Политика Бориса Немцова убила высшая российская власть, считает политик Алексей Навальный. И тем самым делает этой власти комплимент. Он допускает, что несколько руководителей государства способны собраться в одной комнате, конструктивно поговорить и сообразить на пятерых заговор, имеющий целью политическое убийство.
Думать так — значит думать про нынешнюю власть слишком хорошо, как бы ужасно это ни звучало.
Высшие руководители российского государства погрязли в интригах, бегают от ответственности и уже не справляются с управлением страной. Заговор они устроить тоже не в состоянии. Государственный терроризм, устранение лидеров оппозиции — обычное для авторитарных режимов дело, но наш уже не способен даже на это.
Последние десять лет режим Владимира Путина непрерывно мутирует, переходя от одной формы автократии к другой. Нынешняя фаза, начавшаяся ровно год назад, — это фаза заката персоналистской диктатуры. Ей свойственны два ключевых признака. Первый — режим начинает спонтанно, без и даже вопреки воле своего лидера, производить «черных лебедей» разного масштаба. Немыслимые, непредсказуемые и очень плохие для страны события происходят все чаще и чаще. И война на Украине, и убийство Немцова — это и есть «черные лебеди», и с каждым днем их будет все больше. Они происходят не потому, что верховная власть хочет, чтобы они происходили. Они происходят потому, что вся система власти вышла из нормального — нормального даже для авторитарной диктатуры — состояния и движется в никуда.
Второй признак заката автократии — отсутствие у лидера государства работающих механизмов обратной связи, отсутствие способности в критических обстоятельствах (а убийство федерального политика в километре от Кремля — это полноценное ЧП) добиться от всей системы исполнения ею своих обязанностей. В комментариях представителей спецслужб по поводу убийства Немцова мы слышим не твердое обещание найти совершивших дерзкое преступление, а услужливое перечисление версий, нужное, чтобы понять, какую именно версию предпочтет глава государства. Отсутствие обратной связи именно это и означает — система и ее отдельные элементы начинают докладывать лидеру не как дела обстоят на самом деле, а то, что он хочет слышать. Спецслужбы не ловят преступников и террористов, а пытаются угадать, каких именно террористов им нужно поймать, чтобы их похвалили.
Все это не значит, что кто-то из многочисленных высокопоставленных спецслужбистов не мог организовать убийство на Москворецком мосту. Более того.
Скорее всего, так оно и было: насквозь проагентуренные псевдоэкстремистские ячейки всех мастей — удобный инструмент для решения таких «задач».
Но это убийство не есть признак государственного сговора на самом высоком уровне. Это убийство — признак выхода системы управления в некое запредельное состояние, в котором человека, политика, можно убить не для того, чтобы обескровить оппозицию, а чтобы решить проблему с бюджетным финансированием, сорвать или наоборот подтолкнуть процесс слияния с какой-нибудь другой спецслужбой, свести личные счеты с соперником по подковерной борьбе в Кремле. И это на самом деле страшнее, чем государственный заговор на высшем уровне.
Заговор, в котором участвуют представители спецслужб, политическое руководство и политические менеджеры, — признак того, что система способна оценивать вызовы, способна понимать политическую ситуацию и может принимать решения, пусть и такие кровавые. Но эта система неадекватна, поэтому ни на что вышеперечисленное она не способна. Президент-небожитель, погруженный в геополитические фантазии, его окружение, парализованное страхом потерять свой статус, представители которого будут сводить счеты друг с другом до той поры, пока не развалится вся государственная машина, чиновники рангом поменьше, которые просто ловят рыбку в этой мутной воде, — так выглядит разваливающийся на глазах российский госаппарат. Такая система в целом уже не способна на террор или репрессии — на них могут решиться только отдельные ее элементы и вовсе не во имя выживания всей системы, а во имя собственного выживания и получения доступа к кормушке побольше.
В этом смысле с убийством Немцова вполне можно сравнить начало войны на востоке Украины.
Два «Урала» с наемниками, которых отправило в Донбасс не российское государство, а группка решительных авантюристов, привели 140-миллионную страну к краю экономической и политической пропасти. Здесь — в случае с убийством Немцова — все выглядит почти так же. Один или парочка решительных нелюдей на каком-то из этажей властной пирамиды решают свои мелкие задачки, а в результате мутная клоака почти несуществующей российской политики превращается в место, где не только невозможно дышать, но еще и льется кровь. А вся страна опозорена еще одним «черным лебедем».
Российская власть пока что может работать как генератор пресловутой «атмосферы ненависти», но уже, кажется, не способна работать как система управления. Власть, сознательно убивающая своих противников, выглядит ужасно, но еще ужасней выглядит власть, которая не может заставить своих представителей применить насилие или воздержаться от его применения, не может их контролировать, не способна найти тех, кто бросил ей вызов, и не способна даже осознать, что этот вызов брошен именно ей. Скоординированный государственный террор в такой ситуации — это цветочки. Ягодки — коллапс государства, который, кажется, происходит у нас на глазах.