Введение предоплаты на газ для Украины оказалось более реальным, чем ввод российских войск. Вероятность силового вмешательства пока остается. Но, похоже, в украинской партии Россия играет не в Советский Союз, а в Саудовскую Аравию. На кону не столько геополитические, сколько геоэкономические бонусы. И усиление переговорных позиций в глобальном энергетическом торге для Кремля важнее территориальных приобретений.
Те, кто объяснит подобное целеполагание корыстолюбием элит, будут правы лишь отчасти. И дело не в том, что каждая нация имеет ту элиту, которую заслуживает. Ведь даже закоренелые ястребы не в состоянии предложить такую идеологию экспансии, которая позволяла бы, с одной стороны, сплотить народ, а с другой — дезавуировать чисто обывательские опасения. Ни евразийство Александра Дугина, ни «русский мир» в редакции «Спутника и погрома» на эту роль не годятся. Точнее, любая попытка официального использования этих знамен чревата серьезными межнациональными конфликтами уже в самой России. А продолжать войну при наличии такого неспокойного тыла —- значит обречь себя на тотальное поражение.
Какой бы скепсис ни вызывал мем про «американский образ жизни», но у Штатов есть тот соус, под которым Белый дом может скармливать избирателям даже крайне рискованные и потенциально весьма болезненные внешнеполитические решения.
У Кремля такой «приправы» нет.
Кнут» в виде «силового мониторинга» для элит и пряник в виде щедрых бюджетных вливаний для населения не считаются. Количество пряников на фоне стагнации и санкций и так стремительно сокращается, а война их сделает еще дефицитнее. Что до кнута, то и с ним далеко не все в порядке — свидетельством чему загадочное самоубийство бывшего замначальника Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) генерала Бориса Колесникова.
Едва ли не единственное, что без всяких «добавок» могло бы оправдать новую масштабную войну в глазах подавляющего большинства россиян, — это защита от наступающего хаоса и стремление навести элементарный порядок в сопредельном failing state. Собственно, идею порядка можно считать базовой для отечественной государственности. Российская империя упорядочивала Сибирь, Кавказ и Среднюю Азию. А Сталина, несмотря на все его злодеяния, почитают, потому что «при нем порядок был». И не потому ли советский вождь рассорился с жаждущим перманентного революционного хаоса Львом Троцким, но до поры до времени находил общий язык с Адольфом Гитлером?
Наконец, в современной России политическое долголетие Владимира Путина связано с общественным запросом на стабильность ничуть не в меньшей степени, чем с зачисткой партийного и медийного пространства. Точнее, трудно предположить, что эта зачистка увенчалась бы успехом, не сумей Кремль удовлетворить упомянутый запрос. И как раз силы, неудовлетворенные темпами «упорядочивания», с наибольшим трудом поддавались «асфальтированию». Возможно, это связано с их далеко не либеральными взглядами, умением рекрутировать молодежь или даже поддержкой со стороны ряда представителей элиты. Так или иначе, но националисты — а речь идет о них — из главной угрозы для Кремля в конце «нулевых» превратились чуть ли не в основную его неофициальную опору в начале украинского кризиса, а теперь вновь рискуют стать проблемой, даже почище той, что была во времена «Манежки».
Парадоксально, но сторонники «русского порядка», став вдохновителями и военными наставниками украинских федералистов, лишили Кремль ключевого аргумента в пользу «упорядочивающего» вторжения. Поскольку избрание политтехнолога на пост премьер-министра самопровозглашенной республики по сути мало чем отличается от назначения телеведущей заместителем секретаря Совета национальной безопасности и обороны. В качестве троллинга «майданократии» подобные кадровые решения вполне уместны. В качестве идеологического обеспечения военной операции и неизбежно сопутствующих ей человеческих жертв — вряд ли.
В то же время нельзя не согласиться с наблюдателями, которые разочарование участников «русской весны» считают не менее опасным, чем их триумф.
Участие в боевых действиях сильно меняет психику человека и его подходы к решению различных спорных вопросов. А в сочетании с обидой на «предательство» со стороны российских властей эти метаморфозы могут дать гремучую смесь.
И вот здесь стоит вновь вернуться к Саудовской Аравии. Было бы слишком опрометчиво зачислить всех полевых командиров, воюющих в Сирии или Ираке, в горячие поклонники дома Сауда только на том основании, что они вольно или невольно действуют в интересах Эр-Рияда. Скажем больше: окажись они на Аравийском полуострове, королевскому семейству пришлось бы так же несладко, как сейчас приходится Башару Асаду или иракскому премьеру Аль-Малики, невзирая на принадлежность к разным течениям ислама.
Но, видимо, в том и заключается секрет сохранения богатого авторитарного режима, чтобы у способных его поколебать пассионариев всегда находились дела за рубежами.
Причем, эти «дела», вне зависимости от мотивации тех, кто их совершает, неизменно способствуют ослаблению конкурентов, а следовательно, укреплению упомянутого режима.
Судя по всему, без использования этого саудовского «ноу-хау», Кремлю просто не удастся минимизировать все риски, связанные с Украиной. К тому же, стремительно развивающийся иракский кризис и весьма вероятная угроза прекращения нефтяных поставок со Среднего Востока делает европейских контрагентов «Газпрома» и «Роснефти» гораздо более сговорчивыми, чем пару недель назад.
Но склонность petro-state укреплять свои конкурентные позиции столь неоднозначным способом, а главное — его тиражируемость, неизбежно приведет к финальной битве между сильнейшими игроками. А в ней уже победит тот, кто сможет предложить более привлекательную идеологию. Ведь нефтедолларов у них будет примерно поровну.