Мечты обманутого народа: чего россияне хотят от власти после пенсионной реформы и падения доходов

Чем печальнее положение дел в стране, тем чаще социологи спрашивают россиян, хотят ли они перемен. За последние пару лет число отвечающих на этот вопрос утвердительно выросло, констатируют авторы доклада Московского центра Карнеги — Андрей Колесников, руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Центра Карнеги, и Денис Волков, замдиректора Центра Левады. Увеличилась как доля респондентов, уверенных, что нужны решительные перемены, так и тех, кто ждет небольших изменений.

Таблица 1. Нужны ли перемены? 

% респондентов

Московский центр Карнеги

Здесь важен не только серьезный (на 40%) рост сторонников решительных преобразований, но и повышение с 82-83% до 90% доли тех, кто полагает необходимым какие-либо изменения. Да и странно было бы высказываться за стабильность на фоне роста налогов и пенсионного возраста и многолетней стагнации экономики и доходов населения. Вместе с сильным снижением рейтингов власти эти цифры означают, что люди больше не покупаются на привычную риторику «прорывов» и нацпроектов, а ждут реальных перемен.

Но каких именно? После политических волнений лета-осени 2019 в Москве и серии заметных протестных выступлений в регионах было бы естественно ожидать, что речь идет о политических преобразованиях. Не нужно даже высшего экономического образования, чтобы понимать: без политической конкуренции мы не получим и экономическую конкуренцию, а без нее не будет и роста.

В стране построен полноценный «капитализм для своих»: им достались слишком большие доли экономического пирога. Поэтому для правящих элит экономический рост не особенно нужен, а вот повышение конкуренции могло бы им сильно вредить. Население находится в прямо противоположном положении: поскольку «передел» экономического пирога крайне маловероятен, рост благосостояния возможен только при ощутимом экономическом росте. Но его нет уже 11-й год, с 2009-го.

Кто виноват?

Кому же выгодно сохранение положения дел — того самого, изменить которое хочет 90% респондентов? На этот вопрос люди тоже отвечают вполне уверенно и грамотно. Главный бенефициар сложившегося режима — чиновники: они устанавливают правила игры для всей экономики и одновременно управляют значительной ее частью. Второй интересант — олигархи и крупные компании. Правда, про крупный бизнес у населения сведения устаревшие на 10-15 лет: олигархи, которые могли вести самостоятельную игру, перестали существовать как класс.

Таблица 2. Кто больше всего не хочет перемен? 

% респондентов (сумма превышает 100: можно было давать несколько ответов)

Московский центр Карнеги

Этому способствовали силовики, чье пятое место в иерархии бенефициаров политического режима представляется явно заниженным. Пока посткрымское отрезвление находится только в начальной стадии: об этом свидетельствует как рост доли респондентов, считающих бенефициарами политическое руководство страны, так и его относительно малая величина. Очень важно здесь троекратное сокращение «затрудняющихся» и практически полное отсутствие в списке сколько-нибудь широких слоев населения.

Кому перемены желаннее всего? Ответ на этот вопрос дает нам примерно ту же пирамиду, только в перевернутом виде. Тут обращает на себя внимание равномерный рост желания перемен (по мнению опрошенных) практически у всех слоев населения, но более всего — у пенсионеров. И очень важно, что у нынешней России проблемы не столько с настоящим, сколько с будущим: поэтому на первое место среди сторонников изменений респонденты ставят молодежь. При ответе на этот вопрос респонденты демонстрируют более адекватные представления о силовиках: тут они уже не на пятом, а на первом месте с конца.

Таблица 3. Кто больше всего хочет перемен?

% респондентов (сумма превышает 100: можно было давать несколько ответов)

Московский центр Карнеги

Что делать?

