Разворот по команде президента. Почему суды начали отпускать бизнесменов?
Разговорам о недопустимости давления правоохранительных органов на бизнес не один год. Об этом президент Владимир Путин говорил во время своего первого срока в 2001 году, повторил он эту мысль и во время обращения к Федеральному собранию восемнадцать лет спустя. Несмотря на усилия властей, ситуация с уголовным преследованием предпринимателей кардинально не изменилась.
Впрочем, последняя законодательная попытка, направленная на избрание более мягкой меры пресечения для фигурантов «предпринимательских» дел, кажется, сработала. 13 августа вступили в силу поправки в ст. 108 и 109 УПК, которые запрещают помещать под стражу предпринимателей и топ-менеджеров коммерческих организаций. Также поправки запрещают немотивированно продлевать срок содержания под стражей, если по делу не проводятся активные следственные действия. Закон, подписанный Владимиром Путиным, действует меньше месяца, но бизнес-омбудсмен Борис Титов на одной из сессий ВЭФ с участием Генпрокурора Юрия Чайки сообщил уже о шести случаях, когда суды отпускали бизнесменов, принимая во внимание новые поправки в УПК.
Один из примеров — решение Мосгорсуда от 15 августа отпустить под домашний арест партнера Baring Vostok по индустрии финансового сектора Филиппа Дельпаля. Следователь и прокурор в ходе заседания суда согласились, что бизнесмену действительно можно изменить меру пресечения, хотя и разошлись во мнении, на каком основании.
Следователь настаивала, что основания для заключения Дельпаля под стражу остались прежними, но у него появилась недвижимость в Москве. Этот аргумент вряд ли можно принять во внимание: документы о наличии квартиры были представлены еще в июле на заседании Басманного суда. Прокурор, напротив, посчитал, что основания для избрания меры пресечения изменились, и впервые указал, что «Дельпаль обвиняется в совершении экономического преступления», — это фактически означает ссылку на вступившие в силу президентские поправки в УПК.
Таким образом, прокурор и судья учли поправки спустя всего два дня после их вступления в силу. Судебно-процессуальная машина инертна, и такое случается крайне редко.
Вступившие поправки в УПК трудно назвать «прорывными» — они лишь сузили простор для злоупотреблений со стороны правоохранителей. О том, что недопустимо отправлять в СИЗО обвиняемых в преступлениях в сфере предпринимательства, говорится еще в Постановлении Пленума Верховного суда от 19 декабря 2013 года.
Однако, несмотря на законодательную базу и обязанность принимать во внимание разъяснения ВС, суды не признавали предпринимательскую деятельность таковой. В подходе следствия присутствовала системная логическая ошибка: «Мошенничество — это не предпринимательство», «Если бизнесмен совершил мошенничество, он совершил преступление, а потому исключения, предусмотренные для предпринимателей, к нему не применяются». Поэтому следствие делало «логичный» вывод о том, что «резиновая» 159-я статья УК РФ позволяет помещать в СИЗО всех обвиняемых в экономических преступлениях, а разъяснения ВС касаются только бизнесменов, которые вообще никаких преступлений не совершали.
Но почему после вступления в силу очередных поправок (которые фактически повторяют уже существующее законодательство) правоохранительная система стала, кажется, чуть более отзывчивой к призыву перестать сажать фигурантов предпринимательских и экономических дел под стражу? Видится, что в данном случае политическая воля наложилась на экономическую ситуацию. С одной стороны, президент последовательно продвигал идею снижения давления на бизнес. С другой — эта задача была формализирована через поправки в УПК. При этом Генпрокуратуре было поручено усилить надзор за экономическими делами. Источники в кулуарах власти говорят о поручении «не кошмарить инвесторов». При условии сокращения иностранных инвестиций в российскую экономику ценность внутреннего инвестора возрастает. Таким образом, уголовное преследование бизнеса в рамках коммерческих споров прямо противоречит интересам государства по повышению экономического роста, в том числе за счет малого и среднего предпринимательства, поддержка которого закреплена в одном из двенадцати нацпроектов.
Однако смягчение меры пресечения — важная, но недостаточная мера в борьбе за снижение уголовного давления на бизнес. Запрет на помещение под стражу обвиняемых по экономическим делам ограничивает возможность давления на предпринимателей, но не предусматривает никакого способа остановить судебно-процессуальную машину. Даже если заявитель одумается и откажется использовать уголовно-процессуальные методы для решения корпоративного спора, не существует никакого процессуального механизма отзыва заявления, по которому было заведено уголовное дело: современное законодательство предусматривает возбуждение уголовного дела в отношении заявителя по статье о ложном доносе.
Вероятно, настал момент для внедрения института прекращения уголовного преследования по «коммерческим» делам за примирением сторон. Может показаться, что подобная либерализация лишь усилит желание разрешать корпоративные конфликты через уголовное преследование, поскольку с заявителя будет снята ответственность за подачу недобросовестного заявления. Но даже сейчас при потенциальной угрозе преследования за лжедонос давление на бизнес через уголовные дела имеет колоссальные масштабы. Возможность повернуть карательную машину вспять отсутствует, а тысячи фигурантов подобных дел остаются в СИЗО. Среди них и фигуранты дела Baring Vostok Ваган Абгарян, Иван Зюзин и Максим Владимиров, которым предъявлены обвинения по тем же статьям, что и находящимся под домашним арестом Майклу Калви и Филиппу Дельпалю, и по которым ситуация по-прежнему никак не улучшилась.