Каждые два года, после летних и зимних Олимпиад, на Васильевском спуске у стен Московского Кремля проводится шоу немецкого автопрома: Россия награждает своих олимпийских чемпионов. Раньше на кремлевской брусчатке бал правили «Ауди»: за Лондон-2012 давали А8, А7 и А6 согласно медальному достоинству, а за зимний Ванкувер-2010 — зимние же Q7, Q5 и A6 Allroad (серебряные призеры конькобежец Иван Скобрев и фигурист Евгений Плющенко тогда пожаловались, что Q5 для них малы и непрестижны, и потребовали замены на приличествующую их представлениям о статусе Q7).
Теперь на Васильевский спуск слетелась стая белых «Мерседесов»: за сочинское золото давали внедорожник GL, за серебро — паркетник ML, за бронзу — скромный GLK. Видимо, смена медального спонсора должна подчеркнуть еще большую близость олимпийцев к государственной власти: «Мерседес» в России — машина державная, недаром 20 лет его логотип красовался над «Домом на набережной», соревнуясь с кремлевскими звездами в открыточной панораме Москвы. По логике вещей после Олимпиады в Рио-де-Жанейро медалистов должны награждать горячими BMW, чтобы тем самым завершить парад элитной тройки немецких автоконцернов.
И пусть никого не смущает, что за победы российского спорта премируют импортными авто — не «Москвич-Святогор» же им вручать и не «Ладу», прости, господи, «Калину». «Мерседес» патриотизму не помеха, у нас под 9 мая тысячи машин немецкой сборки украшаются наклейками «Т-34», «На Берлин!» и «Трофейный» — и ничего. Гораздо важнее преемственность царской раздачи в Кремле: ритуал одаривания идет еще от времен варягов, полюдья и княжеских раздач холопам; так во время оно государь жаловал боярам кушанья, шубы и вотчины, а в сталинском спецраспределителе раздавались квартиры, дачи и пайки. Спортсмены у нас точно такое же служивое сословие в корпоративном государстве, как военные, дипломаты, коммунальщики, учителя: делят блага, осваивают ресурсы, ждут царской милости.
Их дело — тело, отданное на службу государству, тяжкая медальная страда, добыча побед во славу отечества.
В обмен государство вводит их в парламенты, общественные советы, комитеты, использует в качестве публичных представителей власти: неслучайно во время начала волнений в Крыму туда были первыми отряжены не дипломаты и эксперты, а сочинские эмиссары Роднина, Валуев и Третьяк.
Впрочем, государственная милость имеет и обратную сторону: известны кары, которым подверглись советские футболисты после проигрыша югославам на олимпийском турнире 1952 года: команду ЦДСА расформировали, тренера Бориса Аркадьева выгнали со всех постов и едва не посадили, а особо провинившихся игроков лишили звания мастеров спорта и дисквалифицировали на год. По этой логике должны были бы быть наказаны хоккеисты российской сборной, проигравшие в Сочи финнам в четвертьфинале — лишены регалий, контрактов и прочих благ, но на счастье свое они поголовно живут за пределами родины и потому не могут быть подвергнуты взысканиям по партийной линии.
В СССР олимпийский спорт был встроен в машину «холодной войны» и государственной пропаганды, медали приравнивались к тоннам зерна и мегатоннам боеголовок и призваны были продемонстрировать преимущества социализма на мировой арене. Весь спорт был отлажен под эти задачи, представляя из себя жесткую вертикаль по отбору генетически одаренных детей и их селекции в системе ДЮСШ. Не прошедшие отсев отбраковывались как неперспективные: сам занимаясь лыжными гонками, я видел множество людей, которые в 16-17 лет выполняли нормы кандидатов и мастеров спорта, но не проходили в олимпийский резерв или сажали сердце – и после этого получали отвращение к спорту на всю оставшуюся жизнь. Выжившие в отборах попадали в руки вооруженных наукой тренеров и фармакологов, и их тела доводились до биологических пределов, а иногда и преступали заданные природы границы: к чему это приводило, показал опыт братской спортивной машины ГДР, превратившей гормонами десятки спортсменок в спортсменов, так что те до сих пор меняют пол в паспортах и судятся со спортивной федерацией.
То же самое происходило в студенческом спорте: везде нужны были лучшие 5-10 человек, по которым велся зачет, а об остальных забывали — система работала только на отбор и высший результат.
Советский спорт в этом смысле был полной противоположностью кубертеновскому олимпизму: важны были только победы, а не участие.
На макушке этой пирамиды был спорт высших достижений, олимпийские циклы и олимпийские медали как символический ресурс социализма. И неслучайно сегодня в топ-листе стран с самыми крупными олимпийскими призовыми — коллеги по бывшему СССР: по итогам Лондонской Олимпиады в десятке лидеров по призовым были девять постсоветских стран, включая Россию. В Сочи самые высокие призовые заявили Казахстан, Латвия, Эстония, Белоруссия и Украина. В России, впрочем, к федеральным призовым в 4 млн рублей добавляются автомобили стоимостью от 5 млн, региональные премии размером до миллиона долларов, квартиры и прочие земные и символические блага — как, например, медаль «За укрепление боевого содружества», которую вручил новоиспеченному россиянину трехкратному победителю Олимпиады в шорт-треке корейцу Виктору Ану лично министр обороны Сергей Шойгу.
Предвижу хор возмущенных голосов: сколько можно считать деньги в чужом кармане, особенно когда речь идет о людях, положивших годы беспощадных тренировок, свои тела и жизни на алтарь олимпийских побед! Еще с советских времен в нас заложен религиозный культ «героев спорта» как новых мучеников, которые страдают за нас, слабых и грешных. Но дело даже не в том, заслужены или незаслужены, этичны или неэтичны эти призовые (едва не написал «чаевые»). Опасность в том, что щедро оплаченный медальный успех в Сочи еще сильнее законсервирует порочную советскую модель поддержки спорта высших достижений в ущерб массовости. Головокружение от сочинских успехов убедит власть, что все сделано правильно, что надо инвестировать в медалеемкие виды спорта, выращивать собственных лабораторных спортсменов или покупать иностранных тренеров и атлетов, как того же корейца Ана или сноубордиста американца Вика Уайлда. Спортивная политика полностью копирует российское правило: все решают не институты и традиции, а деньги в сочетании с ручным управлением. Такой подход может иногда сработать для решения одноразовых задач, как и произошло в Сочи, но не способен привести к долгосрочным структурным изменениям, создать устойчивую формулу успеха. Вряд ли после сочинских побед россияне станут больше заниматься спортом, а в региональных и муниципальных бюджетах вдруг появятся деньги на новые секции, спортшколы, спортивную инфраструктуру и организацию масс-стартов.
В этом смысле интересно сравнить российскую спортивную вертикаль с политикой наших ближайших конкурентов в зимнем медальном зачете — норвежцев.
Там за медали не платят ни кроны, но в стране создана совершенно другая система мотиваций, основанная на массовом спорте, культе природы и движения и на вере в Норвегию как в страну открывателей и первопроходцев. Норвежская лыжная империя держится не столько на национальной сборной, сколько на огромной сети местных клубов, которые ставят на лыжи практически все пятимиллионное население страны. Вся страна покрыта сетью освещенных лыжных трасс, в каждом муниципалитете есть ретраки для подготовки лыжни; дети идут на лыжах в школу, родители — на дачу в сопках. В зимние выходные проводятся сотни стартов, от детских забегов до многотысячных марафонов, из которых самый главный — гонка «Биркебейнер», проводящаяся с 1932 году и собирающая 16 000 участников. А когда в 2011г. в Норвегии проходил Чемпионат мира по лыжам, на трассах Холменколлена под Осло собиралось до 300 тысяч человек: не только на трибунах, но и по всей трассе, в лесу – с санями, палатками и кострами. Спорт высших достижений в Норвегии стоит на массовом движении, которое не только регулярно поставляет в сборную новых Нуртугов и Бьорген, но и производит куда большую ценность — человеческий капитал, здоровую и главное — единую нацию, где лыжи являются той самой res publica, общей вещью, национальной идеей.
Сочи своим солнцем, снегом, радостью побед тоже дал нам на две недели чувство единой страны. Но Игры кончились, и престижные иномарки на Василевском спуске еще раз подчеркнули разрыв между героями спорта и простыми смертными, богатыми и бедными, властью и населением.
Если только не считать «Мерседес» национальной идеей новой России.