Юбилейное заседание Валдайского клуба, участником которого мне довелось быть с момента основания в 2004 году, в этот раз стало сценой для презентации нового поворота и во внешней, и во внутренней политике России. В лучах славы купались оба архитектора соглашения по Сирии: президент Владимир Путин и министр иностранных дел Сергей Лавров.
На форуме было два основных сюжета: убедительные, но при этом неконфронтационные выступления представителей оппозиции Геннадия Гудкова, Ильи Пономарева, Владимира Рыжкова, Ксении Собчак и дискуссия о национальной идентичности. Последней была посвящена и речь Путина на Валдае.
Начнем с нее. Речь стала еще одной попыткой сформулировать идеологию постсоветской России. При этом, с одной стороны, Путин декларирует, что «сверху» национальную идею не спустишь, а, с другой, четко формулирует лимиты той самой идеи. Конечно, она в корне отличается от сусловской мертвечины, но звучит скорее как идеология Общероссийского народного фронта, а не сложнейшего российского политического «мiра» второго десятилетия XXI века.
На словах Путин отвергает как западничество и либерализм, к которому кремлевские спичрайтеры пристегнули «так называемый», так и прохановский фимиам «красной» империи, и русофильское восхваление империи царской.
Но интересно посмотреть, на какие источники ссылается президент.
Здесь и солженицынский трактат «Как нам обустроить Россию» (по поводу развития местного самоуправления) и «цветущая сложность» Константина Леонтьева. Так что вдохновение все-таки пришло не от Петра Чаадаева и Владимира Соловьева и даже не от Николая Бердяева, а от охранителей.
Много раз говорилось о Русской православной церкви и «других традиционных конфессиях» как об источниках национальной идеи. Более 300 лет существования католицизма и протестантизма приезжих европейцев, так много сделавших для становления современной России, да и некоторых русских, — как корова языком слизала.
Еще одним охранительным моментом было подтверждение отсечения некоммерческих организаций (НКО) от западного финансирования. От фразы «мы должны знать, кому доверять», сказанной по поводу НКО, повеяло холодом.
Как будут финансироваться правозащитные НКО, когда за это, как минимум по головке не гладят, а как максимум можно здорово нарваться «по бизнесу», одному Богу известно.
Другие выступавшие — от Александра Проханова до левого, но вменяемого Ильи Пономарева — говорили о проектах, в которых может быть воплощена эта национальная идея. «Нам нужны храмы и военные заводы», — вещал Проханов. Пономарев был согласен на скоростной Транссиб. На вопрос, сколько он будет стоить, сначала пожал плечами, а потом неуверенно ответил: «Ну, миллиардов сто долларов».
Разговоры об «исторической энергии» России звучали тем более неубедительно, учитывая, что тот же Путин и другие ораторы признавали, что «у нас нет миллионов людей, чтобы их бросать в топку прогресса», и призывали сосредоточиться на улучшении образования и медицинского обеспечения. Это, кстати, на фоне беспрецедентного для мирного времени увеличения военных расходов российского бюджета.
Контрапунктом путинской программной речи было выступление Алексея Кудрина — трезвое, толковое, реалистичное. Защита прав человека — гражданских, социальных, прав собственника — должна строиться на реальных возможностях государства, а не на обещаниях. Без строительства институтов, в том числе и правовых, без искоренения коррупции, права людей не будут защищены, а услуги государства останутся на низком уровне.
В глобальном обществе народ проголосует ногами: как бы ни был силен национализм, любовь к языку и вере, лучшие и талантливейшие уедут в Европу и Америку, Канаду и Австралию. Разговоры об этом я вижу в том же Facebook каждый день.
Конечно, внешнеполитическая тема была гораздо более выигрышной для российского президента.
Соглашение с США по Сирии заслуженно переполнило Путина «чувством глубокого удовлетворения». Это было видно по его поведению. Шутки по поводу Берлускони, представшего перед судом «за девочек» и якобы оставшегося бы на свободе «за мальчиков», вызвали смех в зале. Путин мог себе позволить сказать то, что ни один европейский политик сказать не может: что Европа вымирает, что она утратила способность к воспроизводству без ценностей, заложенных в христианской и других религиях. С этим многие согласятся, но многие и поспорят.
Впрочем, главный тест, который скоро предстоит российской дипломатии, — получится ли вывезти из Сирии все химическое оружие. Если да (и особенно если за Сирией последует приостановка иранской ядерной программы), Россия выйдет на качественно новый уровень ближневосточной дипломатии. Но шансов, на мой взгляд, менее 30%.
Пока же Путин решил потребовать от Израиля ядерного разоружения, пытаясь рассуждать о конвенциональном преимуществе еврейского государства над соседями. Было ли заявление российского лидера «обраткой» премьеру Израиля Биньямину Нетаньяху за его поддержку американского удара по Сирии, или сигналом Тегерану, что Москва пытается его защитить, но, «сами понимаете, не всесильна», покажет время. Разборки с Израилем и американской еврейской общиной явно не в интересах Кремля.
Разговоры об угрозе «монополярного мира» игнорируют, на мой взгляд, более реальные вызовы.
Попытка изобрести эдакую новую «национальную идею» вместо уже существующего современного государства, создание трудностей для того, чтобы их героически решать, — все это Россия проходила и в конце царского режима, и при режиме советском.
Валдайский клуб на своем юбилейном заседании засвидетельствовал существующие в России ограничения, которые мешают и поиску идентичности, и развитию внешней политики. Призыв к дискуссии не привел к открытию новых перспектив.
Кроме Кудрина, мало кто говорил об уходе от сырьевой модели экономики. Кроме оппозиции, мало кто говорил о политическом разнообразии – ну, может, на муниципальном уровне, да и то с оговорками.
Сторонники жесткой линии продолжали ругать Америку. Хотя Путин и сформулировал задачу повышения конкурентоспособности общества и защиты прав человека – как это делать, мало кто знает.
Очевидно, на следующих валдайских посиделках нам придется придумывать что-то более впечатляющее.