Разговор с камнем: почему напоминания о репрессиях стали проблемой для власти
Глава президентского совета по правам человека Валерий Фадеев предложил в интервью РБК перенести Соловецкий камень с Лубянской площади — чтобы не проводили там «политических акций», и осудил таблички «Последнего адреса» — за избыточные напоминания «о том ужасе, который был в 1937 году». Подобная дискуссия может оказаться неким аналогом дискуссий о выносе Ленина из Мавзолея, восстановлении памятника Дзержинскому и переименовании станции метро «Войковская», которые неожиданно возникают, чтобы потом ожидаемо затихнуть. Но не исключено, что речь идет о выработке формулы устойчивой версии истории, вокруг которой намного проще строить идеологию. Аналог есть, и он недалеко.
Всему свое место
Предложенная модель отношения к репрессиям первых десятилетий советской власти очень похожа на то, как это было устроено с 1965 по 1986 год. Сам факт репрессий при Сталине не отрицался. Но внимания этому периоду истории год от года в учебниках истории и в публичном пространстве уделяли все меньше. Не могло быть и речи о расширении круга пострадавших за пределами, которые установились при Никите Хрущеве. Те, кого реабилитировали, признаны пострадавшими, остальным, как правило, поучаствовавшим в той или иной оппозиции, и поминания через запятую в энциклопедии было достаточно. Сталина в 1965 году вернули в кино, в основном в фильмы о Великой Отечественной войне. Других периодов как бы и не существовало. Выходили биографии репрессированных, хотя бы и в серии «Жизнь замечательных людей», но там упоминания ограничивались либо парой абзацев об аресте и последующем освобождении, либо констатировалась смерть без указания причин. Жил-жил человек, а потом взял и перестал. Трагедии коллективизации вообще не было, а случились отдельные перегибы, пресеченные и осужденные партией. О первых годах советской власти и гражданской войне, как правило, и спора никакого не предполагалось. Все плохое прошло, ленинские нормы партийной жизни восстановлены, «провокационных» вопросов просили больше не задавать.
В этой картинке мира было сколько-то пиетета к Сталину, сколько-то неприязни к Хрущеву и очень много желания зафиксировать хоть какую-то устойчивую версию истории. Она предполагает, что все исторические факты и толкования, работающие на укрепление системы власти, должны быть в приоритете, все, что не слишком хорошо, упоминается по минимуму, а совсем вредному — место в спецхране.
На такую устойчивую версию истории опиралась система власти, позднее названная «застоем», а еще поздней — «брежневской стабильностью».
Устойчивая история
Возможно, этот опыт и является ориентиром для нынешнего поколения руководителей. Брежневские времена они должны довольно подробно помнить и, скорее, с хорошей стороны. Были институты, которые успешно, если судить по отчетам, вели работу по воспитанию граждан. Поддерживающее большинство было не только подавляющим, как сейчас, но и хорошо структурированным. Не было и вопроса — пойти к официально разрешенному монументу или выбрать неформальный памятник.
Кажется, что можно повторить: избежать ошибок, пересобрать прежние институты на цифровом уровне и получить вполне себе работающую модель, в которой нет места излишней рефлексии по отношению к прошлым периодам. Ведь аллюзии являются в России национальным видом спорта, и любой исторический спор стремительно превращается в актуальный политический диспут. Поэтому гораздо проще утвердить одно магистральное направление, а все сомнения в его правильности считать излишними.
Однако модель «устойчивой истории» не слишком хорошо работает, если в рамки загоняется только одно направление, а другому зажжен зеленый свет.
Уже несколько лет ресталинизация только набирает обороты. Сегодня в книжных магазинах есть исторические труды на любой вкус и любое желание, но достаточно посмотреть на то, какие книги лежат в выкладке и рекомендуются посетителям. Или оценить сериалы, в которых сталинское время рисуется со все большей симпатией. Социологические опросы также фиксируют улучшение отношения к Сталину. И тут уже включаются рыночные законы: если есть интерес к персоне, то его надо удовлетворять. И желательно без всяких полутонов.
В конце 1980-х в пику антисталинской литературе вышел роман «Тайный советник вождя», в котором и сам Иосиф Сталин, и большая часть его окружения были описаны предельно по тем временам позитивно. Сегодня эта книга имела бы все шансы стать «очерняющей», поскольку там не только не отрицались репрессии и способы, которыми добывались признания, но и с некоторой симпатией описывались некоторые из расстрелянных руководителей.
В отличие от брежневского периода сегодня и номенклатура, и граждане практически не имеют личного опыта, связанного с событиями первой половины XX века, и очень мало знакомы с очевидцами. Картинка вытесняет остальные свидетельства. Если много раз повторять, что при Сталине были равенство и справедливость в распределении благ, что номенклатуру наказывали за бездеятельность, некомпетентность и сибаритство, то в это будут верить все больше и больше.
А дальше интерес к прошлому начнет перерастать в вопросы к настоящему и будущему. Это сегодня ресталинизация не имеет принципиальных расхождений с общим политическим направлением. Однако противоречия есть, и их все больше.
Пока, наверное, руководители всех уровней могут не принимать всерьез вероятность такого сценария. Собственно говоря, и в начале 1980-х руководители всех уровней старались не замечать фотографий Сталина на лобовых стеклах грузовиков и такси.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора