Отставка Владимира Якунина с поста главы РЖД имеет для истории нашей страны не меньшее значение, чем апрельский пленум ЦК КПСС, чей 30-летний юбилей отмечали весной. «Порядок навести», «разгрести конюшни», «получать за бюджетные деньги хоть что-то» — так сегодня чиновники объясняют увольнение года, но в реальности оно — увольнение — событие намного более масштабное, историческое, этапное.
Якунин занимал свой пост не потому, что был компетентен или разбирался в железных дорогах. Он занимал свой пост потому, что был товарищем президента Владимира Путина. Его уволили потому, что друзья Путина больше не могут занимать ответственные посты, если они плохо работают. Они больше не являются инструментом управления страной, говорит, например, Глеб Павловский, комментируя отставку Якунина агентству Bloomberg.
Что это означает? Это означает, что старая модель государства, старая модель режима, точнее говоря, больше не работает. Российское государство было создано в начале 1990-х годов как принципиально, сознательно и тотально деидеологизированное. То есть являлось государством, способным совершать любые идеологические кульбиты, если этого требовала текущая политическая и экономическая ситуация. Когда президент Путин пришел к власти, он не стал ломать эту систему, а укрепил ее. Укрепил через своих друзей и товарищей, превратив их в кадровый пульт управления страной. Личная лояльность гарантировала устойчивость команды и национальную устойчивость во время совершения Кремлем необходимых политических или экономических маневров. Она гарантировала при этом и возможность бесконечного личного обогащения для членов команды — друзей и товарищей президента.
Оба свойства системы — устойчивость и коррупция — как бы подпирали друг друга и систему в целом.
То государство смогло вернуть советский гимн и закрыть советские военные базы во Вьетнаме и на Кубе. Отпустить курс рубля, создать значительные валютные резервы и при этом увеличить объем дотаций разным сословиям почти до советского уровня. Сохранить либеральную печатную прессу и полностью управляемое государством телевидение.
С точки зрения известных человечеству технологий государственного строительства такой режим был сам по себе был значительным открытием. Он обладал набором уникальных свойств: почти бесконечной адаптивностью к изменениям внутренней среды, значительной адаптивностью к изменению внешних условий, способностью впитывать без следа пятна от экономических, этнических, сословных и даже национальных конфликтов. По сути, это было что-то вроде супертюнингованного «Хаммера», который и в горку въедет, и через болото перевезет, и добычу доставит, куда нужно, и стрельнуть может, если что. Летом прошлого года этот «Хаммер» президент Путин лично разбил в степях Восточной Украины. «Хаммер» остался на ходу и с трудом вернулся домой из рискованной экспедиции. Но больше ездить он не может. Это и есть причина новой перестройки. «Хаммер» стоит на кремлевской парковке, и малыми силами его не починишь. Надо строить новый. Вернее, перестраивать тот, что есть.
Говоря другими словами, война на Украине уничтожила оба козыря путинской системы власти.
Вместо идеологии отсутствия идеологии, идеологии «заботы о населении», которая давала возможность и пособия платить, и тарифы ЖКХ поднимать ради выгоды стратегических инвесторов, появился консервативный монстрик «традиционных» ценностей, уточняющий сам себя по ходу своего развития. Вместо коррупции на высших этажах власти, которая была оборотной стороной довольно бурного экономического роста и роста доходов того самого населения, появилось безденежье и финансовая запертость, масштабы которой не могли предсказать даже ее сторонники, чиновники, кричавшие в прошлом году: «Да, санкции!» Примерно с таким же набором отсутствующих козырей в 1985 году начинал перестройку и Михаил Горбачев. Идеология, которая не работает, правда, по другой причине. И деньги, которых все меньше, по причинам, примерно схожим с нынешними.
Главное различие перестроек Горбачева и Путина: их интенция, как говорят философы, направленность, устремленность то есть. Горбачевская перестройка была прогрессивной по форме и консервативной по содержанию. Она предполагала возвращение к досталинскому СССР — ленинизм, кооперация и НЭП — за счет прогрессивных форм включения граждан в процесс политического государственного и экономического строительства. Нынешняя перестройка, напротив, консервативна по форме и прогрессивна по содержанию. За счет радикальной консервации форм общественной жизни и введения повсеместного идеологического контроля она должна доставить Россию в некоторое желаемое прогрессивное будущее, в котором ее экономика будет отвязана от Запада, закрыта, но работоспособна и даже модернизирована.
Последнее и есть причина увольнения Якунина и объяснение смысла новой перестройки. Независимость, а Путин хочет одарить Россию именно независимостью, защищенностью от управляемой США и Западом мировой экономики, стоит дорого. Она не предполагает прежних гомерических форм коррупции, не предполагает хранения элитой своих денег на Западе, не предполагает крайних форм неэффективности, вроде неэффективности Якунина, и не предполагает, что лояльность без труда и результатов вообще стоит каких-то денег. Если перевести все это на язык предметов и фамилий, то получится примерно так. Старый путинский режим хотел, чтобы Аркадий Ротенберг построил мост в Крым с большой прибылью, но по просьбе государства не драл с водителей три шкуры за проезд по платной трассе «Москва - Петербург».
Новый, наоборот, предполагает, что Ротенберг построит мост в Крым себе в убыток, но получит право брать за проезд по радищевскому маршруту столько, сколько ему будет нужно.
Самое слабое место обеих перестроек — необходимость включить в сценарий пункт о передаче власти. Невозможно обойти эту передачу, когда власть буквально, в прямом смысле слова переливают из одной формы — старой и разбитой - в новую. Горбачев решил этот вопрос просто, передав власть самому себе, превратившись из генсека в президента СССР. Владимир Путин, кажется, по поводу транзита еще ничего не решил. Но примерно понятно, какие варианты могут лежать у него на столе.
Первый и самый простой — собственно горбачевский сценарий. Масштабная конституционная реформа, наделение президента сверхполномочиями — идеократическими или экономическими (с уничтожением должности премьера), что не так важно. Этот вариант, кажется, по сердцу так называемым силовикам. Глава СК Александр Бастрыкин недавно призвал, наконец, «распечатать» саму возможность радикально править Конституцию, приняв закон о Конституционном собрании. Важно понимать, что эта тема 15 лет была под запретом, Кремль жестко пресекал любые попытки заговорить об этом законе, без которого нельзя править первые три главы Основного закона.
Второй сценарий — обратный транзит, передача высшей власти бывшему президенту и нынешнему формальному преемнику Путина Дмитрию Медведеву. Доходящие из Кремля и партии «Единая Россия» слухи о том, что премьер лично возглавит кампанию партии следующим летом, факт отставки врага и главного раздражителя для команды Медведева — Якунина, вроде бы подтверждают, что и этот вариант кем-то прорабатывается и даже имеет сторонников. Если этот сценарий будет реализован, станет понятно, зачем Кремль так настойчиво (пусть грубо и неумело) протаскивал перенос выборов в Думу с декабря на сентябрь 2016 года. После победы ЕР и Медведева на выборах (если такая победа случится) в сентябре Путин сможет спокойно уйти в отставку, выборы президента пройдут в декабре, который с этой целью и расчистили от думской кампании. Важно понимать, что версия «Путин победит в 2018 году на выборах и уйдет» не имеет права на существование. Путин или повторит путь Бориса Ельцина, опередив своих врагов и всю систему своей досрочной отставкой, или не уйдет в отставку вовсе. Его понимание политической ответственности не предполагает отказа от только что обновленного мандата на правление.
Третий сценарий — фантастический. Возможно, консерватизм нынешней перестройки окажется настолько значим, что в чисто республиканскую форму российскую власть перелить не удастся. Тогда в декабре 2016 года страну ждет референдум о введении монархии: вряд ли монархом захочет быть сам Путин, но появление монарха позволит ему править в статусе русского генерала Франко как угодно долго: до собственной смерти или до успешного завершения им дела жизни, как бы он это дело ни понимал.