Неуправляемая трансформация: как российская экономика будет меняться в 2023 году

Гениальное (без иронии) изобретение спичрайтеров российского ЦБ — эвфемизм «структурная трансформация экономики» — заслуживает звания главного словосочетания 2022 года. Действительно, в результате решений, принятых в феврале руководством страны при как минимум пассивном нейтралитете большей части элит, запущены глубокие и необратимые преобразования отечественной экономики. По масштабу они сопоставимы разве что с событиями тридцатилетней давности, девяностыми годами прошлого века, которые были посвящены переходу от плановых к рыночным отношениям. Как и тогда, это чрезвычайно сложный и запутанный, причем во многом неуправляемый процесс. Его конечный результат, после того как осядут трансформационные пыль и пепел, совершенно неочевиден — ни с точки зрения будущей отраслевой композиции экономики, ни с точки зрения новой структуры собственности и вытекающих из нее политико-экономических следствий. 

Пока остается самым большим вопросом, на чем отныне собирается специализироваться Россия и за счет чего после постепенного сворачивания сырьевой ренты будут формироваться ресурсы для поддержания теперешнего уровня потребления, не говоря уже о куда более ресурсоемком экономическом развитии. И если еще год назад этот вопрос стоял теоретически, сегодня он перешел в практическую плоскость. 

Тем не менее кое-какие общие черты грядущего уже сейчас можно описать. Вот некоторые из них.

Экономика станет меньше

После абсолютного сокращения производственной активности в 2022 году даже наибольшие оптимисты не сулят нам роста и на 2023 год, дополнительно оговариваясь, что риски углубления спада и в их прогнозах достаточно высоки. При продолжении глобального экономического подъема (даже недавно урезанная оценка МВФ все еще находится в зоне уверенного роста) мировая экономика за эти два года прибавит в весе почти 6%, еще больше сокращая относительные масштабы и возможности российского народного хозяйства. Падение добавленной стоимости неизбежно уменьшит и располагаемые доходы: схлопнется сама способность государства их перераспределять, и неравенство при этом может только усилиться. И зажатый драконовскими капитальными ограничениями валютный курс не способен вечно сохранять нынешние условия торговли для России на фоне заведомого ухудшения экономических перспектив: рубль так или иначе обречен ослабевать, а покупательная способность большинства российских экономических агентов — падать.

Более закрытая и менее конкурентная

Сворачивание физических объемов экспорта в 2022-м составит, по-видимому, более 10% (хотя денежная выручка благодаря выгодной ценовой конъюнктуре даже вырастет), а импорт сократится почти на 30%. Это не только сжатие и ухудшение качества инвестиционного спроса и потребительского выбора, но и упущенные возможности для извлечения доходов и неизбежная утрата международной конкурентоспособности в будущем. Экспортные поставки день за днем обременяются все большими издержками, а параллельный импорт способен лишь отчасти залечить раны, наносимые импорту нормальному: так, ожидается, что ввоз оборудования и комплектующих в Россию в 2022 году сократится примерно вдвое. Не стоит забывать и про прогрессирующий уход с отечественного рынка значительного числа иностранных компаний (увы, лишь в редких случаях притворный); это сокращает технологические и управленческие возможности российской экономики, а также окончательно обрубает тонкие нити, связывающие ее со всемирной фабрикой — глобальными цепочками создания стоимости. 

Снижение эффективности

Любая ресурсная мобилизация на самом деле непосредственно снижает воспроизводственную эффективность экономики. В нашей ситуации, когда оптимальный ресурсный набор уже недостижим, полноценная его замена будет доступна далеко не всегда, а импортозамещающие решения при наличии санкционных ограничений еще более затруднены, чем ранее. Компании станут покрывать множественные дефициты — причем не только оборудования, материалов и комплектующих, но и качественной рабочей силы — доступными и часто кривыми альтернативами, смещаясь все дальше от эффективной границы производственных возможностей и утрачивая конкурентные преимущества. Интересы восстановления коммерческой целесообразности многих производств на микроуровне могут потребовать урезания издержек на макроуровне путем резкой девальвации и снижения доходов работников, еще больше подрывая перспективы развития на основе внутреннего спроса и потребительской активности. 

Опора на бюджетный спрос

Неудивительно, что в этих условиях и внешний, и внутренний частный спрос не благоприятствуют процветанию опирающихся на них отраслей. Как свидетельствует промышленная статистика, заметное в масштабах всей экономики расширение объемов производства продолжается сегодня только в сегментах, непосредственно завязанных на оборонные нужды (то есть действующие вне конкурентной среды и финансируемые за счет бюджета), — это металлопродукция, нефтепродукты, текстиль. Определенно имеет место движение в обратном направлении по сравнению с конверсионной трансформацией 1990-х годов, а также ухудшение экономического процесса не только количественно, но и качественно: создается все больше продукции, которая не может быть потреблена за счет рационального спроса населения или бизнеса.

Именно будущее соотношение между рыночной и нерыночной составляющими отечественной экономики (и жизни в целом) составляет основную интригу предстоящей трансформации. Пока нерыночный сектор в три смены клепает свои изделия, не считая ресурсов и издержек (все оплатит безмолвный российский налогоплательщик), рыночный ищет пути сбыта, изобретает механизмы экономии и нащупывает иные рецепты коммерческого выживания. Уже даже не прибыли ради — а чтобы обеспечить сохранение каких-то масштабов деятельности, активов, команды и репутации. Частный российский бизнес в очередной раз опровергает предубежденное начальственное презрение и демонстрирует невероятные чудеса приспособляемости. Если мы и видим пока небольшой спад экономики и минимальные бытовые отклонения от прежней, ушедшей от нас навсегда жизни, то только благодаря этому.

Еще совсем недавно отчетные успехи страны проверялись в первую очередь различными социально-экономическими достижениями — будь то прирост ВВП, снижение таргетируемой инфляции или приумножение Фонда национального благосостояния — где все это сейчас? Теперь уже не до бравурных отчетов. Мы сравниваем нынешние результаты даже не с предыдущими (не слишком впечатляющими, прямо скажем), а с несбывшимися, к счастью, апокалиптическими прогнозами. Отмена президентского послания 2022 года в этом свете совсем не удивляет — какой смысл рассуждать о происходящем в терминах утраченных рабочих мест и доходов? Обоснования — если они и существуют — лежат в каком-то ином трансцендентном пространстве, куда экономические реалии имеют шанс спроецироваться лишь тогда, когда становятся жесткими ограничениями.

Но до этого пока не дошло и нет уверенности, что скоро дойдет.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора