На фоне продолжающегося вооруженного конфликта в Донбассе положение дел в других частях постсоветского пространства оставалось в тени. Однако недавние события в Армении показали, что Закавказье еще не раз заставит обратить на себя пристальное внимание. После того как 17 июня 2015 года Комиссия по регулированию общественных услуг страны удовлетворила заявку со стороны «Электросетей Армении» о повышении тарифов на электроэнергию на 16,7% (а изначально речь шла даже о целых 40%!), республиканскую столицу и другие города страны захлестнули протесты.
Многие политики и эксперты, увидев телевизионные картинки столкновений между участниками массовых акций и полицией, поспешили сделать выводы о повторении украинского политического опыта на армянской земле. Появился даже особый термин «электромайдан», подчеркивающий непосредственный повод для нынешней турбулентности. Но можем ли мы, следуя набору некоторых формальных признаков, говорить об «украинизации» Армении? Возможен ли социальный (и даже социально-политический) протест вне привязки к большой геополитике?
В годы моего детства большой популярностью пользовался австралийский мультфильм «Вокруг света за 80 дней». Его главный герой, спокойный и рассудительный джентльмен Филеас Фогг, давал ценные наставления своему пылкому юному другу Паспарту относительно распознавания интересующего их субъекта. Он говорил, в частности, что тросточка — это еще не мистер Фикс. Как нельзя судить о мистере Фиксе исключительно по котелку, туфлям или физической комплекции имярека. Сегодня такая методология была бы крайне полезна профессиональным «майдановедам», уверовавшим в то, что любой социальный протест — это дело рук неких «тайных сил». В Киеве и в Ереване это Госдеп, а в Молдове, например, — Кремль. Между тем такая оценка не только заведомо упрощает «картинку» (ибо при таком подходе в ней не видны уникальные для данной страны предпосылки), но и не дает адекватных выводов о том, какие уроки из возникающих кризисов извлекать.
Послушай иных комментаторов, июньские акции в Ереване — это копирование украинских методов. Между тем вся армянская позднесоветская и постсоветская история богата социально-политическими протестами без всякой привязки к Украине. Достаточно вспомнить митинги конца 1980-1990-х годов, проходившие под лозунгами «миацума» (единства Армении и Нагорного Карабаха).
В республике с трехмиллионным населением удавалось собирать миллионные акции протеста против политики тогдашнего союзного центра.
Первый президент независимой Армении после распада СССР Левон Тер-Петросян был одним из создателей комитета «Карабах», чье руководство в декабре 1988-го — мае 1989 года прошло через аресты и заключение (кстати, и их освобождение также произошло под давлением общественности). Редкие выборы в Армении происходили без оспаривания их итогов улицей. Так было в 1996, 2003 и 2008 годах. События 1 марта 2008 года даже вошли в историю под названием «кровавой субботы». При этом одни и те же лица могли выступать и как «охранители», защищавшиеся против «борцов с фальсификациями», и как оппозиционеры, добивавшиеся смены власти. И здесь снова казус Левона Тер-Петросяна (президента в 1991-1998 годах и главного «несистемного» оппозиционера в 2007-2008 годах) представляет особый интерес. А ведь помимо политических протестов в стране было немало выступлений и на жилищно-коммунальной почве, и по другим более приземленным сюжетам! Протестами Армению не удивишь. Ереванская улица была и остается важным фактором в общественной жизни страны. Считаться с ней будет любой игрок, который стремится утвердиться на армянском политическом Олимпе.
Какое же место в этом контексте занимает нынешний «электрический протест»? Есть ли в нем политическая основа? Поскольку протест обращен к власти, и даже президент, не говоря уже о полиции, чиновниках и депутатах, вовлечен во всю эту историю, без политики тут не обошлось. Понятное дело, разные политические силы изучают ситуацию, смотрят, каким образом повлиять на нее. За происходящим следят соседи и внешние игроки (что особенно важно в контексте неурегулированного этно-политического конфликта из-за Нагорного Карабаха).
Но в то же время в нем есть ряд нюансов, требующих к себе особого внимания. Во-первых, при всем богатстве оппозиции в Армении (а сегодня она представлена такими силами, как «Наследие», «Армянский национальный конгресс», старейшая партия «Дашнакцутюн» и «Процветающая Армения) над акциями в июле эти силы не спешили водрузить свой флаг. И по ходу событий они не были так активны, как украинские оппозиционеры, противостоявшие Виктору Януковичу. В фокусе событий оказалось гражданское движение «Нет грабежу!», которое насчитывает примерно 15 000 активистов.
Назвать его в полном смысле слова политическим нельзя.
Это именно гражданская инициатива. Можно говорить о ее идеологической неопределенности, а также социал-популизме. Понятное дело, что на одной борьбе с «жуликами и ворами» не построишь ни партию, ни целостную программу действий. И даже если вдруг тариф не повысят, системные проблемы в энергетике, ЖКХ и других сферах останутся. Однако правда и то, что кто-то из противников «грабительской политики» при определенном раскладе может сделать удачную карьеру.
Во-вторых, в акциях в Ереване почти не виден геополитический подтекст, хотя ряд российских СМИ пытался отыскать его во флагах ЕС, появившихся на столичных улицах. Само по себе появление такой символики мало о чем говорит. Однако этой инициативе один из координаторов протеста дал следующую оценку: «Несколько человек принесли флаги Евросоюза. Мы сразу объяснили, что им тут не место». В сегодняшних условиях внешнеполитический выбор для Армении до крайности затруднен. Ни США, ни ЕС не могут предложить Еревану такие гарантии безопасности (здесь и карабахский вопрос, и нормализация с Турцией), которые бы решительно перевесили российское предложение, имеющееся здесь и сейчас. Конечно, Армения заинтересована развивать отношения с Западом. И чтобы не допустить на этом направлении азербайджанской монополии, и чтобы привлечь ресурс влиятельной диаспоры во Франции и США. Но делать резких движений политический класс республики не хочет. И касается это не только власти, но и оппозиции. Формулу о политике как искусстве возможного еще никто не отменял.
В-третьих, в Армении существуют свои ограничители для эскалации конфликта. Нагорно-карабахский конфликт заставляет и власть, и оппозицию, и гражданских активистов с осторожностью относиться к своим действиям. Трудно предугадать, как отзовется их слово у тех, кто заинтересован в политическом ослаблении армянского государства. У Армении уже имеется застарелый конфликт, которого на Украине до «второго Майдана» не было. В украинском случае многие лидеры и активисты протеста не просчитывали возможных последствий, действуя по принципу «главное — ввязаться в бой, а там видно будет».
Таким образом, отождествлять недовольство властью с недовольством Москвой было бы крайне опасной ошибкой для России. Что, впрочем, не значит, что такого недовольства нет.
Но оно присутствует скорее не во внешнеполитической сфере, а в области внешнеэкономических отношений.
Упомянутые «Электросети Армении» — дочернее предприятие «Интер РАО ЕЭС». Понятное дело, тарифы и прочие текущие хозяйственные вопросы не инициируются по звонку из Кремля. Однако контроль над «дочками» «родители» из России могли бы вести более строгий. Понимая, что здесь не вопрос чистой экономики и бухгалтерии, а политический интерес страны. То есть та область, где на первом месте не сбор финансового урожая, а укрепление союзничества со страной, заинтересованной в таковом. И осознавая, что такой интерес не может быть гарантирован навечно. Отсюда более высокие требования к транспарентности и качеству управления. Иначе коммунально-бытовой протест может быть политизирован уже не в невыгодном для России направлении. И поэтому вместо поиска «украинских боевиков» на улицах Еревана (напоминающего чем-то знаменитую фразу Конфуция о черной кошке в темной комнате, когда ее там нет) следовало бы усовершенствовать форматы российского экономического присутствия в стране-союзнике, а также мониторить ситуацию в ней не только тогда, когда грянул очередной гром.