Реформы и эмпатия: как складывался образ советского премьера Николая Рыжкова

Смерть предпоследнего советского премьера Николая Рыжкова может стать поводом для рассуждений о том, почему отношение к нему в обществе было существенно лучшим, чем к Михаилу Горбачеву или Борису Ельцину. Когда к 90-летию со дня рождения Рыжков стал Героем Труда (в советское время «звездочку» он получить не успел — при Горбачеве членов Политбюро награждать перестали), то это решение было воспринято в общественном мнении как закономерное и не вызвало протестов. Хотя экономические эксперты строго оценивают результаты деятельности его правительства, считая, что промедление с принятием решительных мер способствовало углублению кризиса.

Ослабление контроля

Начнем с того, что Николай Рыжков, по общему мнению, был честным и добросовестным человеком. Он сделал успешную карьеру советского производственника — в возрасте 40 лет стал директором «Уралмаша», а затем правительственного администратора в отраслевом министерстве и Госплане. В ЦК КПСС, куда он пришел уже опытным хозяйственником, занимался экономикой, принадлежал к числу чиновников нового поколения, которых продвигал Юрий Андропов на смену престарелой партийно-советской брежневской элите. Возглавил союзное правительство как «человек Горбачева» в 1985-м, в эпоху перестроечных надежд.

Рыжков искренне хотел реформировать советскую экономику, давая больше самостоятельности предприятиям и несколько ослабляя жесткий контроль над ними со стороны центра. Вначале ставка была сделана на ускорение научно-технического прогресса, развитие наукоемкого машиностроения, о чем наиболее продвинутые советские администраторы говорили еще с 1970-х. Но когда нефтяные цены еще сильнее пошли вниз, то стало ясно, что ускорение нереалистично. Тогда и появилась новая идея — предоставить определенные возможности для развития частной инициативы посредством кооперации, которую Рыжков видел в качестве дополнения к доминирующему государственному сектору по образцу тогдашних стран Восточной Европы. А сам нарождающийся бизнес — как ленинских «цивилизованных кооператоров» с поправками на реалии индустриального общества. Кооператоры, по его мнению, должны были либо заменить государство в сервисной сфере — ярким примером стали кооперативные кафе, либо продвигать новые технологии — вспомним, что некоторые бизнес-структуры 1990-х изначально именовались центрами научно-технического творчества молодежи (НТТМ).

Некоторые решения тогдашнего правительства выглядели, мягко говоря, романтичными — веря в способность людей принимать рациональные долгосрочные решения, оно ввело выборность директоров государственных предприятий. Но голосовавшие на этих выборах люди были не собственниками, способными просчитать планы хотя бы на среднесрочную перспективу, а наемными работниками, поддерживавшими кандидатов, обещавших краткосрочные результаты типа быстрого повышения зарплаты. Кооператоры же в полном соответствии с законами бизнеса стали работать не там, где полезнее государству и обществу, а там, где можно было быстрее и больше заработать. Попытки разделить кооперативы на «хорошие» и «плохие» (к последним относились торгово-закупочные) ни к чему не привели — к тому времени рынок уже бурно развивался и ломал установленные рамки. Тем более что в этом была заинтересована наиболее активная часть общества, способная разными способами — от апелляции к общественному мнению до элементарной коррупции — продвигать свои интересы.

Рыжков оказался премьером в ситуации быстрого развала экономики, к которому его правительство готово не было — оно состояло из людей, для которых естественной и органичной была экономика советская, управлявшаяся из единого центра. Попытки сделать этот центр лучше и гуманнее привели к дальнейшему ускорению развала, снижению исполнительской дисциплины, растаскиванию ресурсов директорами и аффилированными с ними структурами. Долгосрочные планы развития устаревали еще до их принятия и заменялись новыми — с той же печальной судьбой.

