Вряд ли кому-то из читателей Forbes приходилось читать труды известного лишь в узких кругах российского политолога Олега Вите. Между тем он создал оригинальную теорию российского политического процесса, согласно которой политические агенты не могут представлять себе реальной картины социальных взаимодействий. Дело в том, что они ограничены в восприятии окружающего мира как шаблонами идеологий (в основном устаревших и некритически воспринятых), так и элементарным дефицитом информации (к которому можно отнести и переизбыток дезинформации, порождаемой этими же политическими агентами). Поэтому их действия выглядят рациональными только в их собственном сознании.
Такое описание, конечно, не оригинально. Однако для Вите констатация положения вещей — лишь первый этап анализа, который в конце концов приводит к построению «теории превалирования побочных результатов». Согласно этой теории, побочные последствия действий политических агентов гораздо сильнее меняют структуру социальных взаимодействий, нежели планировавшиеся. Причем в отличие от «эффекта бабочки», последствия эти проявляются не когда-нибудь потом, а почти с той же скоростью, что и задуманные (например, президентские выборы 1996 года мгновенно сделали неизбежным дефолт 1998 года).
Сам же феномен сильных побочных последствий политическими агентами если и рефлексируется, то в ограниченных пределах. Отсюда и констатация «хотели как лучше, а получилось как всегда», в которой изменения картины мира показательно отрицаются. В политическом анализе теория применима как для внутренней, так и для внешней политики. Но применима ли она в анализе действий российских экономических властей?
Многие читатели Forbes согласны с утверждениями об их ограниченной компетентности, о том, что власти опираются на недостоверную (либо ими самими же сфальсифицированную) статистику, подходят к принятию решений исходя из ложных идеологем и в целом действуют в рамках схем, ориентированных скорее на личное административное выживание. Но что российские экономические власти неспособны даже предполагать побочных последствий своих действий — в этом как раз можно усомниться.
Все шаги властей с начала кризиса 2014 года позволяют предположить, что проводится достаточно хитроумная политика. Не «загогулина», а «многоходовочка».
Видимо, будучи проинформированными своими референтами о сильном характере побочных последствий, представители российских экономических властей начали формулировать антикризисную политику именно как комплекс мер по запланированному достижению побочных эффектов. То есть перешли к упорядочению и преодолению российского хаоса, причем изощренным и парадоксальным способом.
Исходя из теории заведомо более сильного характера побочных последствий это вполне правильный подход к управлению экономическими процессами. В этом случае соотношение затрат и результатов явно будет более эффективным.
Очевидно, что именно как программирование побочных результатов формулировались, формулируются и будут формулироваться антикризисные программы. На первый взгляд, в этих программах большая часть мер выглядит как, мягко говоря, не вполне антикризисная. То есть эти меры выглядят как такие, которые можно (и даже нужно) реализовывать на любой стадии экономического цикла и даже вообще вне зависимости от этих стадий. Но это только с точки зрения людей, мыслящих в узких рамках прямой причинно-следственной зависимости (как указано выше, это не только простые граждане с элементами традиционных представлений об экономике, но и те, кого называют политическим классом). В более широких рамках все становится на свои места.
В рамках творчески применяемых положений теории программирования сильных побочных результатов включение в антикризисные программы массовой закупки автомобилей для «скорой помощи» вовсе не выглядит чем-то непонятным. Становится ясной логика и других расходных мероприятий, составляющих от двух третих до четырех пятых всех антикризисных плановых мер. Также проясняется логика ликвидации финансового надзора в условиях хаоса в бюджетном процессе.
К сожалению, «целевые побочные результаты» не могут быть легко поняты сторонним наблюдателем. Чтобы их понять, нужно находиться внутри процесса принятия решений и располагать тем набором информации, которым располагают участники этого процесса. А со стороны — нет, не получится. Про русскую литературу говорят, что она достигала своих вершин именно в периоды общественных кризисов и политической реакции. Похоже, то же можно сказать и о российских экономических властях.