На недавнем общем собрании РАН единогласно были приняты два примечательных заявления: требование отменить печально известный приказ Минобрнауки об ограничении общения российских ученых с иностранцами и протест против действия правоохранительных органов в отношении ФИАН и его директора Н. Н. Колачевского. Чем вызвано неожиданное проявление гражданской позиции академиков, которое некоторые СМИ расценили как выступление против силовиков?
Российская академия наук давно переживает кризис, причем двойной. Один связан с тем, что внимание к российской науке со стороны политического руководства глубоко формально: наука интересует его с прагматической точки зрения, чтобы не «горела, падая, ракета». Ну и, разумеется, еще с позиций выдуманных угроз национальной безопасности. Притом что реальная угроза национальной безопасности — это ученые, сидящие по шпионским статьям и уезжающие за рубеж. Перефразируя поэта, можно сказать, что в сегодняшней России вакансия настоящего ученого «опасна, если не пуста».
Другая составляющая кризиса — профанация науки, в том числе академической, сведение ее к искусственным и подложным достижениям в наукометрии и инфантильному школьному списыванию диссертаций и их фрагментов. «Православная биология» — лишь один из последних примеров. Пиар-кампания прокремлевских ресурсов против «Диссернета» проблем российской науки, в частности ее репутации и отъезда ученых, не решает. Такого рода кампании — это уже «искусство для искусства»: сами себе заказывают тексты и сами их читают.
Сегодня система Академии выглядит как выброшенное на берег гигантское морское существо, до которого никому нет дела, а есть только счетные задачи, как сбалансировать скромные бюджеты. Печальный символ состояния одной лишь только части Академии — пейзаж, открывающийся после выхода в город из метро «Профсоюзная»: срытый до фундамента многострадальный ИНИОН, «место памяти» нескольких поколений российских гуманитариев; ЦЭМИ, который обступили небоскребы с дорогими квадратными метрами, похожий на «ботаника» в засаленном пиджачке, окруженного деловитыми крупнопородными эффективными менеджерами, и так далее.
Руководство РАН сражается на два фронта. Один из них поддерживается государственным пиаром — это битва с «диссернетовцами», с собственными академическими комиссиями по этике и по борьбе с лженаукой. Тут, конечно, подрывает основы российской науки вездесущий Госдеп, который всегда во всем виноват.
Причем в реально существующем Госдепе бюджеты на «печенье» обнулены, да и сделать лишнее движение в сторону России там боятся, избегая очередных обвинений. «Госдеп» в современном российском дискурсе — это мифологическое существо, приравненное к «Пушкину» («Кто работать будет — Пушкин?») и «папе римскому» («пишите хоть папе римскому»), которое к реальной жизни не имеет никакого отношения.
А вот второй фронт — это битва с тем самым государством, которое заказывает нелепые кампании против «Госдепа». И здесь академическое сообщество вдруг обрело силу почувствовать себя именно сообществом и даже частью гражданского общества. А гражданское общество у нас в последние годы вырастает исключительно на густо унавоженной негативной почве — на основе конфликтов с государством и сопротивления ему. И вот осознавшее свои общие интересы комьюнити написало два письма: одно по поводу безобразного обыска в ФИАНе, другое — с требованием отменить приказ профильного ведомства с совершенно безумными ограничениями на общение с иностранцами.
Эвакуационный выход — нелишняя опция в оснащении российского ученого или человека, коммерциализирующего достижения науки.
Государство приходит в академию в виде представителей следственных органов с шумом и треском, какой привыкли создавать в последние годы шоумены из этих организаций, ощущающих себя хозяевами страны. Ничего «святого» для них нет: представить себе в советское время вламывающихся в ФИАН с обыском следаков и/или рыцарей плаща и кинжала невозможно. Структура советского государства была жестко иерархизирована, и наука стояла в этой иерархии высоко. При Лаврентии Палыче действовали тихо и жестко, но вытащить из тюрьмы Льва Ландау или Льва Альтшулера гранды от академии все-таки могли.
Немыслима была и мизансцена с обыском в уважаемом институте Академии наук и в эру наивысшего престижа науки и даже моды на нее — в 1960-е годы. Можно возразить: так и наука теперь не та. Но если с ней так обращаться, как сейчас, подозревая в каждом ученом шпиона, выдающего мировой закулисе наши всему миру заранее известные «секреты», она так и останется «не той».
Приказ Минобрнауки об ограничении общения с иностранными учеными, конечно, не был инициирован самим ведомством — это ему совершенно не нужно. Очевидно, инициатива исходит из, назовем этот орган так, «Комитета по торговле угрозами безопасности». И он, этот комитет, разумеется, парализует самое сердце современной науки — свободный обмен информацией, знаниями, позициями.
Если уж говорит прямо, в постиндустриальном мире не существует сугубо национальной науки, до такой степени она интернационализирована, как не бывает «православной социологии» или «православной биологии», а есть просто социология и просто биология. При этом ученых, имеющих достижения в точных и естественных науках, нельзя рассматривать только как пушечное мясо из конструкторских бюро для изготовления ракет и оружия. Иначе в скором времени ракеты точно перестанут взлетать.
Наука, в том числе национальная, та, которой можно гордиться, рождается исключительно в интернациональной среде. А если для этого не создаются условия, то камере предварительного заключения или труду в шарашках (который тоже иной раз заканчивается арестом, как показал кейс Виктора Кудрявцева из ЦНИИмаша), ученые предпочитают работу в условиях, способствующих научным достижениями. И это лучшие ученые — от Сергея Гуриева в экономике до Андрея Гейма и Константина Новоселова в физике. Кстати, два фигуранта «дела ФИАН», не дожидаясь предсказуемого для них развития событий, быстро отбыли из России. Эвакуационный выход — нелишняя опция в оснащении российского ученого или человека, коммерциализирующего достижения науки.
Двойной кризис российской науки и ее академии продолжается. Он имеет прежде всего политическую природу. Как и всё в сегодняшней России. Включая экономическую депрессию, причины которой, как устали уже повторять экономисты, лежат вне экономики.