Друзья рассказали довольно симптоматичную историю — в школу к их ребенку приходили из Минобрнауки и призывали продолжать дальнейшее обучение в колледже. ОГЭ и ЕГЭ сданы совсем недавно. Статистики, показывающей, сколько вчерашних девяти- и одиннадцатиклассников предпочли среднее профессиональное образование высшему, пока нет. Но такой их выбор (с известной актуализацией по терминам) вполне укладывается в советское: партия сказала «Надо!» — комсомол ответил «Есть!»
Ведь пока министерские работники окучивают школьников, глава президентской администрации Сергей Иванов увещевает студентов: «Мы гордимся, что у нас 94% молодежи получает высшее образование. А кто сказал, что это хорошо? Я не уверен».
Глупо искать заговор и пытаться обнаружить противоречие между этим ивановским пассажем и путинской фразой об образовании как о самом главном, «на что мы должны обратить внимание в ближайшие годы». О чем, кстати, президент сказал там же, в Санкт-Петербурге, но в ходе выступления на экономическом форуме. Могут же разные «башни» совершенно по-своему истолковывать призывы к совершенствованию демократических процедур или улучшению делового климата. Почему должно быть сделано исключение для образования?
Тем более что Сергей Иванов выступил вполне в духе реформы, затеянной Минобрнауки. А она, во-первых, не могла начаться без президентского благословения. И во-вторых, шеф президентской администрации говорит об отказе от количества в пользу качества. Кто этому воспротивится, кроме вузовской бюрократии?
quote_block node/244262Да, возможно, помимо слияния какие-то вузы, главным образом на периферии, ждет закрытие. Но никто ведь не сказал, что в каждом субъекте федерации должен быть свой университет. Хотя никто не сказал и обратного, что наличие университета — исключительно столичная привилегия. Из мировых лидеров, пожалуй, лишь Сорбонна и Берлинский университет располагаются непосредственно в столицах. А Оксфорд, Кембридж, Стэнфорд не назовешь даже мегаполисами. Собственно, МГУ в момент своего основания тоже не был столичным вузом.
Опять же, никто не запрещает ребятам из провинции искать студенческого счастья в Москве и Питере. Те, кто хочет получить не просто высшее, а хорошее высшее образование (за отличным надо ехать за рубеж), и сегодня так делают. И понятно, что на развитии регионов отток сколько-нибудь одаренной молодежи отражается не самым лучшим образом. Но представим себе, что в «оптимизированных», слитых и переслитых немосковских и непитерских школах агитация за колледжи идет едва ли не активнее, чем в столицах. Помножим на загнивание и/или закрытие местных вузов и кризисное оскудение родительских кошельков. Что получим в итоге?
«Ну его, это высшее образование! Живут же люди и без него», — говорит юноша (девушка), обдумывающий (ая) свой путь где-нибудь в уездном городе N. Никуда не уезжает. Оканчивает ближайший колледж. И в стране появляется еще один «синий воротничок», или «серый». Но никак не «белый», ничего не производящий, кроме бумаг, лайков и перепостов, но заполняющий машино-места и квадратные метры столичной офисной недвижимости и возводящий свои потребительские права во главу угла.
И власть сделала нехитрый вывод. Что намного лучше и безопаснее воспроизводить «Уралвагонзавод», нежели «Жан-Жак».
quote_block node/322235Причем с этим посылом Кремль оказался не то чтобы впереди планеты всей, но вполне угадал тренд. Ведь фаворит нынешней американской предвыборной гонки Дональд Трамп тоже обязан своим успехом ставке на индустриальный класс в пику постиндустриальному. Или, в терминах американского социолога Джоэля Коткина, — за «йоменов» (рабочих и промышленников) против clerisy, «светского духовенства», объединяющего Кремниевую долину, университетскую профессуру и леволиберальные СМИ, ядерный электорат демократов.
Но когда двое смотрят в одну сторону, это не значит, что они не толкаются локтями. В случае победы Трампа Вашингтон, возможно, не столь активно, как при президентах-глобалистах, будет выпихивать Москву с мирового рынка энергоносителей. Но зато «трамповские» США гораздо более болезненно воспримут российские попытки продавать свою рабочую силу и тем самым отнимать работу у американцев.
И как тогда кормить новых отечественных пролетариев, выращенных Минобрнауки в качестве альтернативы «креативному классу»? Не получится ли, что это новое дитя окажется еще беспокойнее и ужаснее предыдущего?
Правда, эти подсчеты опираются на официальную статистику. А она, как справедливо замечает социолог Симон Кордонский, грешит довольно серьезными допущениями: «Прямые исследования показывают, что количество населения в небольших населенных пунктах недоучитывается. А в больших городах переучитывается. Если мы не можем посчитать население, как мы можем посчитать производительность труда?». Но при этом Кордонский признает, что уже сегодня значительная часть населения занята в «гаражной экономике». Иными словами, в теневом секторе.
Таким образом, задача трудоустройства «синих воротничков», которые сойдут с образовательного конвейера в течение ближайших 5-10 лет, в принципе решаема. Только этот вариант исключает получение каких-либо бонусов государством (в виде налогов) и различными государевыми людьми (в виде проектов, подобных пресловутому «Платону»). Поскольку речь, по сути, идет о пакте о ненападении, а не о социальном контракте. Власть не задевает «основ выживания» или «промыслов» (в терминах Кордонского). А население в ответ отказывается от каких-либо претензий на политическое переустройство.
Проблема в одном. 2020-е годы – это как раз время «транзита власти». Чтобы провести его максимально безболезненно, государству нужны будут деньги для выполнения в полном объеме социальных программ и финансирования силовиков. А группам влияния – утешительные призы, облегчающие привыкание к новым политическим реалиям.
Как развязать этот узел, не нарушая упомянутый пакт о ненападении, сказать сложно. Тем более сложно предположить, что отказ от борьбы с вузовским «перепроизводством» позволит избежать этой развилки. Но при сохранении существующей (и не устраивающей Сергея Иванова) доли молодежи с высшим образованием выше шанс, что новоиспеченные бакалавры и магистры все-таки создадут что-то новое, помогут вырасти бизнесам, а не «промыслам». И наоборот, превращение университетов в закрытые клубы для избранных (причем, по происхождению, а не по знанию), в инструменты регенерации, но не расширения элиты на самом деле повышает риск ее полного исчезновения. А нынешние тинейджеры, чьей судьбой сегодня, казалось бы, так легко и непринужденно распоряжается власть, вскоре будут определять уже ее судьбу, оказавшись по разные стороны далеко не виртуальных баррикад.