очень кстати для Кремля.)
Известно, что президент не дрогнул: к нему обращались весьма влиятельные ходоки и просители за Серебреникова, но он на их ламентации не отреагировал. У президента есть папочки из органов, которым он верит. Там написано, что Серебренников преступник. И так удачно сложилось, что приговор подоспел к всероссийскому голосованию.
При этом, вынося обвинительный приговор, важно было не переборщить, чтобы либеральная общественность не вышла на улицы и не устроила тут ремейк лета 2019 года: столь экстремальные ситуации в дни народного единства не нужны. Иначе какое же это единство. Поэтому, когда прокурорская сторона объявила те сроки лишения свободы, которые, конечно, с удовольствием впаяла бы Серебренникову и Ко политико-репрессивная машина, суд проявил гуманизм, необходимый для сохранения гражданского мира. Хотя пресс-атташе главы государства и утверждал, что «общественного напряжения мы (Кремль. — А.К.) не чувствуем». Что не было таким уж серьезным отклонением от правды, потому что там, наверху, действительно не чувствуют общественных настроений — радар не ловит, несмотря на наличие обросших мифами и легендами «опросов ФСО».
В то же время обвинительный приговор — это, конечно, большой привет сверху «мастерам культуры». Важно, чтобы они без запинки отвечали на классический вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Не юлили, не закатывали иронически глаза, а честно и прямо отвечали: «С партией и правительством». Странно, что к приговору не прилагался гарнир в виде верноподданнического письма с требованием сурового наказания растратчикам, позорящим честное имя театрального деятеля. Видать, руки не дошли до такого креатива в бурный период обнуления, или решили пощадить чувства и без того напуганных и расстроенных деятелей искусств.
Приговор — это еще и рекомендательное письмо по поводу того, какого типа искусство следует поддерживать. Минкульту следует придерживаться норм социалистического реализма: искусство должно быть лакированным, как палехская шкатулка, и служить государству, уралвагонзаводской эстетике и задачам военно-патриотического воспитания. А деятелям культуры не стоит лезть на всякие экспериментальные хипстерские поляны, разрушающие скрепы и ценности, закрепленные в ряде статей будущей конституции. Бога, тысячелетней истории, государствообразующего народа и союза мужчины и женщины это тоже безусловным образом касается.
Некоторые размышления на эту тему содержаться в последнем слове режиссера, пополнившем коллекцию «последних слов» эпохи зрелого путинизма: предпоследний важный образец — это речь Егора Жукова, признанного виновным в экстремизме. Среди прочего, Серебренников обращал внимание на то, что искусство должно показывать «сложность мира». Теперь, после приговора, приговорена и «сложность». Надо быть проще и действовать с оглядкой на начальство. Тогда можно впасть в «неслыханную простоту», как сказал поэт, тоже гонимый, чуть по другому поводу.
Почти каждый громкий приговор последнего времени — естественно, обвинительный, — имеет политическую подкладку и многовекторный политико-воспитательный месседж. Правосудие постепенно из уголовного, как это было примерно за 20-25 лет до падения Советской власти, превращается в том, что касается дел, имеющих общественное звучание, в политическое. Да и заказ, даже во внешне финансово-уголовном деле — политический. Это не бизнес-разборки.
Это и урок демократический интеллигенции, которая за недавнее время дважды испытывала эйфорию — когда ненадолго выпустили главу карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева и когда стало разваливаться то же самое дело «Седьмой студии». Урок следующий: каток политических репрессий не знает задней передачи. Он движется только в одну сторону — вперед. Максимум, на что можно рассчитывать с учетом конъюнктурной внешней обстановки — это на условный срок.
Минимально оппозиционные взгляды и сложная эстетика — признаки врага государства. А врага государства следует маркировать как уголовного преступника.
Это не закреплено в поправках к конституции, но судя по их рекламе (какой стал и приговор Серебренникову), прозрачно подразумевается.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции