С виноделом один на один: почему снижение планки качества опасно для виноделия

Вхождение лучших российских вин в условную высшую лигу мирового виноделия со стороны выглядело эффектно, и первые медали отечественных вин на лучших конкурсах от Лондона до Гонконга кому-то дали повод для гордости. Но донести благую весть до широкой аудитории мы не успели. Нараставшая в последние пять лет волна международного признания не достигла критической массы. О том, что доля российских вин в объеме нашего винного рынка перевалила в 2022 году за 50%, отчитались как о выдающемся достижении отрасли. Но есть ли тут повод для оптимизма?

До вступления в силу федерального закона о виноградарстве и виноделии российский винный рынок состоял из трех примерно равных объемов: во-первых, импортного вина в бутылках, во-вторых, отечественного вина, произведенного из российского винограда, и, в-третьих, из вина, ввезенного «наливом» («балком») и бутилированного на территории России. Новый закон запретил российским винным производителям использовать импортный «балк», и за освободившееся рыночное пространство развернулась борьба, в которую, между прочим, включились и производители крепкого алкоголя.

Тот факт, что по итогам года российским производителям удалось удержать более половины рынка, не может не радовать. Но если мы посмотрим на ситуацию глазами потребителя, не очень глубоко погруженного в рыночную проблематику, то придется признать, что спрос на российское вино снизился. Ведь пресловутый «простой потребитель» в подавляющем большинстве и не знал, что за вино продавалось с российскими этикетками. Он просто покупал приглянувшуюся бутылку, исходя из своего представления о прекрасном, то есть из соотношения цены и качества. И суровая статистика говорит нам, что после вступления закона в силу потребитель стал реже выбирать вино с российской этикеткой. Раньше российские этикетки составляли почти две трети рынка, а сейчас лишь чуть больше половины. И если потребление вина в стране за год стагнировало или снижалось (за исключением категории игристых вин, которая продолжала расти), то продажи крепкого алкоголя выросли. Производство водки (а это 75% объема крепкого алкоголя) поднялось на 4%, а прочие ликеро-водочные изделия с содержанием спирта более 25% рванули вверх сразу на 42%.

Признаем справедливости ради, что потребление вина напрямую зависит от покупательной способности населения, которая, увы, не растет. Признаем также, что российским производителям критически недостает сырья, площадь виноградников прирастает медленнее, чем того требует рынок. И все же мы должны согласиться, что прогрессивный закон, декларирующий «чистокровность» российских вин и гарантирующий их «прописку» в месте происхождения винограда, сам по себе не стимулирует спроса.

В отличие от большинства крепких напитков бутылка вина, даже на уровне экономкласса, будит воображение и разгоняет фантазию. Вино интересно пить, хоть что-нибудь зная о сортах винограда и терруаре, не говоря уже о заманчивых тайнах винного производства. Вино — это про цвет, аромат и вкус, их интересно обсудить и оценить. И когда у потребителей есть понятные модели оценки, потребление вина получает необходимый коммуникационный стимул.

В лучшие времена винной критики, когда Дженсис Робинсон пикировалась с Робертом Паркером, например, по поводу Chateau Pavie урожая 1982 года, продвинутые любители вина подхватывали тему и спорили друг с другом в социальных сетях с азартом, не уступавшим по накалу войнам футбольных фанатов. И даже если для поддержания разговора приходилось откупорить не Chateau Pavie 1982 с его заоблачной ценой, а какой-нибудь Saint-Emilion попроще, каждая дегустация наполнялась особенным смыслом.

Когда эмиссар Роберта Паркера начал дегустировать российские вина и публиковать рейтинговые оценки на страницах Wine Advocate, это было еще более прекрасно. Доморощенные винные эксперты, блогеры и резиденты самодеятельных винных клубов принялись сравнивать свои личные оценки, выставленные на не очень трезвую голову какому-нибудь красностопу или саперави, с баллами «самого» Паркера. В эти моменты существование российского винного энтузиаста на самом деле имело значение.

Сегодня, когда имена мировых винных гуру смыты с нашего песчаного побережья волной геополитического цунами, возбудить интерес к премиальным отечественным винам сложнее. Но пока мы не разучились проводить слепые дегустации и не померкла плеяда экспертов, которые на «ты» с первым поколением седовласых обладателей титула Master of Wine, у нас есть ресурс. Независимые рейтинги и конкурсы — криптовалюта современного винного рынка.

После того как мы в нашем подсанкционном пространстве на неопределенный срок остались как бы без связи с внешним миром, на винных экспертах лежит двойная ответственность. Придется защищать едва утвердившуюся в российском винном сообществе систему ценностей и делать ее привлекательной для требовательной аудитории.

А в остальном с вином, в общем-то, все примерно так, как с футболом. Винный судья, как и футбольный арбитр, должен быть вынослив, внимателен и беспристрастен. В чем-то винному эксперту сложнее. Например, ему трудно проверить правильность решения видеоповтором. И осечка какого-нибудь знаменитого вина в слепой дегустации не выглядит так же картинно, как падение Криштиану Роналду, хотя и звездные виноделы могут допустить обидный фол.

Кстати, винный эксперт не должен страдать тщеславием, ведь футбольный матч неспроста судит целая бригада. Временно обделенные вниманием условного Роберта Паркера российские виноделы не должны чувствовать, что остались один на один с потребителем. Понижение планки качества при кажущемся ослаблении конкуренции смертельно опасно для виноделия. Привлечь внимание отвернувшегося от нас Паркера будет легче, чем вернуть ушедших с трибун зрителей.

Месси любят за красивую игру, хотя он и с пенальти не всегда забивает. А для квасного патриотизма, если разобраться, есть только тот повод, что квас на Западе пока не производят.  

Результаты рейтинга Top100Wines 2022 года