Дивергенты как диссиденты: Голливуд предвещает тоталитарное будущее

10 апреля на российские экраны вышел «Дивергент» американского режиссера с забавной немецкой фамилией Нил Бургер. Это уже не первая за последние годы — все и не перечесть — антиутопия о мрачном грядущем страны, которая сейчас носит название США.

Антиутопии в кино бывают разных типов. Есть, например, киберпанк — вид антиутопии, в котором миром правят не политики, а мегакорпорации или искусственный разум, делающие народы рабами виртуальной реальности и создающие систему тотального контроля («Геймер» и «Суррогаты», «Матрица», «Терминатор»). Есть многочисленные произведения о постапокалиптическом мире после войн, техногенных катастроф, инопланетной агрессии — «Побеги» из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, «Безумный Макс», «Дорога», «Книга Илая», «Я — легенда», те же «Матрица», «Терминатор», недавний «Обвилион».

Но вот что симптоматично: зачастили именно политические антиутопии — в духе классического романа Джорджа Оруэлла «1984». Фильмы и книги о том, что жизнь в некогда демократических странах станет тоталитарной, абсолютно не свободной. Что к власти придут фашисты-идеологи. Что живые человеческие эмоции будут вытравливаться как зараза, любая независимая мысль будет караться, а социальная несправедливость окажется доведенной до беспредела — напомню об «Эквилибриуме», «Времени», «Судной ночи»,  «Элизиуме». Начиная с «Голодных игр» и «Дивергента» у таких фильмов новые герои — совсем юные отважные девушки (в первой картине главную роль играет 23-летняя Дженнифер Лоуренс, во второй — Шейлин Вудли, которой сейчас 22).

Утверждать, будто это случайность, значит ничего не понимать в Голливуде. Сила Голливуда в том, что он умеет тонко улавливать и точно отражать общественные умонастроения — как ожидания, так и страхи.

Коли зачастили фильмы о тоталитарном грядущем, значит в либеральном мире его стали реально бояться.

При этом не устаю удивляться, что и по сюжету, и по деталям эти антиутопии не повторяют одна другую. Это означает, что список гадостей, которые коллективное бессознательное ожидает от властей, далеко не исчерпан. Именно этот факт заставил меня прийти к убеждению: неинтересных антиутопий не бывает в принципе.

«Дивергент» в этом смысле — почти идеальный образец жанра. Его последняя треть не нужна (чистый боевик, который самому режиссеру снимать было явно скучно, ведь для смысла он не важен), но картина интересна, в ней есть  необычный поворот, и она дает повод проанализировать глобальные страхи и иллюзии современного либерального общества.

Суть в том, что после какой-то войны то ли в XXI, то ли в XXII веке, закончившейся более ста лет назад, Чикаго стал территорией чучхе  — самодостаточным экономическим и политическим пространством, отрезанным от внешнего мира защитной стеной, судя по всему, оснащенной силовым полем. Отцы-основатели нового порядка пришли к выводу, что виной войнам и вообще всему человеческому злу человеческая слабость, в частности склонность поддаваться эмоциям.

Поэтому в Нью-Чикаго, небоскребы которого полуобвалены, все подростки по достижении 16 лет обязаны избавиться от всего человеческого — пройти тест, который определит, в какую из пяти полезных фракций, существующих в обществе, они попадут: Искренность (эти люди занимаются правосудием), Отречение (ее члены помогают всем убогим — за что и сами обрели прозвище «убогие», хотя именно эта фракция формально является политическим лидером), Бесстрашие (бойцы), Дружелюбие (сельхозработники) или Эрудиция (интеллигенты чертовы).

В случае, если ты выбираешь фракцию, к которой не принадлежат твои родители, навсегда разлучаешься с отцом и матерью. Если не проявил во время экзамена никаких пристрастий, становишься изгоем — бомжом. Но обратный вариант еще хуже: если у тебя способности и пристрастия абсолютно ко всему, то бишь ты потенциально мог бы стать членом любой из пяти фракций, то ты дивергент — самый опасный человек для прекрасного светлого будущего. Потому что дивергенты непредсказуемы и неуправляемы. Не подчиняются правилам.

Даже после элементарного пересказа сюжета «Дивергента» легко классифицировать три главных страха современного западного либерального общества: страх катастрофической войны, страх утраты имеющегося благополучия и уже упомянутый страх тоталитаризма.

Детали, однако, не менее интересны, чем главное. Ориентация всей новейшей кинооруэлловщины на молодежь говорит о том, что ее создатели трезво мыслят: все реальные диктаторские режимы ставили на молодых и глупых, от гитлеровского с его югенд до сталинского с его предавшим родителей Павликом Морозовым.

Антиутопии описывают молодежь, потому что она наиболее беззащитна перед промыванием мозгов.

Далее. Дивергенты в фильме — считай, диссиденты. Западный мир, боящийся тоталитарных режимов, ставит только на диссидентов, которых нельзя зомбировать. И во многом прав.

Фашизм в фильме исходит от интеллектуалов. Это очень интересная тема для анализа. Ум и нравственность в массовой культуре не то чтобы часто, но почти всегда противоречат друг другу. Тут свой резон. Если общество относительно благополучно, ему хочется, чтобы все было как было. И неприятностей — жизненных изменений — следует ожидать лишь от умников либо тех, кто себя таковыми считает: политиков, экономистов, ученых. Особенно если они амбициозны.

В дополнение к социальным разоблачениям – политическая метафора. Управляющих Нью-Чикаго — фракцию Отречение — в «Дивергенте», как я уже сказал, обзывают убогими. А почему? А потому, что они руководят не корысти ради и живут в робах. Массовое сознание, в том числе современное, не верит в то, что политики могут быть бескорыстными, не стремящимися к собственному обогащению. А уж коли они действительно не стремятся, тогда они… убогие, истинно!

Голливуд и прежде увлекался кошмарами будущего. Но причины явно были иными.

В 1970-1990-е появление «Планет обезьян» и «Терминаторов» было принято объяснять комплексом американцев в связи с отсутствием у страны долгой истории. Такой как у Старого света. Голливуд попросту начал придумывать для Америки долгую великую историю и забрасывать ее в будущее. А история — это всегда проверка страны, ее нации, ее идеологии на прочность. Поэтому в голливудских фильмах про будущее — даже в «Звездных войнах» с их далекой-далекой галактикой — людей всегда ожидали испытания.

В 1990-е дополнительным стимулом для создания антиутопий стали перехлесты политкорректности. В антиутопиях — «Судье Дредде», «Побеге из Лос-Анджелеса» — появилась актуальная сатира: в будущем повсеместно запрещено курить (однако быстро настало такое будущее!), заниматься контактным сексом, поскольку это негигиенично, есть красное мясо, поскольку это вредно, ругаться — расставленные повсюду датчики сквернословия тут же выписывают тебе штраф.

Но ясно, что антиутопии последних лет порождены совсем другими причинами. Тема беспредельной социальной несправедливости, переходящая сейчас из одной антиутопии в другую, во многом объяснима экономическим кризисом, финансовым расслоением, усилившимся даже в наименее воровских странах. А также ростом нелегальных мигрантов, прогнозами, что скоро на Земле всего на всех не хватит, и, как следствие, поправением сознания даже в развитых западных странах.

Есть причины и более глубокие. Одна из них в том ограничении свобод ради безопасности, на которое западное общество согласилось после атаки на башни-близнецы и европейских терактов. Пусть прослушивают, следят — лишь бы мы остались живы. Другая причина: мир подсел на иглу новых технологий, которые уже сейчас, будучи примитивными по сравнению с тем, что нас ожидает 30 лет спустя, дают возможность контролировать любого — через интернет, мобильные, спутники, банковские карточки, камеры слежения.

И, конечно, либеральное бессознательное, а вместе с ним и Голливуд элементарно напуганы тем, что в мире растет количество стран с недемократическими режимами. Причем некоторые из этих стран (Китай, Сингапур, Эмираты — о России в данный критический момент умолчим) живут более чем неплохо, и их влияние на западный мир — в том числе идеологическое — явно будет усиливаться. Запада, на самом деле, очень мало. А этих стран очень много. Голливуд пугает мир грядущим мироустройством, потому что ему самому не по себе.