Своевременный уход

Правительство Рыжкова оказалось неудачным, но сам премьер неожиданно для многих сохранил неплохую репутацию среди населения, а в современной России 20 лет представлял в Совете Федерации Белгородскую область. И это несмотря на то, что к концу 1990 года он был крайне непопулярен и получил репутацию противника радикальных реформ. Слово «радикальные» тогда воспринималось положительно и противопоставлялось «консерватизму», казалось бы, прочно ассоциировавшемуся с косностью и неэффективностью. В 1991-м, баллотируясь на пост президента РСФСР, Рыжков набрал лишь 16% голосов, проиграв Борису Ельцину уже в первом туре.

Однако, оттягивая принятие непопулярных решений, Рыжков не связал свое имя ни с масштабным повышением цен, ни с конфискационной денежной реформой — все это произошло уже при его преемнике Валентине Павлове. А либерализация цен и обесценивание вкладов в сберкассах случились уже после распада СССР, при правительстве Бориса Ельцина и Егора Гайдара. Слова «радикализм» и «либерализм» приобрели в массовом сознании негативную коннотацию — людей потянуло к стабильности и консерватизму, который, напротив, перестал восприниматься как нечто плохое. Недавние герои становились аллергенами, и наоборот — о тех, кого недавно осуждали, стали отзываться комплиментарно. Эволюция имиджа Леонида Брежнева (посмертная) и Егора Лигачева (прижизненная) была ярким примером этой тенденции. Что до Рыжкова, то его и в бытность премьером критиковали куда меньше — и поэтому воспринять его как заслуженного руководителя было легче.

И в этой ситуации старые претензии к Рыжкову и его правительству стали быстро забываться в стремительно меняющейся России. Тем более что «простые люди» отличаются от экономистов тем, что не изучают причинно-следственные связи. И суждения о том, что надо было проводить реформы быстрее, причем желательно не при Рыжкове, а хотя бы при «позднем» Брежневе, не укоренились среди россиян. А вот точка зрения, что «раньше было лучше», а потом пришли некомпетентные люди и все развалили, оказалась куда популярнее. Причем Рыжков стал последним политиком, к которому относилось понятие «раньше» — он вовремя ушел в отставку, что сняло с него ответственность за проводимую политику и символически связало его с советским временем, по которому общество испытывало все большую ностальгию.

Моральная поддержка

А еще Рыжков был популярен в Армении как куратор работ по ликвидации последствий страшного землетрясения в декабре 1988 года. Он показал себя там не только как управленец, но и как человек, способный к проявлению эмпатии, что было необычно для советских лидеров. В 2008 году «за весомый личный вклад в организацию восстановительных работ после разрушительного землетрясения 1988 года, исключительную моральную поддержку, оказанную Армении в трудные для нее минуты» Рыжков был удостоен звания Национального героя Армении. В этой формулировке обращают на себя внимание слова о «моральной поддержке» — люди почувствовали не только реальную помощь, но и искреннее сопереживание. Впрочем, все когда-то проходит, и для молодых граждан Армении, не помнящих СССР и все больше смотрящих на Запад, Рыжков — это уже часть истории.

И в суровом мире первоначального накопления, когда людям объясняли, что они должны сами заботиться о себе, а не надеяться на государство, вспомнили добрым словом о премьере, который хотя бы переживал о судьбах народных и что-то пытался сделать. Одной из особенностей массового сознания в России является то, что если люди исходят из честности, добросовестности и лучших намерений того или иного политика, то могут простить ему и неудавшуюся попытку. Как в опере «Юнона и Авось»: «Авантюра не удалась, за попытку спасибо». Тем более что в Рыжкове, в отличие от графа Резанова, никогда не было ничего авантюрного — его образ всегда отличался солидностью и взвешенностью.

При этом голосовать за возглавляемый бывшим союзным премьером блок «Власть — народу!» избиратели не стали — на думских выборах 1995 года он получил 1,6% голосов. В его способности как современного политического лидера не верили — но за прошлую эмпатию не осудили, как эмоционально осуждали и Горбачева, и Ельцина, и Гайдара. Так что вердикт населения в отношении Николая Рыжкова оказался более благожелательным, чем мнение экономистов о результатах работы его правительства.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора