НЭП или полицейский коммунизм? Как власти сдержать рост недовольства россиян

На что похожа нынешняя критическая ситуация? Прецедентов не найти. Мы переживали одни экономические кризисы (например, дефолт) очень тяжело, а другие неожиданно легко. Эпидемий, вроде свиного гриппа, сперва пугались, потом вспоминали их с шутками. Но не было ситуаций, когда уже не эпидемия, а пандемия вызывала бы экономический кризис во всем мире, в том числе у нас, а у нас к тому же нарушала бы серьезные политические планы власти. Новым стало и то, что впервые большая часть населения стала узнавать о происходящем не только по телевизионным госканалам. И не только узнавать, но и высказывать свое мнение. Впору подумать, что все это послано для испытания и нашему государству и нашему обществу.

Большое несчастье может привести к объединению людей. Известные положения о нашей соборности, о нашей сплоченности позволяли ожидать именно этого. Но еще накануне старта эпидемии россияне в опросе Левада-центра выразили мнение, что она приведет не к солидарности, а к разобщению людей. Похоже, что так оно и вышло, тем более что именно разобщения потребовали медики и власти.

Добрые люди, помогающие другим, конечно, есть, и их немало, но они не тратят время на ругань в сети. А Рунет кипит. Когда в России первой мишенью коронавируса стала и так ненавидимая многими Москва, появились тысячи постов о том, что наконец-то зажравшиеся москвичи, таскающиеся по заграницам, получили кару небесную. Интернет полон упреков и обвинений. Потерявшие работу возмущаются теми, кто работу сохранил, сидящие дома — таскающимися по улицам, «разнося заразу», даже если этого требует их работа. Все вместе клянут гастарбайтеров, которые не захотели вернуться к себе домой и якобы стали главной причиной распространения инфекции и роста преступности.

Стресс активирует и юмор, хотя и злой. В сети появились тысячи анекдотов: от бытовых («Сидящие дома супруги убивают друг друга гораздо чаще, чем вирус»), до политических, которых, если оценить приблизительно, не менее 2/3. Приведем два типичных:

Власти США, Германии, Британии людям: «Сидите дома!» Люди: «Как?! А жить на что?!» Власти: «Сидите дома, вот вам деньги». Власти России людям: «Сидите дома!» Люди: «Как?! А жить на что?!» Власти: «Сидите дома, вот вам штрафы».

Или:

Путин выступает с очередным обращением по поводу эпидемии коронавируса. В конце своей проникновенной речи он говорит: «Главное — не впадать в панику. Мы обязательно выживем!» — «А мы?»— робко спрашивает народ.

Большинству населения приходится ощутить себя в очень странных, непривычных условиях. В сети появилось много шуток о том, что раньше хотелось посидеть дома, отдохнуть от тяжелой работы, а оказалось, что именно дома настоящая работа и началась: «У вас есть хоть минута свободного времени? Раньше я приходил домой с работы и отдыхал, теперь понял, что отдыхал именно на работе. ХОЧУ НАЗАД!». Около трети рабочих и служащих, по данным Левада-центра, вынуждены оставаться дома. При этом для них «удаленки» нет. Множеству таких людей эти безразмерные выходные стали напоминать испорченный отпуск: дни идут, а отдыхать не начали. Свободное время в сочетании с несвободным пространством чем дальше, тем больше вызывает у них ассоциацию не то с домашним арестом, не то с жизнью стариков, у которых уже нет сил выйти на улицу.

Относительно здоровым это в тягость. И эта тягость далеко не у всех гасится сознанием, что так действительно надо. Видимых признаков эпидемии до недавнего времени большинство людей собственными глазами не наблюдали. Все, что они видят про это — с экранов телевизоров, компьютеров и телефонов, а не вживую. Смотрят и читают о знаменитостях–жертвах коронавируса, о погибших врачах. Первых не жалко, они заразились в своих заграницах, на своих VIP-вечеринках. Вторых, конечно, жаль, но это издержки профессии. А у нас-то тут тихо… Свой опыт расходится с тем, что сообщается, поэтому, по данным Левада-центра, полученным в конце апреля, только среди старших поколений доминирует опасение заразиться, а среди молодых преобладает настрой не бояться заражения.

