Конец конца истории: через 30 лет после падения Берлинской стены мир развернулся в обратном направлении
В момент своей постройки в 1961 году Берлинская стена стала олицетворением «железного занавеса», отделившего социалистический лагерь от остального мира. Точно так же и «падение стены» в ночь 9 на 10 ноября 1989 года, когда жители Восточного Берлина начали массово переходить в западную часть города, стало одним из ключевых символических событий новейшей истории. Для граждан Восточной Германии и других стран Центральной и Восточной Европы оно окончательно открыло двери к «воссоединению с Европой». Для жителей СССР падение стены означало разрушение искусственных барьеров для контактов с остальным миром.
Однако в более широком историческом контексте падение Стены было не началом перехода в новое состояние, а скорее одной из финальных стадий процесса всемирного «снятия границ» — того процесса, который начался в конце 1960-х с борьбы за гражданские права в США и студенческих революций в Европе и который сегодня на наших глазах разворачивается в обратную сторону.
Последний вагон
Идущий от широких масс запрос на бóльшую свободу спровоцировал существенные изменения в экономической и политической жизни, но и сам он был реакцией на изменения, происходившие в экономике. Вопреки распространенному заблуждению, экономическая модель, основанная на активном государственном вмешательстве в экономику, вовсе не была отличительной особенностью СССР. Позитивная динамика экономического развития в первые десятилетия после II Мировой войны во всех странах мира поддерживалась за счет активного участия государства в экономике, которое на системном уровне началось в 1930-е гг. в ответ на потрясения «Великой депрессии».
Однако любые модели экономического развития имеют свой цикл жизни, и к концу 1960-х эта модель подошла к исчерпанию своих возможностей. Реакция на это в разных странах оказалась различной. На фоне скачка нефтяных цен в 1970-х руководство СССР предпочло продлить существование этой модели. Другие страны попытались перевести свои экономики на новые рельсы, дав больше свободы экономическим агентам.
В числе пионеров такой либерализации были США при Рональде Рейгане и Великобритания при Маргарет Тэтчер, но в том же направлении (хотя и с совсем иных стартовых позиций) начал двигаться Китай при Дэн Сяо Пине. Именно эти страны-первопроходцы смогли получить наибольшие выгоды от начавшего складываться с конца 1970-х гг. нового либерального миропорядка. Те же, кто присоединился к этому процессу позже, получили гораздо меньше выигрышей, хотя и в полной мере разделили все издержки этого процесса. В их числе — рост социального неравенства, который не компенсировался в должной мере экономическим ростом и повышением средних доходов.
Особенность СССР была в том, что у нас этот процесс не просто начался намного позже: он сразу начался с политики, в отсутствие социальной базы для устойчивой демократии в виде рынка и конкуренции. Впрыгнув в последний вагон уходящего поезда, наша страна не успела получить больших выгод, но столкнулась со всеми проблемами, которые несли с собой глобализация и стирание границ.
Россия и ВТО
Показателен пример с вступлением России в ВТО. Для развитых стран смысл механизма ВТО был в том, чтобы открыть рынки развивающихся стран для активности транснациональных компаний, базирующихся в США, Европе или Японии. Но Россия в 1990-е гг. уже была очень открыта. В докладе Минэкономики 1997 года сравнивались импортные тарифы в Евросоюзе и в России: в ЕС тогда номинальный средний тариф составлял 5%, а в России — 18%. Однако, по данным макроэкономической статистики на фоне массовой контрабанды и ухода от таможенных платежей из этих 18% импортного тарифа в бюджет РФ по факту поступало лишь около 3%. Таким образом, российская экономика в 1990-х без всякого ВТО фактически была более открытой, чем экономика Евросоюза.
Для развивающихся стран смысл вступления в ВТО был в том, что таким образом они открывали для своих товаров рынки развитых стран. И, например, Китай после вступления в ВТО ощутимо выиграл — в силу снятия тарифных ограничений для экспорта своей промышленной продукции. В этом контексте Россия мало что получила от вступления в ВТО, поскольку энергоносители, доминирующие в нашем экспорте, как правило, не облагаются импортными пошлинами и их поставки не квотируются.
Для России определенная польза, на мой взгляд, возникала не столько от вступления в ВТО, сколько от многолетних переговоров о вступлении (завершившихся только в 2011 году, т.е. всего за пять лет до того, когда США при Трампе стали сворачивать созданный ими режим глобальной торговли). Заявленная политическая позиция о необходимости и неизбежности вступления в ВТО оказывала давление на предприятия, вынуждала их думать о повышении своей конкурентоспособности.
Обратное движение маятника
По исторической иронии, падение Берлинской стены совпало с выходом статьи, а затем и книги, Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории». Эта книга стала выражением ощущения, что на смену миру, разделенному на противостоящие лагеря, пришел мир либеральной демократии с ее универсальными ценностями. Вместо идеологического выбора (который стал ненужным) люди смогут начать жить простой повседневной жизнью. Именно в этом смысле «история закончилась».
В тот момент казалось, что такой взгляд имел под собой основания. Крах СССР и распад бывшего социалистического лагеря убеждал в том, что модель плановой экономики оказалась неконкурентоспособной, но опыт США и Европы показывал, что существует другая, эффективная модель либерального рынка и демократии, к которой надо стремиться развивающимся странам и переходным экономикам. Возникло простое и понятное видение будущего, на котором мировая экономика и политика держались два десятилетия.
Тем не менее, довольно скоро появились первые сигналы, что отнюдь не все согласны с подобным взглядом на жизнь и на историю (одно из наиболее радикальных проявлений такого несогласия — террористический акт 11 сентября 2001 года, потрясший Америку и весь мир). Полноценное осознание проблем, присущих либеральной модели глобального миропорядка, началось после экономического кризиса 2008-2009 годов.
Сегодня, к примеру, эта модель упирается в существование новых монополий — таких, как Google или Facebook, которые выросли на основе вполне рыночных механизмов. Эти монополии получили возможность с помощью технологий контролировать активность людей и управлять ими. Увидев, что у частных компаний появилась власть, выходящая за пределы национальных границ, государства начали реагировать. США реагируют экономическими методами — заставляя американские фирмы возвращать домой производственные мощности, защищая свой рынок от китайских компаний и по существу разрушая те самые правила ВТО, которые они еще недавно сами продвигали. Китай, сталкиваясь с политической конкуренцией со стороны Запада, использует цифровые технологии для защиты своего политического пространства. Таким образом, через новые технологии приходит ограничение свободы. Это не плохо и не хорошо, — это данность.
Сегодня и в экономике, и в политике идут процессы «восстановления границ». И если падение Берлинской стены в 1989 году во многом обозначило завершение большого перелома в истории, то сейчас мы подходим к новой точке перелома: входим в какое-то новое будущее.
Это похоже на обратное движение исторического маятника, отправной точкой которого стал экономический кризис 2008-2009 годов. Мы еще не понимаем, как будет устроено это «новое будущее». Тем не менее, какие-то его черты уже проясняются.
В частности, это не будет «возвратом назад»: история не повторяется, и вернуться за железный занавес в Советский союз ни у кого не получится. Мы все живем в другом мире, с качественно иным уровнем технологий и возможностей для коммуникаций. Но в то же время очевидно, что в силу разнообразных причин — политических, экологических, демографических — люди и государства гораздо больше внимания будет уделять фактору безопасности (в отличие от акцента на экономической эффективности, характерного для либеральной экономической модели последних десятилетий). А это значит, что «новое будущее» будет связано с ограничением той свободы, символом которой 30 лет назад стало падение Берлинской стены.