Похороны "Гелендвагена": как парк "Никола-Ленивец" стал убежищем от страха и войны

Сбылась заветная мечта: я сижу за рулем Mercedes-Gelandewagen G500 AMG и жму на газ. Рычит мотор битурбо, стрелка дрожит на 5 000 оборотов, в динамиках играет «Гражданская оборона». Правда, машина закопана под землей, и я залез в нее через люк в крыше. Перед лобовым стеклом толща глины, наружу выведены две трубы, одна для забора воздуха для двигателя, вторая для выхлопных газов. Это «Закопанный Гелендваген», один из объектов ежегодного фестиваля лэнд-арта «Архстояние» в деревне Никола-Ленивец под Калугой, темой которого в 2016г. стало «Убежище». А что может быть надежнее в эпоху терроризма, войн и санкций, чем полувоенный «кубик», захороненный в блиндаже, под накатом из березовых бревен? Он глух, словно танк; он суров, словно зверь, вернувшийся в свою хтоническую стихию; он архетипичен, словно почвенный миф, словно орден «землелюбов» из сорокинского «Голубого сала».

 И не случайно выпускники Академии ФСБ для своего нашумевшего выпускного парада выбрали именно эти машины: они символизируют незримую власть силовой корпорации путинской эпохи. Собранный в Европе, «Гелендеваген» отражает традиционные русские ценности: роскошь, сила и власть. И вот теперь он закопан в землю, как танк на рубеже обороны Москвы: отступать некуда. Россия сегодня, изолирующаяся от внешнего мира, ищущая убежища в иллюзиях крови и почвы, похожа на этот закопанный внедорожник: бесполезная мощь, аутичная власть, тщеславный рык из-под земли.

Тема убежища объединила все новые арт-объекты Николы-Ленивца. Вот «Шишка», собранная из металлических омоновских щитов в глубине леса, образ абсолютного укрытия, непроницаемого кокона власти. Вот «Голова “Дом бомжа”» — трансформер в виде огромной человеческой головы из двух сотен холстов, где художник, как настоящий бомж, может укрыться от дождя. Вот лаконичный объект Александра Бродского, спрятанный между кустов на косогоре над Угрой: деревянная «Кроватка» с деревянной же подушкой, стоящая в узнаваемой синей могильной оградке, словно обещание последнего приюта и двух квадратных метров земли, той главной и единственной собственности русского человека, что он так настойчиво огораживает.

Убежищем является и сам Никола-Ленивец, который находится на территории национального природного парка «Угра», где больше 2 000 лет назад древние балты основали городище, в крайнем пределе Московского княжества, на границе леса и лесостепи, куда приходила и Литва, и Орда («Великое стояние» на реке Угре в 1480г., откуда и пошло название «Архстояние»). В 1980е в живописной деревне на высоком берегу Угры начали селиться москвичи, а с 2000х гг. художник и архитектор Николай Полисский стал строить при помощи местных жителей арт-объекты из подручных материалов (снега, сена, дерева, лозы), и с 2006 года это превратилось в ежегодный фестиваль ландшафтного искусства.

Сегодня это убежище находится под угрозой. 

Может сложиться ситуация, при которой уникальный природно-исторический и ландшафтный объект (большая часть которого находится за пределами национального парка, на землях сельскохозяйственного назначения) будет выставлен на аукцион и раздроблен на куски, повторив типичную для России судьбу «вишневого сада». Под угрозой окажутся фестивали «Архстояние» и «Ночь новых медиа», летние школы и детские лагеря, все то возрождение территории, что началось в парке в последние десять лет, вовлекая в арт-проекты местных жителей, вдыхая новую жизнь в депрессивные деревни. Организаторы «Архстояния» намерены попробовать выкупить участок, на что потребуется, по предварительным оценкам, около 100 миллионов рублей (полтора миллиона долларов по нынешнему курсу – стоимость хорошей московской квартиры).  Николе-Ленивцу срочно нужен инвестор, фонд попечителей, возможно, краудфандинг, который сохранит целостность этого уникального объекта и его инфраструктуры, удержит его от поглощения извечной российской энтропией.

Между тем энтропия наступает – за два года со времени моей предыдущей поездки в Никола-Ленивец  соседние деревни еще больше опустели, окрестные поля еще сильнее заросли борщевиком, а последние 30км дороги от Варшавского шоссе до парка превратились в убитую грунтовку. Говорят, дороги чинят только к визиту губернатора, но в этом году он не приехал. Зато постаралась русская природа: всю неделю до открытия фестиваля лили дожди, превратив дорожки парка в глиняное месиво. Но это не остановило тысячи людей, что приехали в минувшие выходные, запасшись сапогами и плащами, и днем и ночью ходили между арт-объектами, сценами и перформансами через поля подсолнухов, перелески и овраг, где бобры построили свое собственное убежище, заботливо сохраненный организаторами «Дом бобра», и плотину с запрудой. Движение продолжалось и ночью, зрители шли от одного музыкального шоу к другому, двигались в березовой роще сотни фонариков, чавкала под ногами глина: в Никола-Ленивце хождение превращается в главное и осмысленное занятие – измерять ногами ландшафт, физически проживать его.

 Никола-Ленивец на малом объеме делает большую работу: придает русскому пространству смысл, наполняет его действием, субъектностью, структурой. Это уже пятьсот лет пытается осуществить государство, но получается плохо, пространство сшито на живую нитку — силой, водкой, телевизором — и при первом случае расползается. А художественная воля творит из пространства ландшафт, собирает его воедино. Таких парков должно быть множество, и в дикой природе, и среди городов они бы вписывали человека в пейзаж, формировали территориальную идентичность – задача в России еще не решенная – но Никола-Ленивец пока один и на грани закрытия, продажи с аукциона. А ведь это история потенциально не слабее (и в тысячи раз дешевле) несбыточного Сколково – глубоко национальная и в то же время глобальная, доказывающая, что нет извечного русского противоречия почвенников и западников; это российское окно в большой мир, неожиданно открывшееся среди калужских полей. И одновременно убежище от зла, войны и страха современной городской цивилизации.

И в этом смысле захороненный «Гелендеваген» глубоко символичен. Впрочем, говорят, что он помещен под землю в контейнере, дабы по окончании фестиваля его можно было извлечь, почистить и продать -- или даже выставить как арт-объект. И здесь допущен компромисс с буржуазным обществом, жертва не состоялась. Честность художественного жеста требует, чтобы машина была навечно похоронена под землей, как терракотовое войско императора Ци Шихуанди, как конь властителя в гробнице, как старый «Паккард» американского художника-битника Эда Кинхольца, который сделал из своих похорон прощальную акцию, завещав, чтобы его похоронили в машине, с долларом и колодой карт в кармане и с бутылкой кьянти в руке. «Гелендеваген» должен остаться в укрытии, словно святилище безопасности, словно закопанный в землю топор войны, чтобы любой нефтяник, охранник, чиновник мог приехать в Никола-Ленивец, забраться в бункер и газовать, сколько душе угодно – русская земля все безропотно стерпит.