Каких перемен ждут люди в первую очередь? Ну разумеется, хороших, в основном связанных с ростом благосостояния (повышение пенсий и зарплат, снижение цен и тарифов, доступные медицина и образование, новые рабочие места и т. д). Разбавляет эту идиллию лишь вышедшее на второе место в списке первоочередных дел в государстве желание сменить власть (13% считает это необходимым) и четвертое место у борьбы с коррупцией (10%). А демократические реформы не в фаворе (4%).

Очень хорошо, что от власти больше не ждут военных подвигов, расширения границ — политики, разрушающей экономический рост. Но «повысить зарплаты», «снизить цены», «создать рабочие места», «поднять экономику», «сделать доступными медицину и образование» — это скорее список благих пожеланий, чем первоочередных дел. Он не дает представления ни о приоритетах, ни о том, чем ради их достижения предлагается пожертвовать. Естественно, люди хотят быть здоровыми, а не больными и все хотят себе хорошего, а не плохого: чтобы цены были низкими, доходы высокими, безработица низкой, социальные блага — доступными. Этот вопрос не позволяет оценить реальные приоритеты — видно лишь, что люди ждут перемен не в политической плоскости, а в экономической.

Когда приоритеты госполитики предлагаются респондентам в виде закрытого списка, те же выводы становятся еще более очевидными (можно было выбрать более чем одну меру). В тройке лидеров — снижение инфляции (45%), повышение качества медобслуживания (41%) и не вполне ясный пункт «реформа ЖКХ, улучшение жилищных условий» (40%). Отстают от них развитие сельского хозяйства (31%) и повышение качества образования (28%). Остальные приоритеты куда менее популярны: по 10-14% набрали улучшение качества госуслуг, отмена санкций, повышение боеготовности армии и введение накопительных пенсий, по 5-9% — обеспечение свободных и честных выборов, хорошие отношения с Западом, независимый суд, ограничение влияния силовиков и гарантии прав частной собственности, по 3-4% — снижение регулирования экономики и расширение демократических свобод.

Тут мы снова видим, что 1) люди остро хотят роста собственного и общественного благосостояния и 2) им по большому счету неважно, каковы будут источники этого роста (или они никогда не задумывались, отчего одни страны богаты, а другие бедны), 3) политические и гражданские свободы для большинства никакой самостоятельной ценности не представляют. В большем приоритете эти сферы у молодых респондентов, наиболее образованных и жителей крупных городов, но и тут они набирают не более 15%.

В такой трактовке первоочередных задач респонденты логичны и последовательны: во всех опросах они называют ключевыми проблемами рост цен и бедность. А меры, которые позволят эти проблемы смягчить, — в числе главных приоритетов. То, что повышение народного благосостояния, — для народа основная цель, едва ли должно удивлять. Удивляет разве что подчеркнутое равнодушие к выбору средств, позволяющих ее достичь.

В опросе, конечно, неявно подразумевается, что право собственности и независимые суды — то, без чего благосостояние невозможно (если только мы не строим социализм). Но большая часть респондентов отказывается верить социологам и эту связь признавать. Кажется, точно так они поступили бы, если бы в вопросе презюмировалось, что для роста благосостояния надо надеть зеленую униформу и построиться в шеренги по трое. С присущей ему хитрецой народ, которого, как он теперь считает, обманывали сначала монархисты, потом коммунисты и затем демократы, отказывается «покупать» разговоры о политике и гражданских правах и помнит лишь о собственном экономическом благе. И имеет, между прочим, на это полное право.

Есть лишь несколько исключений, пробивающих даже это мощное нежелание заниматься политикой. Первое — проблема коррупции. Обеспокоенность ею сейчас на максимуме за все годы наблюдений — 40%, сразу после роста цен (59%) и «обнищания большинства населения (42%). Второе — неравенство (шестая в списке проблем; №4 и №5 — рост безработицы и недоступность медицины), а третье — постепенно осознаваемое как значимая проблема ухудшающаяся экология (№7 в списке острых проблем, вровень с экономическим кризисом). Произвол чиновников и ограничение гражданских прав и тут в конце списка — за гранью сознания.

