Коронавирусные мемы: как пандемия обучает людей экономике на наглядных примерах

Российская экономическая школа вместе с порталом InLiberty запустила цикл онлайн-лекций «Экономика и жизнь». По мотивам своей лекции «Паника, гречка и эффект кобры» профессор РЭШ Андрей Бремзен написал колонку для Forbes.

Вместе с коллегой из РЭШ профессором Андреем Маркевичем мы каждую осень читаем курс «Введение в экономику» для первокурсников Совместного бакалавриата РЭШ и ВШЭ. Там обсуждаются базовые принципы экономической науки с разнообразными примерами из жизни. Каждый из этих примеров вполне доступен для понимания неэкономистами до такой степени, что у слушателей может даже возникнуть вопрос: зачем нужна экономическая теория, если и так все понятно. Боюсь, однако, что этой осенью курс придется радикально перестроить. И не для того, чтобы включить туда свежие примеры, связанные с пандемией. Скорее наоборот – чтобы в курсе осталось хоть что-нибудь, кроме таких примеров.

Практически каждый день на нас сыпятся все новые кейсы, которые для опытного глаза иллюстрируют определенный экономический закон с не меньшей прозрачностью, чем, например, каждое художественное произведение из музейной коллекции иллюстрирует для искусствоведа тот или иной период в истории искусства.

Пример первый: сила экспоненты

Сейчас только ленивый не употребляет слово «экспонента», хотя не все, как видно, понимают значение этого слова. Определение этой функции (в данном случае речь идет о количестве заразившихся как функции от времени), нетрудно найти в школьной программе по математике. Но школьную программу чиновники могли подзабыть, а решение надо принимать в новой реальности едва ли не каждый день.

В то же время экономисты постоянно работают с экспоненциальными функциями, — например, экономические индикаторы, такие как ВВП на душу населения (основной экономический индикатор благосостояния любой страны), изменяются именно по экспоненциальному закону. В частности, мы привыкли, что экономика любой страны в норме растет на сколько-то процентов (а не долларов или рублей) в год. Когда эти проценты невелики, разница не ощущается: вы можете принять рост экономики за линейный. Он легко укладывается в сознание, особенно в силу того, что используется аддитивный предлог — «на столько-то» — вместо более подходящего по смыслу мультипликативного — «во столько-то раз». Для наглядности, лучше бы было говорить не «на 17-18% в день», как сказала вице-премьер Татьяна Голикова в интервью 13 апреля, а «в 1,17-1,18 раза». А еще лучше — «удваивается каждые четыре с половиной дня»: количественно это означает ровно то же самое.

При более точном использовании языка власти могли бы нагляднее понимать масштаб стоящих перед ними задач. Для адекватного ответа количество коек и привлеченных медработников (от докторов — уже не важно, каких специальностей — до студентов все более младших курсов медицинских вузов) должно не просто стабильно расти. Этого мало, — это был бы линейный рост. Оно должно удваиваться каждые несколько дней.

Пример второй: эффект кобры

Этот пример связан с теорией игр, согласно которой игроки (участники любого стратегического взаимодействия) должны постоянно не только строить планы, но и пытаться предугадать, как поведут себя их партнеры или соперники. Именно этим напряженно занимаются шахматисты, сидя за доской: если я его так, то он меня так, но тогда я его так, то он может…  и т.д. И, конечно, совсем наивно думать, что игроки не будут менять свое поведение в зависимости от развития игры.

Одно из проявлений недалекого поведения — так называемый «эффект кобры», название которого связано с хрестоматийным эпизодом из истории британской колониальной администрации. В индийской столице Дели с целью борьбы с ядовитыми змеями чиновники стали предлагать вознаграждение за каждую пойманную кобру. Поначалу количество диких кобр действительно пошло на спад. Однако вскоре предприимчивые жители стали нарочно разводить змей с целью получения вознаграждения. Когда же в ответ на такое поведение чиновники отменили денежные выплаты, индийцы выпустили ставших ненужными змей на улицы.

Два раза в одном примере было допущено пренебрежение важнейшим тезисом, который лучше всех сформулировал экономист Стивен Ландсбург: «Большая часть экономической науки может быть изложена в четырех словах: «Люди реагируют на стимулы». Остальное — комментарии».

Нет никаких оснований полагать, что в эпизоде с кобрами население нарочно пыталось вставлять палки в колеса британских чиновников, — действовать по принципу «назло бабушке отморожу уши». Аналогичным образом, нет никаких оснований искать чью-либо сознательную диверсию в том, что произошло утром 15 апреля, когда в результате недостаточно скоординированных действий исполнителей разного уровня образовались толпы у входов на станции московского метро. Я уверен, что этот пример со временем войдет в учебники. Хорошо бы он привел к тому, чтобы базовая теория игр стала обязательной дисциплиной в вузах, где готовят городских администраторов, — так же, как она уже давно стала обязательной в вузах, где готовят военных стратегов.

Пример третий: преимущество простоты

Последний эпизод, о котором я хотел бы упомянуть, отчасти связан с предыдущим, хотя рассуждение тут имеет несколько другой фокус. Речь идет о том, как трудно, принимая решение в рамках полномочий по руководству, — в данном случае, огромным городом, — избежать ситуации, в которой это решение будет реализовывать огромное число подчиненных разного уровня. Особенно если решение новое (как введение ограничительных мер), никогда ранее не принимавшееся.

В этой ситуации единственный выход — пожертвовать эффективностью ради простоты. Сама простота принимаемой меры является огромным плюсом. В этом смысле в предыдущем примере лучше уж было просто закрыть метро. Как, собственно, были закрыты парки.

Действительно, при соблюдении разумных мер предосторожности прогулки в парке никак не вредят эпидемиологической ситуации. Я оказался одной из первых жертв этой меры: у меня под окнами огромный парк, и до запрета я гулял каждый день, выбирая ранние часы и укромные тропинки. Но если нет возможности оставлять парки открытыми без того, чтобы выдавать сотрудникам охраны эксплицитные инструкции, как бороться с группами, совместно проводящими время (начиная с того, сколько человек можно считать группой, какие меры к ним применять и на основании чего, и т.д.), — то я за закрытие парков.

На этих трех примерах, — а на самом деле таких примеров намного больше, — как на лакмусовой бумажке обнаруживается значимость изучения экономической теории. К счастью, у экономистов есть огромный опыт в изучении принятия решений, который сейчас вдруг стал чрезвычайно востребованным. И я очень надеюсь, что у непростого времени, которое мы сейчас переживаем, будет и позитивный результат. Значительное количество не только руководителей всех уровней, но и простых граждан станут больше думать о том, как эти принятые — или непринятые — решения вместе формируют успешный результат в борьбе с общим врагом. Или, напротив, становятся залогом провала.