Если нет страха перед вирусом, его приходится заменять другим — страхом штрафа и ареста. Государство профилактирует общество с помощью полиции и Росгвардии. Эту функцию государства кто-то может наблюдать из окна или, если рискнет, то и на улице, ну а в интернете практически все пользователи могут читать об этом ежедневно. При этом в сетях о том, что они заболели, люди в основном не пишут, а о том, что оказались жертвами произвола (а именно так воспринимаются штрафы и аресты) сообщают всем и сразу. То, как государство помогает заболевшим, закупая медицинские приборы и лекарства, видят по телевизору, а в интернете читают прямо противоположное: врачи не приходят по вызову, если ты не при смерти, тесты врут, в больницах нет лечения, но много заразы.

Ну а гвардейцев, охраняющих нас от нас же, повторим, видят не только в интернете, но воочию. Известно, что государство этих стражей лелеет. Патрулирование улиц будет особо вознаграждаться. Видимо, считается, что они в своих бронежилетах почти как медики в скафандрах — в зоне большого риска (а ведь куда больше риска в работе, скажем, кассирш в супермаркетах).

Государство в условиях кризиса говорит с народом устами президента с экрана, и на языке задержаний и штрафов — в реальной жизни. Главным адресатом штрафов оказался тот самый средний класс, который в великом множестве обнаружил среди своих сограждан президент. Если определять средний класс не по-президентски, а по такому верному критерию, как наличие автомобиля, то выйдет, что именно его мобильность представили как общественную опасность. Ее ограничили и обставили сложной системой пропусков. «Почему я, проезжая по дороге в закрытой наглухо кабине, представляю такую опасность, что меня надо наказывать на 5 тысяч, а то и на 55 тысяч, а если я иду в магазин и там толкаюсь среди людей, дышу на них, то это ничего?!»

В общем, действительно, язык силы государству нужен, поскольку ему трудно словами, даже президентскими, убедить человека, который считает, что он может сам решать, чего ему опасаться. Этот человек не думает, что он может кого-то заразить. В то, что он может быть переносчиком никому не видимой заразы, ему не верится.

Кроме того, он догадывается, что забота государства не о том, чтобы он не заболел/не заразил, а о том, чтобы это произошло не сейчас, а когда-нибудь попозже, чтобы сейчас не занимать койку в реанимации. Человеку это объяснение совсем не нравится. «Я не должен работать и зарабатывать по вашему указанию? Я вам должен болеть по вашему расписанию? Но ведь это вы, ребята, не подготовили систему здравоохранения к таким чрезвычайным ситуациям. Это вы ее, как Сталин Красную армию перед войной, ослабили сокращениями».

Что будет чувствовать и как вести себя этот человек и такие, как он, когда эпидемия закончится и исчезнет повод для чрезвычайщины? Небольшие пробные исследования показывают, что недовольство, которое успело накопиться, к тому времени как минимум не рассосется. Человека встретит полуразоренная экономика. Так как уменьшится число подателей услуг (в торговле, сервисах и пр.), их цены будут высокими. Платежеспособный спрос будет низким. Такие условия ведут к размыванию слоев со средним достатком. Большинство сползает в более низкие (по доходам) категории, оставляя некупленное и несъеденное более удачливому меньшинству. Оптимизма этого меньшинства не будет хватать, чтобы перекрыть пессимизм и недовольство обедневшего большинства.

Вероятно, у власти тогда, как обычно в российской истории, будет два выхода. Один — вводить нечто вроде «военного коммунизма» с регулируемыми государством ценами, карточками, очередями, распределителями. Чем и кому унимать ропот недовольных, как мы видим, есть в достатке. Продержаться можно долго.

Второй выход, также исторически известный, — это НЭП. Найдется немало специалистов, знающих, как это сделать. Но кто же из ныне властвующих захочет отдать вожжи в руки сторонников свободного рынка и необходимых сопутствующих ему институтов, включая охрану прав человека и его собственности, независимую юстицию и суд?  Нет, уж лучше коммунизм. Пусть не военный, но полицейский или росгвардейский. Так спокойнее.

Курсивом в тексте выделены реплики частных лиц из социальных сетей и опросов.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции