Призрак бродит по Европе, призрак Brexit’a. Так, возможно, начали бы свой анализ нынешней европейской ситуации классики марксизма, живи они в наши дни. Возможный выход Великобритании из Европейского союза, не первый год время от времени обсуждаемый политическими комментаторами, приобрел конкретные очертания. Он может стать реальностью после 23 июня — наиболее вероятной даты британского референдума по вопросу о том, оставаться ли в ЕС. Новые уступки, которых добился на минувшей неделе от Брюсселя британский премьер Дэвид Кэмерон, вовсе не обязательно гарантируют победу сторонников опции «остаться».
Кэмерон вернулся с трудных переговоров с лидерами Евросоюза с видом победителя. Однако в действительности сделка, которой он добился, является вполне компромиссной. Так, Соединенному Королевству твердо и в письменном виде обещано, что оно не будет включено в процесс дальнейшей политической интеграции ЕС. Но, по большому счету, низкий уровень евроэнтузиазма Британии давно известен, и нынешнее заявление лишь закрепляет этот факт официально. Кэмерон добился существенных уступок по вопросу о социальных льготах для работающих на острове граждан других стран ЕС. Сейчас гастарбайтеры, работающие в Великобритании и имеющие детей, как и британцы, имеют право на соответствующие выплаты или налоговые льготы. Однако многие из них живут в Британии без семей, оставшихся на родине, и отсылают получаемые ими «детские», к примеру, в Польшу или Латвию. При этом объем таких выплат и льгот исчисляется, исходя из уровня жизни и расходов в Соединенном Королевстве, который заметно выше, чем на востоке Европы. Отныне все будет иначе: рассчитывать выплаты будут, отталкиваясь от стандартов родной страны иммигранта.
В области общеевропейского финансового регулирования Дэвид Кэмерон, можно сказать, проиграл, натолкнувшись на упорное сопротивление прежде всего Франции. Никаких особых правил для лондонского Сити не будет. Правда, Британия получила заверения в том, что страны, не входящие в зону евро, не будут платить взносы в разного рода «спасательные» фонды для попавших в финансовые тиски членов еврозоны — вроде многомиллиардной программы помощи Греции.
Вступление в еврозону островному государству тоже не грозит, можно сказать, ни при каких обстоятельствах.
Но, опять же, зная твердую приверженность британцев старому доброму фунту, кто мог предполагать что-либо иное? Наконец, Кэмерон заручился в ЕС широковещательной декларацией о том, что Брюссель и Лондон будут сотрудничать в деле стимулирования конкуренции и уменьшения избыточного регулирования на общеевропейском рынке. Такие обещания давались и прежде, вопрос в том, насколько быстро и эффективно они будут исполняться.
Итак, британский премьер явно не проиграл, но и для настоящего триумфа у него нет особых оснований. Именно это объяснили Кэмерону его оппоненты в рядах собственной Консервативной партии, в том числе влиятельный и популярный мэр Лондона Борис Джонсон, решивший, в отличие от Кэмерона, выступить в ходе агитационной кампании перед референдумом в поддержку выхода из ЕС. Джонсон считает, что Брюссель занимается «ползучей правовой экспансией», опутывая Соединенное Королевство все большим количеством регулирующих мер, и постепенно создает еврофедерацию, которая не сулит Британии ничего доброго.
Кэмерон всерьез рассердился на соратника и недвусмысленно намекнул, что Джонсоном движут «карьерные соображения» — имея в виду надежды лондонского мэра на будущее премьерство. Джонсон в ответ изобразил оскорбленную невинность, но исключать, что Кэмерон все-таки прав относительно его мотивов, тем не менее, не стоит.
Однозначного ответа на вопрос о том, чего больше, плюсов или минусов, сулит островитянам Brexit, не существует. С одной стороны, даже стороники прощания с ЕС признают, что в случае, если их мечта сбудется, Британию ждет экономический спад — вопрос лишь, насколько серьезный (большинство прогнозов колеблется в пределах 2%), и как скоро могут быть преодолены его последствия. В качестве преимуществ существования вне ЕС называют возможность свободного заключения торгово-экономических соглашений с неевропейскими странами, избавление Сити от правил европейского финансового регулирования и даже возможность для Британии вновь суверенно заниматься рыболовством в своих водах (сейчас и они являются частью единого рынка ЕС).
С другой стороны, за годы пребывания в Евросоюзе Великобритания однозначно переориентировала свои экспортно-импортные потоки с заморских рынков на Европу, и выход из единого экономического пространства ЕС мог бы нанести ее экономике куда больший урон, чем думают приверженцы Brexit’a. Некоторые из них, например, Найджел Фарадж, лидер радикальной евроскептической Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP), лелеют надежды на то, что Британия сможет жить по «норвежской модели»: Норвегия не входит в Евросоюз, но пользуется почти всеми преференциями участника общеевропейского рынка. Но скорее всего так не получится.
После выхода Британии из ЕС у Брюсселя не будет никаких политических стимулов к снисходительности: уходя — уходи.
Много говорится о том, останется ли в случае Brexit’a в составе Соединенного Королевства Шотландия, где нынче почти единолично правит Национальная партия (ШНП), известная своей приверженностью членству в Евросоюзе. Одни аналитики считают, что Brexit заставит ШНП вновь вынести вопрос о независимости Шотландии на референдум — и на этот раз, в отличие от 2014 года, сторонники отделения от Британии возьмут верх. Другие утверждают, что уход из ЕС станет для шотландцев не более чем удачным предлогом для того, чтобы добиться от Лондона новых уступок и дальнейшего расширения автономии — то есть сделать примерно то же, что сам Кэмерон только что осуществил в отношении ЕС.
Учитывая, что ряд исключений из правил Евросоюза (так называемых opt-outs) Лондон оговорил для себя еще во времена Маргарет Тэтчер, можно сказать, что возможный Brexit сам по себе — не такое уж крутое изменение для Европы.
ЕС потеряет страну-участника, которая никогда не была особенно горячим сторонником евроинтеграции.
Это обусловлено исторически и психологически: пребывание на острове само по себе усиливает ощущение «отдельности», а прошлое Великобритании представляет собой то и дело повторявшуюся борьбу с державами, которые пытались доминировать на континенте: Францией, Швецией, Германией, Россией. Более того, выход из ЕС стал бы красивой «кольцевой композицией», подтверждающей демократический характер британской политики: в 1975 году Британия вступила в тогдашнее Европейское экономическое сообщество тоже в результате референдума (тогда «за» проголосовали 2/3 избирателей). Однако символически уход Соединенного королевства нанесет ЕС куда больший урон, чем экономически: Британия — страна, без которой представить себе полноценный европейский проект непросто.
Поэтому можно ожидать, что в те несколько месяцев, которые остаются до референдума, Брюссель и британские сторонники членства в ЕС — а это пестрая компания «кэмероновского» крыла консерваторов, либеральных демократов, лейбористов и шотландских националистов, — сомкнут ряды, чтобы добиться выгодного для них результата. На данный момент у тех, кто хотел бы остаться в Евросоюзе, заметный перевес: по данным последнего опроса, проведенного компанией Survation, «за Европу» проголосовали бы 48% британцев, против — 33%, остальные пока не определились. Однако эти данные явно отражают всплеск проевропейских настроений, связанный с договоренностями Кэмерона с Брюсселем. В будущем баланс сил может заметно измениться, как показывают данные предыдущих опросов, в которых уже несколько раз вели сторонники Brexit’a.