Интересно, что 13% респондентов готовы кого-нибудь отправить в отставку — «Думу, правительство, президента», но за этим стоит лишь абстрактная надежда, что новое правительство будет заботиться о благе народном лучше, чем прежнее. На абстрактном уровне 53% респондентов понимают, что перемены, которые им нужны, возможны не «в рамках существующей политической системы» (на это надеются 34%), а только при ее изменении. Но в чем они должны состоять — над этим опущена «завеса незнания» (то есть та же хитреца и здоровый цинизм, неготовый принимать на веру политические теории).

Подавляющее большинство респондентов (74%) выступают за активное вмешательства государства в экономику: ностальгия по социалистическому пути развития все еще очень сильна (впрочем, этот вопрос сформулирован не вполне четко, чтобы об этом судить). А вот вопрос о том, что лучше — когда власть в стране сосредоточена в одних руках или распределена между разными структурами, делит респондентов на две равные части: 45% против 46%.

Кем быть?

Напоследок социологи назвали респондентам несколько стран, предложив выбрать из них одну, чей опыт мог бы послужить для России образцом в процессе изменений.

Таблица 4. На кого равняться?

Московский центр Карнеги

Скорее всего, под «Китаем» имеется в виду экономическая мощь, рост производства и благосостояния, «Германия» (как и «Швеция») — образ европейского благополучия, а «Беларусь» воплощает дорогу к Европе, но с активным использованием советского опыта. Но российская бюрократия не будет работать ни как немецкая или шведская, ни даже как китайская (этой теме посвящено множество исследований). Превращение в Беларусь — тоже не слишком реальный сценарий, ведь он подразумевает четко выраженный отказ от геополитических амбиций.

Куда более реален для России «турецкий сценарий». Турция — не только крупная экономика, но и, как Россия, еще один «больной человек Европы». В Турции практически ликвидирована свобода слова, тысячи активистов арестованы, права человека и гражданские свободы демонстративно игнорируются под предлогом борьбы с терроризмом. При этом Турция остается членом НАТО, кандидатом на вступление в ЕС и стратегическим союзником США: она слишком велика, чтобы с ней ссориться. Чем не образец развития с опорой «на свой опыт»? Обе страны имеют трудную (на границе Европы и Азии) историю, не вполне готовы определиться, с кем они в цивилизационном плане, достаточно велики, чтобы свысока смотреть на ближайших соседей, и враждебно настроены по отношению к США.

Ответы «на троечку»

Столь явно проявленный опрошенными экономический эгоизм — или, как говорят авторы доклада, разумный патернализм — дело хорошее. Если с государства можно что-то «стрясти», то почему бы этого не сделать. Особенно извинительна такая стратегия в малых городах, где нет особых источников развития. Этот личный меркантилизм — хорошее лекарство от обольщения «большими идеями» — будь то коммунистическими, фашистскими, имперскими, националистическими. Здоровая крестьянская или мещанская смекалка — лучший антидот против лидеров, которые «знают, как надо», и готовы положить на алтарь своего знания миллионы жизней.

Однако упрямая неготовность задумываться о чем-либо, кроме личного блага, нежелание думать о причинах положения в стране, которое респондентов не устраивает, имеет и обратную сторону. В условиях деградации ТВ, школьного и высшего образования россиянам приходится до многого доходить своим умом — постигать основы экономической политики, социальной и политической философии. Пока получается не очень. Россияне все еще уверены, что государственное регулирование цен может пойти им на пользу, что жить припеваючи можно и без политической конкуренции, что на политику можно плевать, а она не ответит, и что авторитарное лидерство может быть для страны благом. За эти обрывки мыслей еще придется дорого заплатить, и совершенно неясно, куда заведет страну недовольство текущим положением вещей.

• «Я бы вообще этот вопрос перестал задавать»: что происходит с рейтингом доверия Владимиру Путину
• Пауза затянулась. Ответит ли власть обществу на приглашение к диалогу
• Остановка конвейера. Почему власть не смогла посадить Павла Устинова